– Найдется у нас что-нибудь выпить?
– Выпить – это вряд ли, – хмуро отвечает кухарка. – Ничего, кроме воды. Могу заварить травяного чаю, но тогда придется подождать.
– Не надо чаю, водицы в самый раз будет, – отзывается Гастин, утирая со лба пыль и пот когда-то белым, но давно утратившим первоначальный цвет платком. – Надо же, жарища какая! И не подумаешь, что лето на исходе.
Прихватив кожаную папку, Гастин идет к крыльцу.
Доррин кивком дает Ваосу понять, что лошадь надо напоить, и паренек понимающе улыбается.
– А можно я помогу? – просит Фриза, когда Ваос, привязав лошадь к каменному столбу, берется за ведро.
– Только поосторожней с лошадкой, дочка, – наставляет Мерга.
– И ты тоже, Ваос, – подпускает шпильку Доррин.
Едва они успевают сесть за стол, как Мерга ставит перед ними две кружки холодной воды. Лидрал тоже входит, но останавливается в дверях. На ней темная туника свободного покроя и брюки.
– Гастин, – говорит Доррин, указывая на женщину, – это Лидрал, она занимается торговлей. Будет продавать то, что мне удастся изготовить или вырастить.
Мерга выглядывает во двор и торопливо выходит. Гастин кивает Лидрал:
– Рад познакомиться. Откуда ты родом?
– Из Джеллико, – отвечает за нее Доррин. – Но теперь ее склад здесь.
Гастин хмурится.
– Я полагаю, что вступительный взнос в Гильдию для странствующего торговца должен быть не больше моего.
– А... Ну, надо думать, ты можешь выступить поручителем... хотя редко бывало, чтобы ремесленники поручительствовали за торговцев, – Гастин прокашливается. – Тут такое дело, я ведь почему к тебе приехал...
– Деньги?
– Они самые. Сам ведь знаешь, Белые натравили на нас Кертис и Галлос. Совет... откровенно говоря, оказался в трудном положении.
– Сколько?
Гастин сглатывает:
– Э-э... примерно вдвое против прежнего. Стало быть серебреник с тебя и два с твоей знакомой.
– Ну, за этот год я, пожалуй, расплачусь, – со вздохом говорит Доррин, – но лишь Тьме ведомо, что будет, если это продлится.
– Понимаю, мастер Доррин. Понимаю, – бормочет Гастин, глядя при этом на Лидрал. – Но мы все равно запрашиваем гораздо меньше, чем Белые.
– Да, Белые и вправду дерут три шкуры, – с усмешкой замечает Лидрал.
– К тому же, – продолжает гильдейский чиновник, отпив глоток воды, – флот Белых лишил нас возможности плавать по Заливу и Восточному Океану. Видимо, Совету придется объявлять набор в войско, а то и вводить трудовую повинность.
– Что это такое?
– Обязанность ремесленников изготовлять все необходимое для нужд военного времени. Скажем, для кузнеца это детали подвод, упряжь... ну и все такое.
– То есть ты или работаешь на армию, или сам берешь в руки копье?
– Ну... надеюсь до этого не дойдет.
– А вот я думаю, еще как дойдет, – устало говорит Доррин. – Ладно, выправляй документы. Деньги я сейчас принесу.
Открыв папку, Гастин достает несколько листов пергамента и, вытащив пробку из маленькой чернильницы, осторожно окунает в нее перо.
Доррин, удалившись в кладовую и закрыв за собой дверь, отодвигает ларь с игрушками, за которым спрятана окованная железом шкатулка и, вынув оттуда три серебреника, возвращает все на прежнее место.
Когда он возвращается на кухню, Гастин еще скрипит пером.
– Ужасное время... ужасное, – бормочет писец, утирая лоб. Капля пота все же падает на стол, едва не попав на пергамент с непросохшими еще чернилами.
– Приятно иметь с тобой дело, Доррин, – говорит он, закончив-таки писанину и вставая из-за стола. – Равно как и с тобой, Лидрал.
Лидрал кивает.
– Взаимно, Гастин, – говорит Доррин, провожая писца во двор. Мерга оттирает сухим лоскутом грязь с голых ног Фризы и, качая головой, бормочет:
– Ни на миг оставить нельзя... сразу измажешься...
Провожая Гастина взглядом, Доррин качает головой, удивляясь тому, как можно летом разъезжать в толстой вязаной фуфайке, и возвращается на кухню, чтобы глотнуть еще водицы.
Мерга, отчаявшись оттереть дочкины ноги тряпицей, моет их холодной водой, приговаривая:
– И пока не высохнешь, чтоб с крыльца ни шагу...
– Хорошо, мамочка.
Сидящая на кухне за столом Лидрал встречает Доррин вопросом:
– С чего это ты расщедрился – взносы за меня платишь? Знаешь же, что вернуть мне нечем! – ее голос вот-вот сорвется.
– Тьма, но тебе ведь надо налаживать торговлю, – отзывается Доррин, стараясь, чтобы его слова звучали беспечно.
– Интересно, чем я, по-твоему, буду торговать?
– В этом недостатка не будет, – говорит Доррин, открывая дверь кладовой и зажигая внутри маленькую лампу. – Заходи.
– У меня в повозке – даже если ты перетащил сюда все – не было столько добра.
– Так я и сам без дела не сидел.
– А разве ты не продавал свои поделки местным торговцам?
– Кое-что и правда продавал Виллуму, но его убили Белые налетчики. Случаются у меня заказы от Джаслота и некоторых других, но им много не продать, особенно по нынешним временам. Видишь, тут маленькие игрушки, тут фигурные дверные задвижки – я мастерил такие для себя, но понаделал с большим запасом, а тут, – он смеется, – несколько сырорезок.
– Это стоит больше, чем я обычно продавала за три поездки, – говорит Лидрал, удивленно качая головой. – Зачем тебе столько денег?
– Мне надо кормить домашних, – отвечает юноша, но, испытав приступ боли, поспешно добавляет: – И паровая машина, она тоже требует расходов.
– Ну конечно, это твоя давняя мечта, – кивает Лидрал, обводя взглядом полки. – А откуда у тебя столько железа? Оно же очень дорогое.
– У меня всякий лом идет в дело. С тех, кто приносит мне лом, я меньше беру за починку. Многие кузнецы просто сваливают лом в кучу, а я его переплавляю. И Ваоса учу.
– Это стоит уйму денег, – повторяет Лидрал, снова глядя на лари и полки.
– Надеюсь, ты сможешь их выручить.
– Если смогу доставить товар в Сутию.
Доррин кивает, понимая, что выехать из Спидлара может оказаться непросто. И вернуться – тоже.
Оглядев товары еще раз, Лидрал выходит из кладовой. Доррин задувает лампу, выходит следом и закрывает дверь.
– Ты из кожи вон лезешь, чтобы раздобыть денег на постройку своей машины. Но зачем она нужна? Какой от нее прок? Кому она поможет? – спрашивает женщина, придвигая к себе кружку и, поморщившись, присаживаются на краешек стула.
– Тебе все еще больно?
– Ничего, уже терпимо... А ты, вроде бы, хотел поставить свою машину на корабль? Это возможно?
– Трудно сказать, – задумчиво отвечает Доррин. – Я думал об этом, и на моделях паровая машина работает как надо, но между моделью и настоящим судном очень большая разница.
– А чем плохи парусные суда?
– Они слишком зависят от ветра, – говорит Доррин.
– Разве это так важно?
– А разве нет? Разве корабли не застревают в пути в штиль или при встречном ветре?
– Ну... бывает, – признает Лидрал. Доррин улыбается, а она качает головой.

CXIV

– Что случилось?
– Новобранцы... нарвались на спидларскую засаду... или... Не знаю, на что они нарвались, но двое скакавших впереди оказались разрезанными пополам. А поблизости никого не было.
– Никого не было? – рычит Джеслек, ударяя кулаком по столу. – Или ты никого не видел?
– Там что, действительно никого не было? Совсем никого? – невозмутимым тоном уточняет Ания.
– Да, госпожа, – запинаясь произносит кертанский офицер но тут же поправляется: – То есть не совсем так. Вырвавшихся вперед рассекли невидимые мечи, а мчавшиеся следом налетели на упавших и попадали сами. На дороге образовался затор, и тут из каких-то укрытий выскочили вражеские лучники. Я скомандовал отступление, но... мы потеряли три полных отряда.
– Невидимые мечи? – переспрашивает Джеслек.
– Так это выглядело. Тело Байлера было разрублено на две половинки. Как кровяная колбаса.
Ания сглатывает и опускает глаза.
– А близ дороги были какие-нибудь постройки? Или что угодно, за чем можно спрятаться?
– Нет... Не помню. Разве что деревце, да и то невысокое. Там ведь лесов нет, – бормочет командир, переминаясь с ноги на ногу на грязном полу палатки. – Так что прошу прощения, но... Хочу сказать... Нам, простым солдатам, не под силу бороться с магией.
– Понятно, – медленно произносит Джеслек. – Мы что-нибудь придумаем, но мне нужно взглянуть на место происшествия, – маг склоняется над столом, и белый туман в зеркале начинает редеть.
Офицер прослеживает взгляд чародея, и глаза его расширяются, когда в зеркале появляется и тут же тонет в туманах изображение пустынной дороги.
– Ты можешь идти, – мягко говорит Джеслек.
– Слушаюсь, господин.
Широкоплечий воин в пропотевшей зеленой тунике поворачивается и, выйдя из-под навеса, направляется вниз по склону. Ания провожает его статную фигуру взглядом.
– Очередной тактический ход, – хмыкает Джеслек. – Умно, но никакой магией тут и не пахнет.
– А имеет ли это значение? – спрашивает Ания с холодком в голосе.
– Нет, конечно, – рассеянно отзывается чародей. – Но интересно, почему...
Он снова смотрит на зеркало.
– Что почему?
– Полно всяких «почему», – отвечает Джеслек. – Почему женщины равняют внешность со способностями, почему солдаты, по большей части, неспособны думать, почему те, кто строит козни, надеются, что их не разоблачат...
Он смеется, и над травой колышется туман.

CXV

Лидрал взбирается на сиденье. Упряжная лошадь ржет, вьючная ей вторит.
– Будь осторожна, – говорит Доррин, пожимая затянутую в перчатку руку женщины.
– Это само собой, но думаю, никаких затруднений не будет. Корабль сутианский, а Белые пока воздерживаются от враждебных действий против Сутии или Сарроннина. Но это пока, так что чем дольше я буду ждать, тем опаснее может стать поездка. Кроме того, – голос ее начинает звучать надрывно, – что мне еще делать? Сидеть здесь и проклинать их за то, что они с нами сделали?
– Возможно, это было бы лучше.
– Возможно, но я не могу сидеть на месте. Надо зарабатывать деньги, а в Спидларе нынче никакой торговли нет.
– Ты уезжаешь не поэтому.
– Да. Я уезжаю потому, что не могу оставаться рядом с тобой. Мне нужно время, чтобы подумать и разобраться в себе, а тебе – чтобы поработать без помех над твоей машиной да помочь Бриду с Кадарой.
– Когда она уезжает? – звонкий голосок Фризы доносится со стороны козьего загона. Первую козочку, родившуюся у Зилды, Рейса подарила Доррину.
– Слышишь? – с улыбкой говорит Лидрал. – Даже дитя понимает, что мне нужно ехать.
– Ты хоть к осени вернешься?
– Надеюсь, что вернусь пораньше. Все зависит от кораблей, погоды и от того, как хорошо будут продаваться твои поделки.
Доррин улыбается, завидев, как в ее глазах вспыхивают яркие огоньки.
– А ты не скучай, любимый. Во всяком случае, теперь у тебя будет возможность отсыпаться на удобной кровати.
Лидрал берется за вожжи, и юноша в последний раз крепко пожимает ее руку. Повозка направляется вниз по склону, к нижнему городу и гавани, где стоит у причала сутианский корабль. Доррин провожает ее взглядом, пока она не скрывается из виду. Его ждут грядки, где Рилла прореживает свежий бринн и звездочник, посадки которых расширяются с каждым годом.
– Сдается мне, – говорит целительница, когда он подходит, – в эту зиму нужда во всякой зелени будет еще больше, чем в прошлую. Сколько всего ни посади, на всех не хватит.
– Еды, может, и хватит, – отвечает он, – овощи да коренья нынче выращивают многие. А вот целебные травы нам очень даже понадобятся.
– Да, – кивает Рилла, – для тех, кто уцелеет. А многие домой не вернутся. Я рада, что мой Ролта моряк.
– Все твердят насчет обложения на нужды армии, но...
– Прежде чем что-то сдавать, надо что-то вырастить, а мы пока только сажаем. Но в любом случае, даже после того, как мы сдадим что положено, запас снадобий у нас останется. Ты ведь и прошлогодних трав насушил.
– Но кое-что я отправил с Лидрал.
– Поступи ты иначе, я назвала бы тебя дураком, – говорит с улыбкой старая целительница. – Ладно, давай-ка за дело. Ты готов сводить бородавки да заживлять ожоги?
Доррин вздыхает.

CXVI

– Копай, чтоб тебе сдохнуть! – рявкает Кадара.
– Я солдат, а не паршивый батрак! – негодует боец с лопатой.
– Не станешь копать, будешь дохлым солдатом.
– Не воинское это дело... – ворчит другой боец, однако лопаты не бросает.
Едва поднявшееся над восточными равнинами солнце играет на коротких рыжих волосах Кадары. Выше по склону еще три солдата роют траншею, а двое других присыпают землей тяжелые валуны.
– Зачем мы это делаем?
– Чтобы навсегда отвадить этих кертанских идиотов от наших дорог.
– Уж не знаю, что хуже... – бормочет кто-то из бойцов, отворачиваясь от суровой, вооруженной двумя мечами женщины.
Не обращая внимания на ропот, рыжеволосая воительница следит за тем, как углубляется яма, которая будет наполнена водой.
Выше по склону окапываются лучники.

CXVII

Доррин внимательно следит за накалом и переносит заготовку на наковальню, когда металл приобретает оранжево-красный оттенок. Выковать нужный для механизма восьмиугольник куда сложнее, чем мастерить скобы или гвозди. К тому времени, когда юноша откладывает молот, глаза его заливает пот. Работа над машиной, как всегда, заняла намного больше времени, чем ему бы хотелось.
Наконец, склепав точными ударами молота две части детали, Доррин кладет ее на кирпичи рядом с горном, а сам выходит из кузницы и, щурясь в лучах послеполуденного солнца, бредет на кухню, чтобы попить воды.
Дождей не было довольно давно. Пруд обмелел. Мысли Доррина снова и снова обращаются к Лидрал. Скорее всего, ничего дурного с ней не случилось – во всяком случае его чувства не отмечают страха или боли, – однако за прошедшие с ее отъезда полтора месяца он не получал от нее никаких известий. Правда, рассчитывать на них и не приходилось: слишком мало кораблей швартуется теперь в Дью или в Спидларе. Добавило тревоги и известие о падении Аксальта. Подумать только, Белые чародеи запросто обратили могучую крепость в груду битого камня, а Брид с Кадарой не перестают оказывать им сопротивление.
Мерга с довольным видом сообщает:
– У нас сегодня суп из баранины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75