Хегл нерешительно переминается с ноги на ногу.
– Может быть, здесь меня научат обращаться с клинком, – замечает девушка.
Открыв тяжелую дубовую дверь, Оран придерживает ее, пропуская своих спутников вперед. Некоторое время все трое неподвижно стоят снаружи; наконец Доррин набирается духу и делает шаг вперед. Одновременно на противоположном конце небольшого холла появляется женщина – белокурая и мускулистая, ростом чуть уступающая Доррину. По ее строгому лицу невозможно определить ее возраст.
– Привет, – говорит она музыкальным голосом.
– Привет, – склоняет голову Доррин.
– Приветствую тебя, магистра, – произносит Оран.
– Слушай, ты, высокопарный осел, – фыркает женщина, – меня пока еще зовут Лортрен. Можно подумать, будто тебе не известно, как я отношусь к дурацкой манере разводить церемонии между взрослыми людьми.
Оран слегка кивает:
– Это мой сын Доррин, а это – Кадара, дочь присутствующего здесь Хегла.
– Прошу в кабинет, – с этими словами магистра поворачивается и исчезает за дверью. Хегл вопросительно смотрит на Орана, который молча следует за ней.
– Не исключено, что она мне понравится, – шепчет на ходу Кадара.
– Все может быть, – бросает в ответ Доррин, переступая порог помещения, почти сплошь заставленного множеством книг. Между стеллажами оставались лишь узкие проходы. Примерно в тридцати локтях от двери стеллажи уступают место свободному пространству, на котором размещаются три стола. На одном красуются два чайника, над которыми поднимается пар, и поднос с простыми булочками без начинки. К столу придвинуто шесть стульев.
Доррин не ел с самого полудня, и ему очень хочется верить, что Лортрен не услышит, как забурчало у него в животе.
– Рассаживайтесь кому где удобно, – предлагает магистра и кивает в сторону чайников: – Горячий сидр и чай. Угощайтесь, кому что по вкусу.
Оран берется за чайник. Она тихонько откашливается и начинает:
– Некоторые называют наше заведение «Академией Драчунов и Болтунов». Или «Школой Софистов-Головорезов». Ну что ж, с точки зрения большинства жителей Отшельничьего, эти названия справедливы. Мы стараемся научить пониманию того, что стоит за всяким знанием, а заодно помогаем ищущим это понимание получить навыки обращения с оружием. И то и другое так или иначе необходимо. Ты, – ее взгляд обращается к Доррину, – понимаешь, почему?
– Нет, магистра.
– Ну что ж, я не стану вытягивать из тебя ответ. Это придет позже. Но самый простой ответ заключается в том, что человек, понимающий что к чему, нередко огорчает других людей, особенно в местах вроде Нолдры или Кандара. А огорченные люди вместо того, чтобы попытаться устранить причину огорчения, нередко пытаются сорвать обиду на тех, кто их огорчил. Вот тут, – ее черные глаза на миг вспыхивают, – навыки самозащиты могут оказаться не лишними.
– Ты... ты тут помянула Кандар... – нерешительно произносит Хегл.
– Да, наши ученики по большей части отправляются в Кандар или в Нолдру. А иные даже в Африт. Чаще всего – в Хамор.
– Но почему? – спрашивает, словно между делом, Оран, хотя ответ ему, скорее всего, известен.
– Потому что к нам обычно попадают люди, не склонные принимать что-либо на веру. И одних только наставлений им частенько оказывается недостаточно.
Доррин хмурится. Уж не является ли эта Академия местом подготовки смутьянов к изгнанию? Однако свою догадку парнишка оставляет при себе, разумно рассудив, что едва ли улучшит свое положение, высказав ее вслух.
– Ты хочешь сказать, что твои ученики, они... они вроде как сплошь смутьяны? – спрашивает Кадара ломким, срывающимся голосом.
– Не без того, но мы все такие. Я сама когда-то была еще той смутьянкой. Из любого нарушителя спокойствия может выйти толк, но для этого, помимо поучений и знаний, требуется и хорошая доза здравой реальности.
Доррин отпивает чаю и надкусывает булочку.
Хегл переводит взгляд с гладкого лица белокурой магистры на дочь, потом на мага воздуха и лишь после этого нерешительно произносит:
– Хотелось бы мне...
– Тебе хотелось бы знать, правильно ли ты поступил, решив направить дочку сюда? Мне тоже. Вообще-то это не самая лучшая идея. Другое дело, что любые другие варианты еще хуже, – мелодичный голос обретает твердость. – Что обычно бывает с сеятелями хаоса?
– Их отправляют в изгнание, – отвечает кузнец.
– А что обычно делает человека сеятелем хаоса?
Кузнец молча пожимает плечами.
– Неудовлетворенность жизнью, – отвечает за него маг.
– Это как раз то самое, – подтверждает магистра.
– Выходит, из-за того, что мне не нравится, как кто-то распоряжается моей жизнью, меня напичкают всяким вздором и спровадят в Кандар? – негодует Кадара.
– Не совсем так. Ты получишь знания, позволяющие тебе жить в Кандаре или Нолдре, а уж потом, столкнувшись с реальностью, ты решишь – годится ли для тебя то, что может предложить Отшельничий. И тебе еще повезло – твои родители могут оплатить обучение. Многим приходится обойтись напутствием и местом на судне.
Доррин ежится. Ни о чем подобном он раньше не слышал. Переглянувшись, молодые люди косятся на родителей, но те оставляют молчаливые вопросы своих чад без ответов.
– Ну и хватит об этом, – говорит Лортрен, вставая. – Вы оба можете идти, а ребятам я покажу их комнаты, – голос женщины звучит доброжелательно и любезно, но Доррин неожиданно понимает, что теперь от нее зависит его будущее, а возможно – и жизнь.
– Э... как... где? – запинаясь, бормочет кузнец.
Лортрен едва заметно улыбается:
– Если хочешь узнать, где да как будет жить твоя дочка, идем. У нее будет комнатка, хоть и маленькая, но отдельная.
Хегл делает шаг следом за дочерью. Доррин оглядывается на отца. Он легко понимал его без слов, хотя и не собирался становиться магом.
– Предпочитаешь, чтобы я не ходил?
– Да, – подтверждает Доррин. – Тем паче что, в отличие от Хегла, ты прекрасно знаешь, как выглядят эти комнаты.
– Паренек-то, я гляжу, у тебя с характером, Оран, – усмехается магистра. – Не шумливый, но решительный.
– Слишком решительный, что ему не на пользу.
– До свиданья, – говорит отцу Доррин, забрасывая котомку на спину. Все выходят, лишь один Оран остается возле стола.
Лортрен ведет троих своих спутников по коридору к двери, за которой начинается крытая галерея.
– Нам туда, – магистра указывает на двухэтажное, крытое черепицей строение с узкими окнами, стоящее выше по склону.
Доррин считает окна – по десять на каждом этаже. Если его прикидки верны, в здании могут разместиться сорок учеников.
– Учащиеся селятся только здесь? – спрашивает он.
– Нет, хотя там живет большинство, – отвечает Лортрен. – Жестких требований на сей счет нет, но Академия расположена довольно далеко и от Экстины, и от Края Земли, а наши студенты очень заняты.
Лортрен спускается вниз и торопливо, чуть ли не бегом, направляется по мощеной дорожке к жилому корпусу. Чтобы не отстать, приходится ускорить шаг и Доррину с Кадарой.
– А как долго нам придется учиться?
Лортрен смеется – так же музыкально, но с хрипотцой.
– Возможно, с полгода, но это зависит и от тебя.
– А как часто набираются группы?
– Новые группы приступают к занятиям каждые шесть-восемь восьмидневок. Обычно у нас одновременно занимаются три-четыре группы, каждая на своей стадии обучения, – бросает на ходу женщина. Коль скоро ей приходится обучать примерно по восемьдесят юношей и девушек в год, такие вопросы для нее, надо полагать, привычны.
Вокруг тихо. Слышится лишь дыхание, топот ног, шорох ветра в ветвях да непрерывный отдаленный шелест набегающих на белый песок волн.
Взбежав на каменное крыльцо, Лортрен останавливается перед дубовой дверью.
– Кадара, – говорит она. – Хочешь, подожди здесь, а нет – можешь подняться с нами. Доррин, твоя комната наверху, в конце.
Она открывает дверь. Доррин проходит внутрь, и Кадара, помешкав, следует за ним. Присоединяется к ним и Хегл. Каменная лестница и сумрачный коридор приводят к последней двери.
– Замков не положено, только задвижка, – говорит магистра, открывая ее и пропуская Доррина в помещение.
Комната невелика, не более семи локтей в длину и чуть более пяти в ширину. Всю ее обстановку составляют стоящие на голом каменном полу платяной шкаф, письменный стол с единственным выдвижным ящиком, стул и койка – тонкий тюфяк; в изножии сложены простыня и толстое бурое одеяло.
– Небогато, но все необходимое есть. По четвертому колоколу – кстати, колокол созывает на обед – ты встретишь меня в библиотеке, и я познакомлю тебя с прочими правилами и с твоим расписанием. К тому времени должны прибыть и остальные, во всяком случае, – большинство. Пока, кроме тебя, собрались еще трое. Можешь чувствовать себя совершенно свободным, расхаживать по всей территории, заглядывать в любые комнаты – хотя я посоветовала бы сперва постучаться, – она делает паузу. – Вопросы есть?
– А что будет, если я возьму и уйду отсюда?
– Ничего.
– А если сунусь, куда не положено?
Лортрен хмыкает:
– Суйся куда угодно. Конечно, если ты помешаешь чьей-то работе или занятиям, люди могут рассердиться. Но это твоя проблема. В оружейной ты можешь по неосторожности пораниться, но, опять же, и это твоя проблема. Никаких секретов. У меня нет намерения объяснять все правила каждому по отдельности. Перед обедом соберемся, и я сообщу вам то, что считаю нужным. Ну а теперь, – магистра поворачивается к дверям, где стоит в ожидании Кадара, – пойдем. Отведу тебя в твою комнату.
Они выходят. Шаги удаляются и стихают.
Оставшись в одиночестве, рыжеволосый парнишка морщится – воздух в комнате затхлый. Протянувшись через столешницу, он открывает окно. А распрямившись, стукается головой о масляную лампу.
Окно выходит на восток. Хотя растущие за Прибрежным трактом деревья загораживают обзор, юноша знает, что там на многие кай до самого Края Земли тянется белый песчаный пляж, на который с плеском набегают пенящиеся волны Восточного Океана.
Наконец паренек развязывает свою котомку, чтобы переложить в шкаф сменное белье и одежду.

VIII

– Наверное, я обязана этим тебе, – говорит Кадара, выйдя с Доррином на открытую террасу, но не глядя в его сторону.
– Мне?
– Ну... – девушка ступает на плитняк ведущей к библиотеке дорожки. – Если бы тебе не взбрело в голову научиться кузнечному ремеслу, наши отцы никогда бы не познакомились.
– Может быть... – бормочет он, хотя сам сомневается. Как может быть, чтобы соседи – да так и не познакомились?
Порыв соленого восточного ветра подхватывает рыжие пряди Кадары, бросая их в лицо Доррина.
– Не возражаете, если я к вам присоединюсь?
Оглянувшись, Доррин видит широкоплечего русоволосого парня в серых штанах и голубой крестьянской рубахе с длинными рукавами.
– Мы на собрание.
– Знаю, я и сам новичок. Меня Бридом звать.
– Доррин, – на ходу произносит юноша.
– Кадара.
– Я из Лидклера, это в холмах над долиной Фейн. Наше селение маленькое, о нем никто... ну, почти никто даже не слышал. А вы откуда будете? Небось, родня? – вопрос Брида сопровождается открытой улыбкой. Порыв ветра сбрасывает на глаза русую челку, и широкая – вдвое шире Дорриновой – ладонь откидывает ее назад.
– Мы из Экстины, – говорит Доррин.
– Брат с сестренкой, а?
– Ну, это вряд ли, – фыркает Кадара.
– Э... Волосенки-то у вас... Вот я и подумал...
– Это просто совпадение. Я насчет рыжих волос.
Облачко загораживает низкое солнце, и на дорожку падает тень.
– А эта... Экстина ваша, она разве не близко к Краю Земли? По-моему, это недалеко отсюда, я по пути, вроде бы, приметил указатель...
Кадара отмалчивается.
– Да, – отвечает Доррин уже перед самой дверью Академии. – Всего в десяти кай к северу.
Девушка проскакивает вперед и захлопывает тяжелую дубовую дверь перед самым носом у Доррина.
– Она вроде как не в духе, да? – спрашивает Брид.
Доррин молча открывает дверь.
– Да вы, я гляжу, оба не в духе, – замечает юный богатырь.
– Точно, – соглашается Доррин. – По правде сказать, ни я, ни она сюда не рвались. И от этого не в восторге.
Кадара уже открывает дверь, за которой находится библиотека.
– Уж она-то точно не в восторге, – говорит Брид с некоторым оттенком удивления в глубоком, сильном голосе. – Правда, это ничего не изменит.
– Тут ты в точку попал, – ухмыляется Доррин, проникнувшись неожиданной симпатией к приставучему, но добродушному здоровяку. – Я тоже так думаю.
Он останавливается, примечая по обе стороны холла две расчерченные пробковые доски. Слева каждой столбиком выписаны цифры – не иначе как часы, а в клеточки вписаны слова. Что-то подобное, расписание назначенных встреч, имелось у его отца. Но задерживаться некогда, и Доррин спешит в библиотеку.
Там за двумя столами уже сидят три женщины и четверо мужчин. Стол у окна остается свободным. Глубоко вздохнув, паренек протискивается бочком к дальнему столу и пристраивается рядом с Кадарой. Слева от него стенка. Брид занимает крайнее сиденье за другим столом и подмигивает Доррину.
По другую руку от Кадары сидит плотная молодая женщина в чрезмерно яркой оранжевой блузе. У нее темно-каштановые волосы и бледное веснушчатое лицо. Сбоку от нее расположился долговязый парень с длинными черными волосами, одетый в мешковатый комбинезон.
– Приветствую.
Появление Лортрен заставляет Доррина оторваться от разглядывания товарищей по учебе. Светловолосая магистра останавливается рядом с приоконным столом, и ее черные глаза озирают десятерых собравшихся.
– Меня зовут Лортрен. Нравится вам это или нет, но на протяжении следующего полугодия я буду заниматься с вами и постараюсь помочь вам понять, кто вы такие и что собой представляете. Вам, – тут ее губ касается легкая улыбка, – наверняка кажется, будто уж про себя-то вы знаете все, что нужно. Но это заблуждение. Будь это так, никто из вас здесь бы не оказался. Каждый из присутствующих обладает тем или иным дарованием, хотя, конечно, потенциальных мастеров хаоса среди вас нет.
Темные глаза снова обегают группу, и Доррин невольно ежится на жестком стуле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75