– Смело сказано, Мирал!
– Я поддерживаю Мирала, – негромко произносит хрупкий с виду чародей с короткими каштановыми волосами. – Прославленный Джеслек и благородный Стирол приложили немало сил, дабы улучшить жизнь нашего народа. Можем ли мы поступить иначе?
– Что в этом для тебя лично, Керрил?
Мягко улыбнувшись и выждав, когда уляжется шум, Керрил произносит:
– Притом, что столь уважаемые персоны, как Джеслек и наш Высший Маг Стирол, сочли возможным выразить озабоченность... как насчет выживания?
Он усмехается, спускается с невысокой трибуны и протискивается в угол.
Зал обегает нервический смешок.
– Хоть я и не буду столь прямолинеен, как славящийся обычно своей деликатностью Керрил... – начинает следующий выступающий, мужчина с седыми волосами, но совершенно лишенным морщин, чуть ли не херувимским лицом.
Керрил останавливается рядом с рыжеволосой женщиной.
– Весьма эффектное выступление, – говорит она.
– Рад это слышать. Надеюсь, эффект оказался именно таким, на какой рассчитывали ты и благородный Стирол, – говорит он с улыбкой. – Или, правильнее сказать, – тот, какого желала ты.
– Ты мне льстишь, – произносит Ания, улыбаясь в ответ.
– Едва ли. С твоими способностями... – он пожимает плечами. – Возможно, когда-нибудь ты станешь Высшим Магом.
– Чтобы стать Высшим Магом в наше время, могут потребоваться... весьма специфические способности.
– Это, безусловно, справедливая точка зрения, которую неоднократно и охотно высказывал Джеслек. Однако меня больше устроила бы ты.
– Женщина на посту Высшего Мага! – говорит Ания чуть ли не со смехом. – Право же, ты оказываешь мне высокую честь.
– Я просто признаю твой талант, госпожа, – отзывается Керрил с вкрадчивой улыбкой.
– Ты... ты очень мил. Не согласишься ли поужинать со мной завтра вечером?
– Чего хочешь ты, того и я.
– Ты так учтив и любезен, Керрил!
– Всякому, кто не слишком силен в магии хаоса, учтивость жизненно необходима.
– Я рада, что ты это понимаешь.
Повернувшись, Ания направляется к широкоплечему магу с квадратной бородой.
Керрил с тонкой улыбкой кивает бородачу.

XLVI

Доррин едет верхом, насвистывая, хотя и промок под дождем, несмотря на водотталкивающую пропитку кожаного плаща. На восточной стороне дороги он видит поникшие под долгими ливнями золотистые колосья. Юноша отчаянно фальшивит, но лучше уж насвистывать, чем сетовать да стенать. Погода стоит такая, что все вокруг размокло, повсюду лужи и, главное, запас древесного угля у Яррла подходит к концу. Уголь доставляют из лесов Туллара, но размытые дороги совершенно непроходимы для тяжелых подвод.
Однако, направив чувства к тяжелым западным тучам, юноша улыбается. Дожди скоро прекратятся. Правда, когда Меривен, встряхнув гривой, обдает его лицо пахнущими конским потом брызгами, улыбка куда-то исчезает.
Его поясной кошель приятно оттягивают три золотых, которые переслала ему через Джардиша Лидрал. Выручка за модель дисковой пилы. Три золотых за какую-то модель! Может быть, Лидрал прислала ему больше денег, чем получила сама?
Так или иначе, у него есть на продажу еще несколько изделий. Пожалуй, стоит предложить что-нибудь здешнему торговцу редкостями и диковинами – Виллуму. Тогда, во всяком случае, можно получить более точное представление об их стоимости.
С этими мыслями Доррин направляет Меривен на травянистую тропу, что ведет к лесопилке Хеммила.
– Нет, ты когда-нибудь видел такую поганую погоду?! – орет Пергун вместо приветствия, едва только Доррин появляется в дверях. – Виноделы толкуют, что дожди погубят виноград, фермеры не могут вывезти урожай с полей. Наша работа тоже стопорится – заказчики не вывозят пиленый лес, потому как проселочные дороги непроходимы. А у вас как дела?
– Да примерно так же. Дожди зарядили как раз перед тем, как мы хотели запастись древесным углем.
– Ну а к нам зачем пожаловал? Опять за обрезками?
– Нет, на сей раз мне нужен хороший кусок лоркена, длинный и примерно вот такой толщины, – он показывает пальцами диаметр.
– За лоркен Хеммил сдерет с тебя втридорога.
– Догадываюсь, но что поделаешь? Где у вас эта древесина?
– На том конце, что со стороны хозяйского дома. Я тут занят, из-под пилы опилки выгребаю, так что ищи что тебе нужно сам и приходи сюда.
Найдя штабель черного дерева, Доррин прощупывает бревна чувствами, пока не находит подходящую жердь. Один ее конец, с подгнившей сердцевиной, безнадежно испорчен, но в целом орясина в шесть локтей длиной неплоха – прямая и достаточно прочная. Вытащив жердь, юноша направляется с нею к пиле. Из ямы вылезает потный, облепленный мокрыми опилками Пергун.
– Вот, подобрал. Как думаешь, сколько это может стоить?
– Самое меньшее серебреник. Лоркен растет очень медленно.
– Медяк еще куда ни шло... – говорит Доррин, глядя в сторону и качая головой. – Но серебреник за жердину! Пергун, имей совесть.
– Полсеребреника, и считай, что более выгодной покупки тебе не сделать во всем Кертисе. Хеммил вообще не любит продавать лоркен.
– Два медяка, но только если ты обтешешь жердь по моей мерке.
– Ох, Доррин, в травках-цветочках ты, может, и разбираешься, но столярная древесина стоит дороже. Четыре медяка – и то лишь потому, что ты целитель.
– Не пойдет, – отзывается Доррин, роясь в кошельке. – У меня всего три с половиной, не считая медяка на еду.
Виски его тут же сжимает сильная боль: в кошельке и вправду других монет нет, но большая часть его денег отдана на хранение Рейсе.
Пергун, супясь, пожимает плечами:
– Не стоило бы, конечно, но коли это все твои деньги... Помоги-ка мне перетаскать эти обрезки к мусорному ларю.
– С превеликим удовольствием.
– Эх, надо было тебя раньше в дело запрячь! – смеется чернобородый подмастерье.
Доррин улыбается в ответ, прикидывая, сколько еще работы – и с деревом, и с металлом – ждет его впереди. Уверенности в том, что все выйдет как задумано, у него нет, однако ему кажется, что посох из гармонизированного дерева в сочетании с гармонизированной черной сталью будет гораздо лучше.

XLVII

Доррин ставит на письменный стол шкатулку из красного дуба, довольно незатейливую, если не считать барашковых петель, которые ему пришлось переделывать дважды, прежде чем получилось как надо. Да еще и изготовить такие же для Яррла в уплату за металл. Раньше Доррин даже не задумывался над тем, сколь тяжелым и дорогим материалом является железо. Прут длиной в локоть и толщиной в большой палец весит полтора стоуна, а стоит почти три медяка – больше, чем обед в некоторых трактирах. Тут уж всякий лом в дело пойдет.
Юноша еще раз проводит масляной тряпицей по дубовой крышке. Внутри на стеганой подушечке, подаренной ему Рейсой и Петрой в благодарность за маленький железный цветок, находится модель фургона, приводимого в движение пружиной. Очередная неудача – пружинный двигатель оказался сложным в изготовлении, ненадежным и, главное, непригодным для повозки в натуральную величину. Однако Доррину не впервой учиться на своих ошибках.
Засунув шкатулку в потертую седельную суму, юноша выходит в туманную дымку ранней осени и тут же начинает чихать: воздух полон пыли, поднятой при молотьбе.
В кузнице гулко ухает молот Яррла: во время уборочной страды мастер получил немало заказов на починку косилок, конных грабель, колесных ободов, осей и тому подобного. Он не хотел отпускать подмастерье, однако юноша обещал, что потраченное на поездку в город время отработает вечером. Владельцы мелочных лавок закрывают свои заведения задолго до заката.
Оседлав Меривен и пристегнув добавочную суму, Доррин выводит кобылу из сарая. Снаружи тепло, сухо и пыльно. Рейса машет ему рукой. Она вышла проверить сетку с разложенными для просушки фруктами. Доррин улавливает запах застывающего сиропа из ябрушей и персиков.
Выехав на дорогу, он пристраивается позади двух возов с сеном. Оба скрипят, а у одного еще и вихляет правое заднее колесо.
– Эй, у тебя заднее колесо не в порядке, – говорит юноша, поравнявшись с возницей.
– Спасибо, приятель, но скажи это Оструму – тупому придурку! Ему, вишь, приспичило отвести это сено в казармы стражи, пока держится хорошая цена!
Движение на тракте оживленное, дорога вовсю пылит, и Доррин вконец расчихался. Любопытно: сажа и дым кузницы ему нипочем, а вот пыль, хоть дорожная, хоть с полей, доставляет немалое беспокойство.
Полегче становится лишь в черте города, где дорожная глина сменяется каменным мощением. Проезжая мимо заново отстроенной «Пивной Кружки», юноша видит все ту же женщину-попрошайку, по-прежнему выпрашивающую медяки. Правда, солдат у таверны в такую рань нет.
Мелочная лавка Виллума представляет собой длинное приземистое строение, притулившееся в стороне от торговой площади и причалов нижнего Дью. Вывеска, на которой изображены две перекрещенные свечи, подновлена и заново покрыта лаком.
– Могу ли я видеть мастера Виллума? – с вежливой улыбкой обращается Доррин к стоящему за прилавком человеку.
– Хозяин не любит точить лясы попусту. Признает только деловые разговоры.
– Я как раз по делу.
– Знаю я, какие дела могут быть у целителя, – говорит малый за прилавком, приглядываясь к коричневому одеянию юноши. – Имей в виду, на бедных у нас не подают.
– Я вообще-то кузнец, работаю на Яррла.
– Не больно-то ты утруждаешься, коли посреди рабочего дня торчишь здесь.
– Я буду работать после того, как ты давно уже поужинаешь и ляжешь спать, – выдавливает улыбку юноша. – Но если кому-то нужно потолковать с лавочником, разумнее будет явиться к нему днем, когда лавка открыта.
– Звучит рассудительно, парнишка, – раздается добродушный голос, и в помещении появляется светловолосый толстяк в ярко-зеленой рубахе и коричневых брюках. Его живот нависает над широким ремнем так, что почти закрывает массивную бронзовую пряжку. – Так что ты хочешь продать?
– Я бы сказал, одну диковину. Мне говорили, что в твоей лавке торгуют всякими редкостями.
– Верно, приятель, так оно и есть. Я объезжаю все северные порты, продаю и покупаю разные необычные штуковины. Это мой заработок. А что у тебя за вещица?
Доррин ставит на прилавок шкатулку.
– Шкатулочка? Неплохо сработана, особливо петли, но Петрон, столяр, делает лучше. И уж это всяко не диковина.
Доррин открывает крышку и показывает фургончик.
– Хм... фургон. А где лошадки?
Поставив модель на ровный прилавок, юноша поворачивает заводную ручку. Фургончик катится к дальнему концу.
– Магия... – шепчет из угла приказчик.
– Никаких чар, – качает головой Доррин. – Только нехитрая механика. Там, внутри, маленькая пружинка.
Он сдерживает улыбку, когда Виллум поспешно закрывает удивленно разинутый рот.
– Кто ты, как ты сказал?
– Доррин. Работаю на Яррла.
– А, это пришлый кузнец!
Доррин кивает. Но допрос еще не окончен:
– А как вышло, что ты обрядился в коричневое? Ты же, вроде бы, подмастерье.
– Я еще и целитель.
– Кузнец-целитель. Целитель-кузнец с самоезжей диковиной! Это стоит серебреника... Просто на память о встрече с таким необычным малым.
Доррин убирает модель в шкатулку, но крышку оставляет открытой.
– Диковины интересны, молодой человек, но на них не так много покупателей. Я взял бы эту штуку лишь для того, чтобы все знали – у Виллума чего только нету. Но кому я ее смогу продать?
– Я, скажем, предложил бы ее одному из членов Спидларского Совета как редкостный подарок для сынишки. Впрочем, она сгодится и в дар Сарроннинскому двору.
– Звучит недурно.
– Так ведь и работа хорошая. Достойная торговца с такой репутацией и такими связями, как у тебя, почтеннейший Виллум. Однако, – Доррин закрывает шкатулку, – я предпочел бы...
– Постой. Мне кажется, пять серебреников...
– Последняя моя модель была продана в Тирхэвене за три золотых.
– С тобой, я гляжу, не поторгуешься, – кисловато замечает Виллум.
– Да, мастер Виллум, торговаться я не умею. Но учти, что и моделей я делаю немного, и они все разные.
– Ладно, возьму за три золотых, но вместе со шкатулкой.
– Со шкатулкой? – хмурится Доррин. – Чтобы выстелить следующую, мне придется добыть несколько локтей хорошей ткани.
– О свет! – смеется Виллум. – Три локтя ткани ты получишь в придачу. Роальд! Принеси парню отрез того сутианского бирюзового бархата.
– Я так понимаю, бирюзовый цвет не пользовался спросом, – замечает Доррин, пряча ухмылку.
Виллум не отпирается:
– Откуда мне было знать, что, по слухам, такой цвет носила какая-то колдунья с Отшельничьего? Одна старуха распустила на сей счет сплетни, и никто не стал покупать этот бархат на платье. Но чтобы выстелить шкатулку, он подойдет.
Роальд приносит кожаный кошель и завернутый в рваную мешковину рулон бархата. Виллум открывает кошель и отсчитывает три золотых, которые перекочевывают в кошель Доррина.
– Когда ты сможешь смастрячить еще диковину?
– Как верно заметил твой человек, – усмехается юноша, – в кузнице по горло повседневной работы.
– Может, оно и к лучшему, – улыбается Виллум. – Всего доброго, молодой человек.
Доррин наклоняет голову.
– Всего доброго, мастер Виллум.
Над северным океаном начинают собираться тучи, но они сулят лишь легкое похолодание.
Недалеко от того места, где каменный тракт сменяется глиняным, примерно в кай за мостом лежит на боку воз. Колесо все-таки отлетело, как и предсказывал Доррин. Сено вывалилось на дорогу, и возница, костеря всех и вся, перетаскивает его к обочине.
Две другие повозки не могут разъехаться на перегороженной дороге, и брань становится еще громче и крепче.
Доррин направляет Меривен на обочину, объезжая незадачливых крикунов.

XLVIII

Двое воинов, мужчина и женщина, опередив основной отряд примерно на кай, едут по тропе вдоль южной стороны крутого откоса. Солнце висит над самым западным горизонтом. Оба молчат, прислушиваясь к хрусту ветвей редких елей и шелесту сухой травы. Над елями маячат макушки сохранивших кое-где поблекшие листья кленов.
Неожиданно мужчина предостерегающе поднимает руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75