Старательно отряхнув сапоги, Доррин заходит на кухню, где даже теплее, чем в кузнице.
– Помойся здесь, – предлагает жена кузнеца. – Не у колодца же в такую холодину плескаться.
– Спасибо, хозяйка.
– Не за что.
Под взглядом Лидрал он отправляется в угол, где зимой стоит умывальник.
– В умывальнике воды почти не осталось, – со смехом говорит Доррин. – Ты, наверное, нарочно предложила мне здесь помыться, чтобы я притащил ведрышко-другое.
Он направляется к колодцу.
– Садитесь, возьмите по ломтику хлеба, – приглашает Рейса его и Лидрал, указывая на стол. – Я открыла кое-что из заготовок. Тьме ведомо, хватит ли нам припасов до тех пор, когда деревья принесут плоды. Сдается мне, хорошего урожая ждать не приходится, и на рынке изобилия не будет.
Одно из принесенных Доррином ведер ледяной воды она выливает в стоящий на огне большущий чайник.
– Как ты сумела сюда попасть? – спрашивает Доррин, усевшись напротив Лидрал. – Я думал, что ты, как и писала, будешь добираться морем.
Лукавая улыбка лишь подчеркивает темные круги под запавшими глазами и покрасневшее лицо Лидрал.
– Пришлось подсуетиться. Между Квендом и Спидларом ходят корабли, которые не держатся у берега, а уходят в открытое море, где нет такого ледяного крошева. Говорят, это безопаснее. Так или иначе, я привезла сушеной свинины и даже кое-чего получше.
– Она привезла ветчины, – говорит Рейса, не отворачиваясь от кухонного очага. – По нынешним временам это большая редкость. И стоит дорого.
– А будет еще дороже, – замечает Петра.
– Почему? – спрашивает Доррин и тут же умолкает. Ясно ведь, что раз океан к северу и западу от Дью замерз, Спидлар оказался отрезанным от западных торговых путей. Лавировать среди айсбергов, усеивающих море между Спидларом и Слиго, осмеливаются лишь немногие смельчаки. Он ежится, представив себе, каково может оказаться такое плавание. А до раннего урожая или восстановления нормального морского сообщения с Сарроннином и Сутией пройдет месяца три.
– Я думала таким манером подзаработать деньжат, – продолжает Лидрал, сделав глоток пряного, горячего сидра. – К тому же мне вообще не нравится засиживаться подолгу на одном месте, под боком у Фрейдра. Я стала бы путешествовать даже без надежды на особую выгоду, а тут все-таки кое-чем разжилась. Для зимы, да еще такой – совсем неплохо.
– Но дело-то, похоже, рискованное, – замечает Рейса.
– Из-за Фэрхэвена вся нынешняя торговля – один сплошной риск. Причем ты рискуешь лишиться не только денег, но и головы, – отзывается Лидрал, отпивая еще сидра.
Петра ставит кружку перед Доррином.
– На. Сделала, так и быть, для тебя. Но только на сей раз.
– Спасибо. В другой раз можешь сходить за водой.
– Он невыносим, – притворно-жалобным тоном сообщает Петра Лидрал.
– Он мужчина, – отзывается та.
На кухню с потоком холодного воздуха врывается Ваос.
– Ничего не трогай! – предупреждает его Рейса и единственной рукой наливает воду из огромного чайника в тазик. – Умоешься, тогда и за стол сядешь.
Петра добавляет к кипятку немного холодной воды из ведра.
– Но, Рейса, я умираю с голоду.
– Кому сказали – мойся!
Жалобно посмотрев на Доррина, Ваос подчиняется.
– Обед готов? – спрашивает Яррл, плотно закрывая за собой дверь и наклоняясь, чтобы поставить в угол сапоги.
– Будет, как только умоешься, – усмехается Рейса.
– Иногда можно подумать, будто ты прежде была белошвейкой, – ворчит кузнец. – А пахнет-то как здорово!
– Наша гостья привезла ветчину, – сообщает Рейса.
– Настоящую ветчину из Клета, подкопченную на медленном огне, – добавляет Петра.
– Ежели у нее такой запах, то каков же вкус? – мечтательно произносит кузнец, торопливо умываясь и садясь за стол.
Лидрал с Доррином встречаются глазами и улыбаются.
– Что там вытворяют Белые маги? – спрашивает кузнец, щедро накладывая себе ветчины.
– Пытаются отрезать Спидлар от всего мира, но на сей счет особо в объяснения не вдаются. А вот о строительстве новых судов объявляют во всеуслышание.
– Ну что вы все о грустном, давайте хоть поедим с удовольствием, – предлагает Рейса.
Ваос не сводит глаз с блюда, которое передается сначала Лидрал, потом Доррину и Петре.
– На, угощайся, – Петра ставит блюдо перед ним.
– Спасибо, госпожа Петра.
Ваос берет два верхних кусочка, но продолжает пожирать блюдо глазами.
– Возьми еще, чертенок.
Упрашивать Ваоса не приходится.
– Хорошая ветчина, – с чувством произносит Ваос.
– А вот я, – улыбаясь, возражает Лидрал, – люблю жареные овощи и бобы. Тем паче, что в дороге ими не полакомишься.
Опустошив свою тарелку и допив сидр, Доррин поворачивается к Лидрал:
– Мне надо кое-что закончить в кузнице. Давай поговорим там.
– Под грохот молота?
– Нет, я займусь только филированием и полировкой.
– Он никогда не прекращает работать, – суховато замечает Рейса.
– Во всяком случае, никто не видел его без дела, – поддерживает ее Петра.
– Даже я, – добавляет со своего конца стола Ваос.
– Помолчал бы лучше, – добродушно отмахивается от него Доррин.
– Как раз это и делает человека настоящим кузнецом, – говорит Яррл. – Работа, а не пустая болтовня.
Все три женщины смотрят на кузнеца, но тот продолжает невозмутимо жевать.
– Дай мне хотя бы надеть куртку, – просит Лидрал. – Я, знаешь ли, не выросла среди вечных снегов.
Доррин мог бы указать на то, что климат на Отшельничьем много мягче, чем даже в Джеллико, но он предпочитает промолчать. Потом они идут в кузницу, где юноша зажигает лампу и открывает ларь с железными деталями для игрушек.
– Тебе не холодно? – спрашивает он.
– Так... не очень.
Присев на табурет, юноша крутит ногой педаль, окунает первую деталь в шлифовальную пасту и приставляет ее к точильному камню. Резкий звук заставляет Лидрал поморщиться.
– Как ты это выносишь?
– Привык, наверное, – отвечает юноша, продолжая под взглядом Лидрал обтачивать и полировать темный металл.
Закончив, он складывает детали в ларь и вытирает руки висящим возле станка рваным полотенцем.
– У тебя есть готовые игрушки?
Карие глаза Лидрал на один миг встречаются с глазами Доррина.
– В моей комнате есть несколько, вроде той первой. Они не такие простые, как эти. Дать тебе одну?
Задув лампу, он выходит на холод и дожидается Лидрал, чтобы закрыть за ней дверь в кузницу.
– Сейчас, при нынешних обстоятельствах, мне такую штуковину не продать, но как только лед сломается, я рвану в Ниетр. Это в горной Сутии, довольно далеко от Рильята, так что дотуда добираются лишь немногие торговцы. Тропы паршивые, такие узкие, что повозка не пройдет. Правда, оно, может, и к лучшему: за пару вьючных лошадей на каботажном судне запросят меньше.
– Неужто дела так плохи? – спрашивает Доррин, зачерпывая из колодца ледяной воды и поливая ею руки.
Лидрал ежится:
– Неужели тебе не холодно?
– Да, даже меня пробирает.
В каморке Доррина Лидрал, продолжая ежиться, садится на кровать. Юноша закутывает ее в покрывало.
– Надо же, у тебя руки уже теплые.
– Занимаясь целительством, я кое-чему научился, – отзывается он, садясь на жесткий стул.
– У тебя в комнате настоящая стужа, – ворчит Лидрал, поплотнее заворачиваясь в выцветшее стеганое покрывало. – Ты, должно быть, в родстве с горными котами или еще кем-нибудь из тех, кто рыскает на морозе. О чем ты спрашивал? Ах да! Дела плохи. А ты даже не ответил на мое письмо.
– Я послал тебе ответ.
– Как?
– Как ты и говорила. Через Джардиша.
– Правда? – переспрашивает Лидрал, стараясь поудобнее устроиться на жесткой койке.
– Правда. Должен признаться, что отправил я его всего восемь дней назад, но все-таки написал и отправил. Я ведь не ждал тебя так скоро.
– Не ждал?
– В своих письмах ты говорила о весне.
– Тогда я еще не знала про быстроходные суда контрабандистов.
– Я тоже. Так как насчет модели? – спрашивает Доррин, вставая.
– Сейчас я не могу тебе заплатить.
– И не надо. Мы можем поступить, как в прошлый раз. Это другая модель.
– Если такая же хорошая, как та...
– Это тебе судить, – говорит Доррин, доставая предмет примерно в локоть длиной.
– Что за штуковина?
– Корабль. Заводишь вот так, наматываешь шнур на колесико...
– А это что? – Лидрал указывает на корму.
– Винт. Вроде крыльев ветряка, только толкает воду.
– Не понимаю – как он действует?
– Когда он вращается, – поясняет Доррин, – корабль отталкивается от воды и движется в этом направлении. Я смастерил его, чтобы посмотреть, сработает ли эта идея. Правда, было бы лучше, будь у меня побольше резины для шнура, но где ее взять? Резину делают только в Наклосе тамошние друиды.
– Я слышала. Хотя сама так далеко на юг не заезжала.
– Когда я построю корабль в натуральную величину, у него будет настоящий двигатель.
– Двигатель?
– Машина, которая будет вращать винт, как эта резинка.
– Но с резинкой вроде бы проще.
– Да, однако она годится только для модели, а никак не для настоящего судна.
– А почему ты хочешь продать эту вещицу?
– Я сделал другую, получше. Не на резинке, а на стальной пружине.
– Ты меня изумляешь.
Доррин молчит, уставясь на грубые половицы.
– Ты работаешь в кузнице. Ты целитель и делаешь прекрасные игрушки...
– Модели.
– Пусть... Неважно, – она умолкает, а потом спрашивает: – Почему ты мне писал?
– Потому... потому что я о тебе думал.
– Присядь-ка рядом. Пожалуйста.
Доррин садится на краешек койки и Лидрал тут же придвигается к нему поближе.
– Я приехала повидать тебя. Не затем, чтобы заработать. И не затем, чтобы вести учтивые разговоры.
– Я знаю. Просто чувствую себя... слишком молодым...
Не дав юноше договорить, она заключает его в удивительно крепкие объятия, и он чувствует тепло ее губ.
– Я скучал по тебе, – говорит Доррин после долгого поцелуя.
– Я тоже. И не настолько уж я старше тебя. Во всяком случае, для любви наша разница в возрасте не помеха.
– Но...
– Посмотри на меня так, как смотришь, когда ты занят исцелением.
Доррин и без того видит, как глубоко укоренена в ней гармония.
– Теперь ты понимаешь?
Он крепко обнимает ее, и их губы сливаются вновь. Как и их тела. И их души.

LXX

– Ты невозможен... После такой ночи... – губы Лидрал касаются губ Доррина.
– Эта ночь была только началом.
В дверь стучат. Доррин поднимает голову. Стук повторяется.
– Это Рейса. Если вы, голубки, способны оторваться ненадолго друг от друга, то, может, встанете и прогуляетесь на гору? Я забыла предупредить, что сегодня Ночь Совета.
– Ночь Совета?
– Праздник. Скоро начнут пускать фейерверки.
Доррин с Лидрал переглядываются и покатываются со смеху.
– Фейерверки... Нам тут только фейерверков и не хватает... – бормочет Лидрал, натягивая рубаху.
– А что, – говорит Доррин, – по-моему, под фейерверк совсем неплохо было бы...
Лидрал запускает в него сапогом, но он уворачивается.
– Ладно, раз одно с другим не совместить, выйдем на морозец и посмотрим, что тут у них за фейерверки.
Доррин нарочито стонет, однако надевает рубашку и натягивает сапоги. Когда оба уже одеты, он берет ее лицо в ладони и припадает к ее губам.
– Считай это первым залпом.
Рейса с Петрой стоят на вершине холма, откуда видны замерзшая река и гавань.
– А, отважились-таки вылезти на холод?
– Э... да... – запинаясь, отвечает Доррин.
Женщины обмениваются понимающими взглядами. Доррин заливается краской.
Взлетает сигнальная ракета. Вспышка света на миг очерчивает четкие тени облетевших деревьев. Лед на реке Вайль сверкает, как серебро.
– Красиво, – голос Лидрал едва слышен за треском разрывающихся ракет. – А в честь чего все это?
– Празднуют юбилей основания Совета. Правда, если они не найдут способа противостоять Белым магам, Совет протянет недолго.
Доррин старательно размышляет о ракетах: что приводит их в движение и не может ли энергия черного пороха заставлять работать машины?
Очередная ракета с треском взрывается, осыпая бархатную ночь дождем алых искр.
– Маги не торопятся, – медленно произносит Лидрал. – Они осмотрительны и никогда не действуют нахрапом. Но зато когда начинают действовать, предпринимать что-либо, как правило, уже поздно.
Следующая ракета распускается золотистым цветком. Доррин сжимает руку Лидрал, и та отвечает на его пожатие. Небо над гаванью снова озаряется вспышкой. Рейса заходится в кашле.
– Пойду-ка я домой, – говорит она. – Что-то слишком холодно.
Остальные молча дожидаются пуска последней ракеты.
– Глупо устраивать фейерверки зимой, – замечает Петра, притопывая озябшими ногами перед тем, как повернуть к дому. – В такую стужу только под одеялом и прятаться.
Лидрал и Доррин, переглянувшись, зажимают рты, чтобы не покатиться со смеху.
– Доброй ночи, Петра, – говорит Лидрал, когда они подходят ко двору. – Поблагодари мать за то, что она рассказала нам про фейерверки.
– И вам доброй ночи, голубки, – тепло отзывается Петра перед тем, как исчезнуть за дверью кухни.
– Она славная, – Лидрал вновь сжимает руку Доррина, и они идут по промерзшему двору к его комнате.
– Да, славная. Но ты у меня особенная.
– Вроде фейерверка?
Они снова смеются.
– Мне холодно, – говорит Лидрал, заворачиваясь в стеганое одеяло.
– Может, тебе еще фейерверк требуется?
Их губы снова встречаются.
Фейерверк...

LXXI

Доррин и Лидрал стоят у сарая, на холодном, но ярком утреннем свете.
– Хочешь взять Меривен? – спрашивает он.
– Твою драгоценную кобылу? – она двусмысленно усмехается. В ответ Доррин быстро наклоняется и швыряет в нее пригоршню колючего снега.
– Ты!.. – она бросается к нему и подставляет губы для поцелуя. Он закрывает глаза, наклоняется к ней... и кубарем летит в утоптанный снег. Доррин хохочет. Лидрал подбегает и протягивает ему руки в рукавицах, однако вместо того, чтобы встать, юноша валит ее вниз, себе на колени. Они целуются снова... и снова. Потом он встает, легко поднимая Лидрал.
– А ты силен! С виду и не скажешь.
– Это благодаря работе в кузнице. Так тебе нужна Меривен?
– Нет. Я возьму пони, которого купила.
– Чем сегодня займешься?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75