Разозлился жандарм куда меньше, чем следовало бы. Хотя уложить Саффу в постель ему не удалось, он подобрался к заветной цели ближе, чем ожидал, — и пострадал при этом меньше, чем рассчитывал. Вечер прошел не идеальным образом (тогда художница сама полезла бы Бембо под юбку), но совсем неплохо.
На следующее утро у него был такой счастливый вид, что сержант Пезаро при взгляде на него сам ухмыльнулся.
— И чем это ты занимался вчера? — полюбопытствовал толстяк. Можно было подумать, что в основном случившееся ему уже известно, но вот детали не самого приличного свойства крайне интересны. Допросы он вел с отменным искусством, будь то преступники или его же сослуживцы.
Поскольку неприличные детали поведать ему Бембо не мог, а придумывать опасался — тогда Саффа его точно прибьет, если не хуже того, жандарм ответил только:
— Дворянин сделает все, чтобы защитить репутацию дамы.
— С каких это пор ты заделался дворянином? И, если уж на то пошло, с каких пор Саффа стала дамой? — Пезаро не пытался залезть художнице под юбку, поэтому мог говорить что ему вздумается. Бембо только плечами пожал. Сержант буркнул под нос что-то нелестное и продолжил: — Ну ладно, не хочешь — не говори. Выбивать дубинкой не буду, не наш контингент. В общем, добрая работенка нам сегодня подвалила, всему участку.
— А? — Бембо навострил уши и томно попытался вытянуться по стойке «смирно». — Что случилось, сержант?
— Сгоняем всех клятых кауниан в городе, — с удовольствием провозгласил Пезаро. — Уже за полночь пришел по хрусталику приказ из Трапани, из министерства защиты державы. С тех пор как ты поймал чучелок с крашеными кудрями, высокие чины по потолку бегают. Король Мезенцио решил, что нельзя позволить каунианам свободно по улицам разгуливать… ну, мы и не позволим. По всей Альгарве их собирают.
— Неплохо придумано, — заметил Бембо. — Пари держу, мы от уймы шпионов избавимся. Еще в самом начале войны надо было это сделать, если кто хочет знать. Занялись бы этим в первые месяцы, так, скажу я, вонючие елгаванцы вполовину так близко не подобрались бы к Трикарико.
— Кому какое дело, что ты думаешь, — буркнул Пезаро и осекся: после того как Бембо обнаружил, что кауниане красят волосы, это была уже не совсем правда. Фыркнув при нелепой мысли, что Бембо придется принимать всерьез, сержант продолжил: — Когда бы этим ни стоило заниматься, а взялись только сейчас. Есть списки известных кауниан, и мы отправим констеблей по этим адресам — парами, чтобы никто не попал в неприятность. Кто будет сопротивляться — пожалеет. — Он стиснул пухлую ладонь в кулак.
Бембо кивнул, посмеиваясь про себя. Слова Пезаро прозвучали так грозно, будто сержанту самому предстояло собирать кауниан по всему городу, а не посылать за этим простых жандармов вроде Бембо. За этой мыслью последовала другая, более важная:
— А с кем меня поставите?
— Сейчас по списку проверю. — Пезаро провел по бумаге толстым пальцем. — Пойдешь с Орасте. Годится?
— Еще бы, — отозвался Бембо. — Этот не струсит. И мы с ним раньше один раз, можно сказать, работали — он помог мне задержать того типа, Балозио, помните?
— Вспомнил, когда ты о нем сказал, да, — согласился Пезаро.
Двери участка распахнулись. Вошел Орасте, широкоплечий, словно фортвежец.
— Вот тебя-то я и ждал! — радостно воскликнул Пезаро и объяснил жандарму то, о чем уже рассказывал Бембо.
Выслушав, Орасте почесал в затылке и кивнул.
— Давайте список, сержант, — пророкотал он, — и мы им займемся. Готов, Бембо?
— Ага.
Бембо вовсе не чувствовал себя готовым к подвигам, но другого ответа дать не мог. Он рад был оказаться в одной паре с Орасте именно потому, что Орасте никогда и ни от чего не отступал. От службы — в том числе.
Первыми в списке кауниан значились Фальсироне и Эвадне.
— Имена-то не ковнянские, — заметил Орасте и пожал плечами. — А и не важно, как они зовутся. Раз ковняне — так и пошли вон.
Когда жандармы ворвались в парикмахерский салон, Фальсироне и Эвадне уставились на них в изумлении. Когда Бембо объяснил, зачем явились стражи порядка, изумление сменилось ужасом.
— Ты же говорил, — завизжала Эвадне, тыча в жандарма пальцем, — что у нас не будет неприятностей, негодяй!
— У вас не из-за этого неприятности, — возразил Бембо, пытаясь придушить выползающую откуда-то из темных глубин совесть. — Простая предосторожность, покамест война не кончится.
Ничего подобного ему не говорили, но мысль показалась жандарму вполне разумной.
Орасте звонко шлепнул дубинкой по ладони.
— Пошевеливайтесь, — хладнокровно бросил он.
— А как же наши вещи?! — простонала Эвадне, взмахом руки обводя салон и все его содержимое.
Бембо покосился на Орасте. Плечистый жандарм взирал на парикмахерскую чету без всякой жалости. Бембо решил, что и ему проявлять снисхождение не годится.
— Жертвы боевых действий, — отрезал он. — Пошли. Некогда с вами возиться.
Жалуясь громко и горестно — и ничем не отличаясь в этом от почтенных альгарвейцев, — Фальсироне и Эвадне двинулись за ним. Жандармы довели их до городского парка, где Бембо провел немало скорбных часов на тренировках ополчения. Там задержанными занялись другие стражники и солдаты.
— Следующий! — скомандовал Орасте.
Следующим оказался известный ресторатор. Теперь Бембо понял еще одну причину, по которой начальство отправляло жандармов на дежурство парами: так их сложнее было подкупить. Под взглядом Орасте, будто искавшего малейшего повода избить каунианина до полусмерти, бедолага даже не вспомнил о деньгах и последовал за жандармами кротко, словно агнец к алтарю. Бембо вздохнул про себя. Лично он проявил бы больше снисхождения.
Когда они с Орасте добрались до третьего по списку заведения, то оказалось закрытым. Орасте нахмурился.
— Обогнал нас кто-то, — заключил он. — Вот сволочи!
— Вряд ли, — возразил Бембо. — Думаю, слухи по городу пошли. Многие чучелки решат испариться потихоньку.
— Поймаем, — предрек Орасте. — Рано или поздно всех выловим.
К закату жандармы согнали в участок несколько сот кауниан. Еще столько же, однако, избежали облавы.
— Хорошо поработали, парни, — объявил, несмотря на это, капитан Сассо. — Королевство наше давно нуждалось в доброй чистке, и мы — те, кому под силу его перетряхнуть. Когда мы покончим с этим, когда завершится война, в Альгарве станет легче дышать.
— Верно сказано, — пробурчал Орасте, и Бембо согласно кивнул.
Иштван начинал тосковать по тем денькам, когда самым скверным, что мог сделать с ним сержант Йокаи, было отправить солдата ворочать драконий навоз или таскать мешки за приезжим лозоходцем. Теперь Йокаи был мертв — разорван на части упавшим слишком близко куусаманским ядром. С практической точки зрения Иштван занял его место, хотя сержантских нашивок ему не вручили. Он был ветераном битвы за Обуду, а солдаты под его началом — зелеными новичками. Умение оставаться в живых давало ему больше власти над ними, чем воинский чин.
— Вон, — указал он на заросли кустарника. — Эти ягоды не портятся, даже когда высохнут на ветках, как сейчас. Собирайте сколько можете — одним звездам ведомо, когда нам подвезут пайки.
— А как эти ягоды зовутся? — поинтересовался один из новичков, тощий мужичонка в очочках по имени Кун.
— Прах меня побери, коли я знаю, — ответил Иштван. — Обуданцы их называют как-то, да я не разобрал. Да и какая разница? Главное, что, как я говорю, жрать их можно. Пайки до передовой так редко доходят, что я бы и козла сожрал, если бы встретил на тропе.
Кое-кто из солдат со смехом кивнул. Других едва не стошнило. Иштван, невзирая на похвальбу, вовсе не был уверен, что станет есть козлятину. Только изголодавшийся до полусмерти дьёндьёшец осмелился бы задуматься об этом — изголодавшийся или предавшийся пороку. Когда Иштван был еще мальчишкой, в соседней долине поймали четверых за ритуальной трапезой из тушеной козлятины после того, как те убили — надругавшись вначале — беременную женщину. Когда преступников похоронили живьем, никто не вызвался начать войну между кланами. Даже семьи их полагали, что кара была заслуженной — скорее за пожирание козлятины, чем за все остальные преступления.
— Имена всегда имеют значение, — промолвил Кун, кашлянув пару раз. — Имена — часть ткани бытия. Если бы твое имя было иным, ты и сам был бы иным человеком — как и я, как любой из нас. То же, несомненно, относится и к этим ягодам.
Начинал он — и никому не давал забыть об этом — подмастерьем чародея. А еще он был большим путаником, какими обычно изображают молодых волшебников в сказках. Иштвана поражало, как очкарик остается в живых в то время, когда лучшие солдаты гибнут рядом. Иной раз, чтобы заткнуть Куна, приходилось делать вид, что ты его в упор не понимаешь. Иштван применил этот способ.
— Если бы эти ягоды звались по-иному, я-то остался бы тем кто есть.
— Я не это имел в виду! — выпалил Кун, возмущенно глядя на Иштвана поверх очков. — Я хотел сказать…
Он запнулся, глуповато озираясь, словно ему только сейчас — с изрядным опозданием, но Иштвана удивило, что это вообще случилось — пришло в голову, что ветеран может шутить.
Прежде чем ветеран успел поставить ученика чародея на место, на позицию их роты посыпались ядра. Солдаты под его началом достаточно долго пробыли на Обуде, на фронте, чтобы усвоить, как положено поступать в таких случаях. Иштвану показалось, что он первым растянулся на земле, но остальные последовали его примеру почти сразу.
Земля задрожала. На спину солдату посыпались листья и ветки; кто-то выругался, проклиная свалившийся ему на ногу тяжелый сук.
— Эй! — гаркнул Иштван, пытаясь перекричать разрывы ядер и треск дерева. — Это мы пытаемся прихлопнуть куусаман или наоборот?
— Если хочешь, могу погадать, — вызвался Кун.
— Не стоит. — Иштван замотал головой, пытаясь вытряхнуть из-за уха колкую веточку. — Если нас накроет разрывом — какая разница, от чего умирать?
С этим Кун никак не мог поспорить — и чудесным образом спорить он не стал.
Над верхушками деревьев разнесся визг дракона. Скорей, с тоской подумал Иштван, куусаманского, нежели пестроцветного дьёндьёшского. Косоглазые возили ящеров с востока на кораблях, в то время как дьёндьёшцам приходилось перебрасывать их над океаном с острова на остров. А поскольку до удаленной Обуды звери добирались уже измотанными, куусаманские драконы обыкновенно одерживали над ними верх.
— Хотел бы я, чтобы мы сумели отогнать куусаманский флот от здешних берегов, — пробормотал Иштван, вжимаясь лицом в грязь. — Хотя косоглазые недоноски, козьи дети, небось мечтают отогнать наш флот от проклятого острова.
Порой (обыкновенно ночью, ибо высовываться из укрытия при свете означало предложить куусаманскому снайперу поджарить тебе мозги) Иштван наблюдал, как обмениваются выстрелами боевые корабли на горизонте. До сих пор ни одной стороне не удалось помешать другой перебросить подкрепления своим силам на Обуде. Немало кораблей, однако, превратилось при этом в щепки и металлолом. Солдату стало любопытно: какая из сторон дольше сможет позволить себе подобный обмен?
В небе слышался многоголосый визг, потом бульканье, словно целую роту разом стошнило, — дракон плевался огнем. Яростный визг сменился воплем. Последовал грохот: тяжелая туша проломила полог ветвей над головами дьёндьёшских солдат и забилась невдалеке в предсмертных корчах.
Иштван вскочил на ноги.
— За мной! — скомандовал он. — Прикончим клятую тварь, покуда она пол-леса не подпалила! И с летчиком разберемся. Может, он себе шею не свернул — падать невысоко было.
— Если он куусаманин, то пожалеет, что жив остался, — поддержал Соньи. Когда косоглазые островитяне вторглись на Обуду, парень был еще зеленым новобранцем. Теперь он превратился в ветерана.
— А то ж, — согласился Иштван. — Или мы его прикончим, или отправим в тыл на допрос. — Обыкновенно солдат выбрал бы второе, но последние пару дней связь со штабом была потеряна, и куда отправить пленника, даже если того удастся захватить, Иштван не знал.
Да и взять летчика живым, как он понял, будет непросто. Дракон хотя и рухнул с небес, но был еще вполне жив: должно быть, кроны деревьев смягчили его падение, и теперь казалось, что тварь пытается повалить весь лес в пределах досягаемости. Огнем, однако, ящер не плевался, и это говорило о том, что летчик остается в седле — без непрестанного пригляда дракон спалил бы все вокруг себя.
Кун указал вперед.
— Вот он, — пробормотал подмастерье чародея без нужды: никому, кроме дракона, не мог принадлежать огромный чешуйчатый хвост, изображавший сейчас не то цеп, не то стенобитное орудие. Во все стороны летели щепки.
— Окружайте его, — скомандовал Иштван. — Цельтесь в глаза или в пасть. Рано или поздно мы его прикончим. И посматривайте за седоком. Пока вы будете палить в ящера, летчик может палить по вам.
— Нахожу это крайне маловероятным, — сообщил Кун, но Иштвана послушался, так что ветеран не мог даже обругать его за неповиновение. Впрочем, Иштван и так не мог наложить взыскание ни на кого — неудобство, вызванное невысоким чином.
Чтобы окружить ящера, дьёндьёшцам пришлось расступиться весьма широко — чудовище до сих пор пыталось повалить лес вокруг себя. Самые старые деревья не поддавались. В остальном тварь действовала весьма успешно — бешеный бегемот обзавидовался бы учиненному разгрому.
Иштван осторожно выглянул из кустов. Действительно, ящер был куусаманский, разрисованный небесно-голубым и густо-зеленым. Правое крыло и бок почернели и обуглились. Без сомнения, поединок в воздухе выиграл дьёндьёшский дракон. Однако куусаманин, каким-то чудом удержавшийся в седле у основания шеи, казалось, не пострадал. В руках летчик сжимал короткий жезл, оглядывался нервно во все стороны, ожидая худшего.
На миг Иштван подумал недоуменно, что летчику следовало бы спешиться и затеряться в лесу, но потом солдат сообразил, что ящер, скорей всего, придавит седока, если тот вздумает слезть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97