https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/100x80/s-glubokim-poddonom/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Корнелю позволил зверю отдохнуть. Последние лучи зари угасали в небе, но в гавань следовало заплывать ночью, чтобы морского зверя трудней было заметить. Конечно, время от времени Эфориели придется всплывать за воздухом, но в темноте ее легко будет перепутать с дельфином или морской свиньей. А у людей есть привычка видеть то, что они ожидают или хотят увидеть. Корнелю усмехнулся про себя. Именно этой привычкой он и собрался воспользоваться.
Ночь опускалась на Фельтре, но фонари не горели вдоль улиц — город погружался во тьму наравне с окружающими его полями. Корнелю ухмыльнулся еще шире. Обитатели города делали все, что в их силах, чтобы защититься от ночных налетов со стороны Сибиу и Валмиеры. Но то, что сбивало с толку драконов, делало порт более уязвимым при атаке с моря.
Когда сумерки сгустились, подводник вытащил из мешка и натянул застекленную маску. Потом шлепнул Эфориель по спине, понукая. Хвостовой плавник левиафана заработал — вверх-вниз, вверх-вниз, и чудовище устремилось вперед.
Корнелю соскользнул с ее спины, придерживаясь только за упряжь — так альгарвейским патрульным пинасам трудней будет его заметить, а подводник знал, что вдоль становых жил укрытую от волн гавань станут бороздить маленькие быстрые суденышки. Любая держава защищала подобным образом свои порты.
Но подводник вынужден был поднимать голову над водой, чтобы определить, где стоят у причалов самые соблазнительные мишени, а еще чтобы не одарить по случайности пристяжным ядром купеческий корабль из Лагоаша или Куусамо. Корнелю едва не заскрипел зубами от злобы при мысли о самодовольных обитателях огромного острова, возомнивших, будто никто не осмелится нарушить их торговлю с Альгарве из опасения вовлечь в войну на стороне короля Мезенцио — к несчастью, возомнивших не без основания.
Корнелю мечтал засечь военные корабли, но таковых в гавани не обнаружилось, если не считать быстрых патрульных пинасов. Зато у причала стояли три больших грузовых судна с лихими очертаниями, выдающими работу верфей Альгарве: не тот улов, на который надеялся подводник, но все же врагу будет нанесен заметный урон. Корнелю направил Эфориель к одному из них и, когда до борта оставалась пара сотен локтей, подал неслышный знак: «замри». Левиафан закачался на волнах, будто мертвый, выставив над водой лишь дыхало. Если альгарвейские патрули засекут ее, она будет страшно уязвима: приказ седока удержит ее на месте, когда следовало бы уплывать прочь. Подводник знал, что надо торопиться. Уйдя под воду, он отстегнул с упряжи четыре ядра, которые его левиафан принес в порт Фельтре, и поплыл к грузовикам.
Несколько раз ему пришлось выныривать, чтобы осмотреться. Если бы альгарвейские вахтенные на борту торговых судов были внимательней, то заметили бы врага, но их подвела уверенность в том, что ничто не в силах повредить им, скрывшимся в гавани. Корнелю намеревался продемонстрировать обратное.
Все прошло гладко, точно караван по становой жиле. Одно ядро подводник укрепил на борту первого корабля, два — на борту второго, самого большого, и последнее — на третьем. Наложенные на оболочку чары заставят ее лопнуть через четыре часа после соприкосновения с железом. К этому времени подводника уже не окажется рядом.
Корнелю вернулся к Эфориели, и оба покинули гавань — с легкостью еще большей, чем попали туда, минуя альгарвейские патрульные пинасы. Вскоре после того, как они вышли в открытое море, взошла луна, залив волны бледным светом. По ней и по неторопливо кружащим в небесах звездам подводник ориентировался, направляя своего левиафана домой, в Сибиу. В рассвету они возвратились в гавань Тырговиште.
Командор Дельфину ждал их на причале и, едва утомленный подводник выкарабкался из воды, расцеловал Корнелю в обе щеки.
— Превосходно! — вскричал он. — Трюмы одного из тех грузовиков были полны ядер, и взрывом снесло большую часть порта. Наши чародеи, перехватывая сообщения с альгарвейских хрустальных шаров, слышат только проклятья. Корнелю, ты просто герой!
— Я весьма усталый герой, сударь. — Корнелю подавил зевок.
— Лучше усталый герой, чем мертвый, — заметил Дельфину. — Мы отправили нескольких подводников и в гавани герцогства Бари, но от них еще нет известий. Если они потерпели неудачу, несчастные храбрецы, верно, погибли.
— Странно, — заметил Корнелю. — На подступах к Фельтре альгарвейцы не выставили никакой охраны. С чего бы им поступать иначе вблизи барийских портов?
Уходящим на войну присущ некий шарм. Во всяком случае, так мнилось Ванаи. Марширующие через Ойнгестун на восток, в сторону альгарвейской границы, фортвежские солдаты казались ей вполне великолепными, хотя, столкнись она с теми же ребятами в простых кафтанах — прошла бы мимо, не удостоив лишним взглядом, кроме как чтобы удостовериться, что они не намерены к ней пристать.
Уходящие с войны лишены были всякого очарования. Это девушка открыла для себя очень быстро. Отступающие не шли стройными колоннами; ноги не поднимались разом, словно весла каунианской боевой галеры. И не казались на одно лицо, когда лишь изредка светлые шевелюры кауниан выделялись в массе темноволосых фортвежцев.
Отступающие крались вдоль стен, будто дворовые псы, небольшими стайками. Ванаи боялась, что они начнут бросаться на людей — тоже наподобие одичавших собак, потому что и взгляды у них были озверелые, полные злобы и потаенного страха снова и снова получить метко брошенным камнем или палкой в бок.
И одинаковыми они больше не казались. Форменные кафтаны их были на разный манер порваны и растерзаны, измазаны грязью, дегтем и подчас кровью. У многих на руках, ногах, головах красовались повязки. Одинаково они были лишь грязны — грязней древних кауниан, которых Ванаи наблюдала при помощи археологических чар Бривибаса. От солдат исходил густой несмываемый смрад, словно из хлева.
Как и все жители Ойнгестуна, равно фортвежцы и кауниане, Ванаи чем могла помогала отступающим, каждому предлагая хлеба, колбасы, чистой воды и, пока не кончилось, вина.
— Спасибо, девочка, — поблагодарил ее фортвежский младший капрал, обходительный, но очень-очень давно не мывшийся. — Твоей семье бы неплохо податься в Эофорвик, — добавил он вполголоса. — Громхеорту не устоять, а если так, этой дыре долго тоже не продержаться.
Он говорил с ней как равный и не взирал поверх орлиного носа только потому, что в жилах девушки текла каунианская кровь. Даже невольное выраженное капралом убеждение, что он ничуть не хуже своей собеседницы, показалось ей несколько оскорбительным — но куда менее, чем глумливое самодовольство, которое выказывали многие фортвежцы. Поэтому ответила она вполне вежливо:
— Не думаю, чтобы моего деда вытащила из Ойнгестуна упряжка мулов.
— А как насчет упряжки бегемотов? — парировал фортвежский солдат, и на миг лицо его исказилось первобытным ужасом. — У альгарвейцев этих жутких тварей больше, чем пересчитать можно. Как вломятся… Или упряжки драконов? Никогда не думал, что с неба может валиться столько ядер на голову… — Он осушил кружку с водой, которую протянула ему Ванаи. Девушка налила еще, и солдат приложился снова.
— Дед очень упрям, — проговорила Ванаи.
Капрал допил воду и пожал плечами, как бы желая сказать, что это не его горе. Потом утер губы рукавом, вернул Ванаи кружку, поблагодарил еще раз и побрел дальше на запад.
Пока Ванаи нарезала хлеб, из дома успел высунуться Бривибас.
— Ты была непозволительно фамильярна с этим мужиком, внучка моя, — грозно провозгласил он.
На каунианском укор звучал более сурово, нежели на фортвежском.
Ванаи склонила голову.
— Жаль, что вы так считаете, дедушка, но он подал мне совет, который полагал добрым. Было бы грубо с моей стороны надсмеяться над ним.
— Совет, который полагал добрым? — Бривибас фыркнул. — Еще бы не полагать: не удивлюсь, если то был совет встретиться с ним за ближайшим стогом.
— Ничего подобного, дедушка, — возразила Ванаи. — Он полагал, что нам разумнее было бы оставить Ойнгестун.
— Зачем? — Дед фыркнул снова. — Только потому, что, оставшись, мы попадем под власть альгарвейских хозяев вместо фортвежских? — Бривибас упер руки в бока и, запрокинув голову, разразился презрительным хохотом. — Различия между ними ускользают от моего убогого понимания.
— Но если война прокатится здешними краями, дедушка, будущие хозяева Ойнгестуна станут повелевать мертвецами, — отозвалась Ванаи.
— А если мы побежим, альгарвейские драконы забросают нас ядрами с высоты, — ответил Бривибас. — Крыша, по крайней мере, защищает от осколков. Кроме того, я еще не закончил статью, посрамляющую Фристана, и едва ли смогу уволочь рабочие записки и справочную литературу в солдатском рюкзаке.
Ванаи была совершенно уверена, что основная причина его нежелания покидать деревню заключается именно в этом, и точно так же уверена, что спорить бесполезно. Чтобы покинуть Ойнгестун, ей придется оставить Бривибаса одного. Этого девушка сделать не могла.
— Хорошо, дедушка, — пробормотала она, склонив голову.
Подошел еще один солдат.
— Эй, милочка, найдется чем перекусить голодному бойцу? — спросил он и добавил: — А то живот уже к хребту присох.
Ванаи молча отхватила ножом кусок колбасы и ломоть хлеба. Солдат подхватил и то и другое, послал девушке воздушный поцелуй и двинулся дальше, жуя на ходу.
— Позор, — заключил Бривибас. — Просто позор.
— Ну не знаю, — раздумчиво заметила Ванаи. — От фортвежских мальчишек в Ойнгестуне я слыхала и похуже. В тридцать раз хуже. Этот был просто… дружелюбен.
— Опять-таки ты имеешь в виду «непозволительно фамильярен», — педантично поправил ее Бривибас. — То, что местные охламоны ведут себя более мерзко, не делает этого солдата менее омерзительным. Он плох; они — хуже.
Тут к дверям подошел за едой и питьем боец несомненных каунианских кровей. Он опрокинул кружку воды, оторвал крепкими белыми зубами кусок колбасы и кивнул Ванаи: «Спасибо, милочка», после чего побрел дальше. Девушка покосилась на Бривибаса. Чародей, судя по всему, решил изучить каждый шов на своих ботинках.
Двое солдат ворвались в Ойнгестун разом с противоположных концов деревни с воплями: «Бегемоты! Альгарвейские бегемоты!» Оба указывали туда, откуда примчались.
— Там! Они приближаются!
Фортвежские солдаты тревожно загомонили. Одни бежали на север, другие — на юг, пытаясь прорвать кольцо окружения, смыкавшееся вокруг Громхеорта, а заодно и вокруг деревушки Ойнгестун. Третьи в отчаянии устремились на запад, пытаясь вырваться из котла, прежде чем горловина его замкнется окончательно.
С ними бежали и часть жителей деревни, запрудив проселок тачками, телегами, повозками, полными тюков и детей, так что солдаты едва могли пробиться сквозь их толпу. В направлении Эофорвика устремилось заметно больше фортвежцев, чем урожденных кауниан: как верно подметил Бривибас, последние жили под властью чужаков вне зависимости от того, какое знамя реет над Ойнгестуном — сине-белое или зелено-бело-алое.
— Не следует ли уйти и нам, дедушка? — повторила свой вопрос Ванаи и привела лучший аргумент, который пршел ей в голову: — Как сможете вы продолжать свои исследования в поселке, полном альгарвейских солдат?
Бривибас поколебался, потом решительно покачал головой.
— А как я смогу проводить исследования, ночуя в грязи на обочине? — Он упрямо выставил подбородок. — Нет. Этого не будет. Я остаюсь, что бы ни случилось.
Старик решительно воззрился на восток.
И тогда низко над головой пронеслись под гром крыльев альгарвейские драконы. Кто-то из толпы фортвежских солдат открыл огонь, но безуспешно. Смертоносное пламя хлестало сквозь драконьи зубы, поливая забитую беженцами и солдатами дорогу. Послышались приглушенные расстоянием, но оттого не менее жуткие крики. Западный ветерок приносил в Ойнгестун запах пожара. Пахло костром. И жареным мясом. Ванаи ощутила бы голод, если бы не знала, что именно благоухает так призывно. Ее едва не стошнило.
Альгарвейские драконы пикировали, будто соколы, обрушивая на дорогу разрывные ядра. Грянули взрывы. Ванаи попыталась закрыть уши ладонями, но толку от этого было немного. Даже зажмурившись, даже зажав уши, она осознавала, что творится в эти минуты на дороге, ведущей на запад.
— Вот ради чего ты приветствовала фортвежских драколетчиков, когда мы отправились изучать древний источник силы, внучка, — промолвил Бривибас. — Вот что намеревался король Пенда обрушить на альгарвейскую державу. Теперь, когда разорение вернулось к нему сторицей, кого должен он винить?
Ванаи поискала в своем сердце то же философское беспристрастие — поискала, но не нашла.
— Это страдают наши соседи, дедушка, наши соседи и подчас сородичи!
— Если бы они остались здесь, вместо того чтобы бежать самым неразумным образом, они были бы в безопасности, — ответил Бривибас. — Восхвалить ли мне их неразумие? Возлелеять ли тщеты мудрости?
Прежде чем Ванаи успела ответить, первые ядра обрушились на Ойнгестун. Над деревней разнеслись крики, близкие и отчаянные. Альгарвейские драконы царили в небесах, и ни один ящер в сине-белой раскраске не примчался с запада бросить им вызов. А ядра все падали.
— Пригнитесь, дурачье! — гаркнул Ванаи и Бривибасу фортвежский солдат.
Чародей не успел обернуться, как осколок стекла или кирпича распорол ему руку чуть ниже запястья. Старик ошеломленно уставился на ранку.
— И кто теперь неразумен, дед? — спросила Ванаи с непривычной горечью. — Кому теперь недостает мудрости?
— Ложись! — заорал солдат.
В этот раз старик послушался, хотя Ванаи упала на мостовую первой.
— Кто бы мог представить, — бормотал он жалобно и глупо, прижимая к груди раненую руку, — что после Шестилетней войны народы с радостью обрушат на себя подобную катастрофу?
— Громоздите завалы из обломков! — распоряжался фортвежский офицер. — Если рыжим сукиным детям охота занять эту дыру, пусть расплачиваются кровью!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97


А-П

П-Я