В том месте, где проток для
выпитой влаги, миновав легкие, подходит пониже почек к мочевому пузырю,
чтобы извергнуть оттуда под напором воздушного давления воспринятое, они
открыли вывод для спинного мозга, который непрерывно тянется от головы
через шею вдоль позвоночного столба и который мы ранее нарекли семенем.
Поскольку же мозг этот одушевлен, он, получив себе выход, не преминул
возжечь в области своего выхода животворную жажду излияний, породив таким
образом детородный эрос. Вот почему природа срамных частей мука строптива и
своевольна, словно зверь, неподвластный рассудку, и под стрекалом
непереносимого вожделения способна на все.
Подобным же образом и у женщин та их часть, что именуется маткой, или
утробой, есть не что иное, как поселившийся внутри них зверь, исполненный
детородного вожделения; когда зверь этот в поре, а ему долго нет случая
зачать, он приходит в бешенство, рыщет по всему телу, стесняет дыхательные
пути и не дает женщине вздохнуть, доводя ее до последней крайности и до
всевозможных недугов, пока наконец женское вожделение и мужской эрос не
сведут чету вместе и не снимут как бы урожай с деревьев, чтобы засеять
пашню утробы посевом живых существ, которые по малости своей пока невидимы
и бесформенны, однако затем обретают расчлененный вид, вскармливаются в
чреве матери до изрядной величины и после того выходят на свет, чем и
завершается рождение живого существа.
Итак, вот откуда пошли женщины и все, что принадлежит к женскому полу.
Растить на себе перья вместо волос и дать начало племени птиц пришлось
мужам незлобивым, однако легкомысленным, а именно таким, которые любили
умствовать о том, что находится над землей, но в простоте душевной
полагали, будто наивысшая достоверность в таких вопросах принадлежит
зрению. А вот племя сухопутных животных произошло из тех, кто был вовсе
чужд философии и не помышлял о небесном, поскольку утратил потребность в
присущих голове круговращениях и предоставил руководительство над собой тем
частям души, которые обитают в груди. За то, что они вели себя так, их
передние конечности и головы протянулись к сродной им земле и уперлись в
нее, а череп вытянулся или исказил свой облик каким-либо иным способом, в
зависимости от того насколько совершающиеся в черепе круговращения
сплющились под действием праздности. Вот причина, почему род их имеет по
четыре ноги или даже более того: чем неразумнее существо, тем щедрее бог
давал ему опоры, ибо его сильнее тянуло к земле. Те, которые были еще
неразумнее и всем телом прямо-таки распластывались по земле, уже не имели
нужды в ногах, и потому бог породил их безногими и пресмыкающимися.
Четвертый, или водный, род существ произошел от самых скудоумных неучен,
души которых были так нечисты из-за всевозможных заблуждений, что ваятелям
тел стало жалко для них даже чистого воздуха, и потому их отправили в
глубины - вдыхать мутную воду, позабыв о тонком и чистом воздушном дыхании.
Отсюда ведет начало порода рыб, устриц и вообще всех водяных животных,
глубинные жилища которых являют с собою возмездие за глубину их невежества.
Сообразно этому все живые существа и поныне перерождаются друг в друга,
меняя облик по мере убывания или возрастания своего ума или глупости.
Теперь мы скажем, что наше рассуждение пришло к концу. Ибо, восприняв в
себя смертные и бессмертные живые существа и пополнившись ими, наш космос
стал видимым живым существом, объемлющим все видимое, чувственным богом,
образом бога умопостигаемого, величайшим и наилучшим, прекраснейшим и
совершеннейшим, единородным небом.



Платон-Государство
Платон

Государство


Книга первая

Книга вторая

Книга четвертая

Книга пятая

Книга шестая

Книга седьмая

Книга восьмая

Книга девятая

Книга десятая


Глава 1
ОглавлениеКнига перваяКнига втораяКнига третьяКнига четвертаяКнига
пятаяКнига шестаяКнига седьмаяКнига восьмаяКнига девятаяКнига десятая
Книга первая

Кефал. Ведь в старости возникает полнейший покой и освобождение от всех
этих вещей; ослабевает и прекращается власть влечений, и во всех отношениях
возникает такое самочувствие, как у Софокла, то есть чувство избавления от
многих неистовствующих владык. А огорчения по поводу этого, как и домашние
неприятности, имеют одну причину, Сократ, - не старость, а самый склад
человека. Кто вел жизнь упорядоченную и был добродушен, тому и старость
лишь в меру трудна. А кто не таков, тому, Сократ, и старость, и молодость в
тягость.
Сократ. Как поэты любят свои творения, а отцы - своих детей, так и
разбогатевшие люди заботливо относятся к деньгам - не только в меру
потребности, как другие люди, а так, словно это их произведение. Общаться с
такими людьми трудно: ничто не вызывает их одобрения, кроме богатства.
Кефал. ...Обладать состоянием - это, конечно, очень хорошо, но не для
всякого, а лишь для порядочного человека.
Сократ. Прекрасно сказано, Кефал, но вот что касается этой самой
справедливости: считать ли нам ее попросту честностью и отдачей взятого в
долг, или же одно и то же действие бывает подчас справедливым, а подчас и
несправедливым?
Полемарх. ...Это будет искусство приносить пользу друзьям, а врагам
причинять вред.
Сократ. Так что, и по-твоему, и по Гомеру, и по Симониду, справедливость -
это нечто воровское, однако направленное на пользу друзьям и во вред
врагам?
...Нужно ли теперь дополнить тем, что справедливо делать добро другу, если
он хороший человек, и зло - врагу, если он человек негодный? ...
Значит, справедливому человеку свойственно наносить вред некоторым людям?
...
...И они, если им нанесен вред, теряют свои человеческие достоинства? ...
И те из людей, друг мой, кому нанесен вред, обязательно становятся
несправедливыми? ... А справедливые люди посредством справедливости могут
сдeлать кого-либо несправедливыми? Или вообще: могут ли хорошие люди с
помощью своих достоинств сделать других негодными?
Фрасимах. Справедливость, утверждаю я, это то, что пригодно сильнейшему.
...
...В каждом государстве силу имеет тот, кто у власти. ...
Устанавливает же законы всякая власть в свою пользу: демократия -
демократические законы, тирания - тиранические, так же и в остальных
случаях. Установив законы, объявляют их справедливыми для подвластных - это
и есть как раз то, что полезно властям, а преступающего их карают как
нарушителя законов и справедливости. Так вот я и говорю, почтеннейший
Сократ: во всех государствах справедливостью считается одно и то же, а
именно то, что пригодно существующей власти. А ведь она - сила, вот и
выходит, если кто правильно рассуждает, что справедливость - везде одно и
то же: то, что пригодно для сильнейшего. -
Скажи-ка мне, Сократ, у тебя есть нянька? ... Да пусть твоя нянька не
забывает утирать тебе нос, ты ведь у нее не отличаешь овец от пастуха. ...
Потому что ты думаешь, будто пастухи или волопасы заботятся о благе овец
или волов, когда откармливают их и холят, и что делают они это с какой-то
иной целью, а не ради блага владельцев и своего собственного. Ты полагаешь,
будто и в государствах правители - те, которые по-настоящему правят, -
относятся к своим подданным как-то иначе, чем пастухи к овцам, и будто они
днем и ночью только и думают о чем-то ином, а не о том, откуда бы извлечь
для себя пользу. "Справедливое", "справедливость", "несправедливое",
"несправедливость" - ты так далек от всего этого, что даже не знаешь:
справедливость и справедливое - в сущности это чужое благо, это нечто,
устраивающее сильнейшего, правителя, а для подневольного исполнителя это
чистый вред, тогда как несправедливость - наоборот... Подданные
осуществляют то, что пригодно правителю, так как в его руках сила.
Вследствие их исполнительности он благоденствует, а сами они - ничуть.
Частичное нарушение справедливости, когда его обнаружат, наказывается и
покрывается величайшим позором. Такие частичные нарушители называются,
смотря по виду своих злодеяний, то святотарцами, то похитителями рабов, то
взломщиками, то грабителями, то ворами. Если же кто, мало того что лишит
граждан имущества, еще и самих их поработит, обратив в невольников, его
вместо этих позорных наименований называют преуспевающим и
благоденствующим, и не только его соотечественники, но и чужеземцы, именно
потому, что знают: такой человек сполна осуществил несправедливость. Ведь
те, кто порицает несправедливость, не порицают совершение несправедливых
поступков, они просто боятся за себя, как бы им самим не пострадать. Так
вот, Сократ: достаточно полная несправедливость сильнее справедливости, в
ней больше силы, свободы и властности, а справедливость, как я с самого
начала и говорил, - это то, что пригодно сильнейшему, несправедливость же
целесообразна и пригодна сама по себе.
Сократ. Если бы государство состояло из одних только хороших людей, все бы,
пожалуй, оспаривали друг у друга возможность устраниться от управления, как
теперь оспаривают власть. Отсюда стало бы ясно, что по существу подлинный
правитель имеет в виду не то, что пригодно ему, а то, что пригодно
подвластному, так что всякий понимающий это человек вместо того, чтобы
хлопотать о пользе другого, предпочел бы, чтобы другие позаботились о его
пользе. Я ни в коем случае не уступлю Фрасимаху, будто справедливость - это
то, что пригодно сильнейшему.
- Ну-ка, Фрасимах, отвечай нам с самого начала. Ты утверждаешь, что
совершенная несправедливость полезнее совершенной справедливости?
- Конечно, я это утверждаю, и уже сказал почему. И я говорю, что
несправедливость целесообразна, а справедливость - нет!
- Ну и что же тогда получается? ... Неужели, что справедливость порочна?
- Нет, но она - весьма благородная тупость.
- Но называешь ли ты несправедливость злоумышленностью?
- Нет, это здравомыслие.
- Разве несправедливые кажутся тебе разумными и хорошими?
- По крайней мере те, кто способен довести несправедливость до совершенства
и в состоянии подчинить себе целые государства и народы. А ты, вероятно,
думал, что я говорю о тех, кто отрезает кошельки? Впрочем, и это
целесообразно, пока не будет обнаружено. Но о них не стоит упоминать; иное
дело то, о чем я сейчас говорил.
- Мне прекрасно известно, что ты этим хочешь сказать, но меня удивляет, что
несправедливость ты относишь к добродетели и мудрости, а справедливость - к
противоположному.
- Конечно, именно так.
- Это уж слишком резко, мой друг, и не всякий найдется, что тебе сказать.
Если бы ты утверждал, что несправедливость целесообразна, но при этом,
подобно другим, признал бы ее порочной и позорной, мы нашлись бы, что
сказать, согласно общепринятым взглядам. А теперь ясно, что ты станешь
утверждать, будто несправедливость - прекрасна и сильна...
...Признаешь ли ты, что государство может быть несправедливым и может
пытаться несправедливым образом поработить другие государства и держать их
в порабощении, причем многие государства бывают порабощены ими?
- А почему бы нет? Это в особенности может быть осуществлено самым
превосходным из государств, наиболее совершенным в своей несправедливости.
- Я понимаю, что таково твое утверждение. Но я вот как его рассматриваю:
государство, становясь сильнее другого государства, приобретает свою мощь
независимо от справедливости или обязательно в сочетании с нею?
Хотя мы и говорим, что когда-то кое-что было совершено благодаря энергичным
совместным действиям тех, кто несправедлив, однако в этом случае мы
выражаемся не совсем верно. Ведь они не пощадили бы друг друга, будь они
вполне несправедливы, стало быть ясно, что было в них что-то и
справедливое, мешавшее им обижать друг друга так, как тех, против кого они
шли.

Глава 1
ОглавлениеКнига перваяКнига втораяКнига третьяКнига четвертаяКнига
пятаяКнига шестаяКнига седьмаяКнига восьмаяКнига девятаяКнига десятая
Книга вторая
Главкон. Скажи-ка мне, представляется ли тебе благом то, что для нас
приемлемо не ради его последствий, но ценно само по себе? Вроде как,
например, радость или какие-нибудь безобидные удовольствия - они в
дальнейшем ни к чему, но они веселят человека.
- К какому же виду благ ты относишь справедливость?
- Я-то полагаю, что к самому прекрасному, который и сам по себе, и по своим
последствиям должен быть ценен человеку, если тот стремится к счастью.
- А большинство держится иного взгляда и относит ее к виду тягостному,
которому можно предаваться только за вознаграждение, ради уважения и славы,
сама же она по себе будто бы настолько трудна, что лучше ее избегать. -
Фрасимах, по-моему, слишком скоро поддался, словно змея, твоему заговору, а
я все еще не удовлетворен твоим доказательством как той, так и другой
стороны вопроса. Я желаю услышать, что же такое справедливость и
несправедливость и какое они имеют значение, когда сами по себе содержатся
в душе человека; а что касается вознаграждения и последствий, это мы
оставим в стороне.
Говорят, что творить несправедливость обычно бывает хорошо, а терпеть ее -
плохо. Однако, когда терпишь несправедливость, в этом гораздо больше
плохого, чем бывает хорошего, когда ее творишь. Поэтому, когда люди
отведали и того и другого, то есть и поступали несправедливо, и страдали от
несправедливости, тогда они... нашли целесообразным договориться друг с
другом, чтобы и не творить несправедливость, и не страдать от нее. Отсюда
взяло свое начало законодательство и взаимный договор. Установления закона
и получили имя законных и справедливых - вот каково происхождение и
сущность справедливости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134