Положим, у этого сказания облик мифа, по в нем содержится и правда: и самом
деле, тела, вращающиеся по небосводу вокруг Земли, отклоняются от своих
путей, и потому через известные промежутки времени все на Земле гибнет от
великого пожара. В такие времена обитатели гор и возвышенных либо сухих
мест подвержены более полному истреблению, нежели те, кто живет возле рек
или моря; а потому постоянный наш благодетель Нил избавляет нас и от этой
беды, разливаясь.
Когда же боги, творя над Землей очищение, затопляют ее водами, уцелеть
могут волопасы и скотоводы в горах, между тем как обитатели ваших городов
оказываются унесены потоками в море, но в нашей стране вода ни в такое
время, ни в какое-либо иное не падает на поля сверху, а, напротив, по
природе своей поднимается снизу. По этой причине сохраняющиеся у нас
предания древнее всех, хотя и верно, что во всех землях, где тому не
препятствует чрезмерный холод или жар, род человеческий неизменно
существует в большем или меньшем числе. Какое бы славное или великое деяние
или вообще замечательное событие ни произошло, будь то в нашем краю или в
любой стране, о которой мы получаем известия, все это с древних времен
запечатлевается в записях, которые мы храним в наших храмах; между тем у
вас и прочих пародов всякий раз, как только успеет выработаться
письменность и все прочее, что необходимо для городской жизни, вновь и
вновь в урочное время с небес низвергаются потоки, словно мор, оставляя из
всех вас лишь неграмотных и неученых. И вы снова начинаете все сначала,
словно только что родились, ничего не зная о том, что совершалось в древние
времена в нашей стране или у вас самих.
Взять хотя бы те ваши родословные. Солон, которые ты только что излагал,
ведь они почти ничем не отличаются от детских сказок. Так, вы храните
память только об одном потопе, а ведь их было много до этого; более того,
вы даже не знаете, что прекраснейший и благороднейший род людей жил некогда
в вашей стране. Ты сам и весь твои город происходите от тех немногих, кто
остался из этого рода, но вы ничего о нем не ведаете, ибо их потомки на
протяжении многих поколений умирали, не оставляя никаких записей и потому
как бы немотствуя. Между тем. Солон, перед самым большим и разрушительным
наводнением государство, ныне известное под именем Афин, было и в делах
военной доблести первым, и по совершенству своих законов стояло превыше
сравнения; предание приписывает ему такие деяния и установления, которые
прекраснее всего, что нам известно под небом". Услышав это Солон, по
собственному его признанию, был поражен и горячо упрашивал жрецов со всей
обстоятельностью и по порядку рассказать об этих древних афинских
гражданах.
Жрец ответил ему: "Мне не жаль, Солон; я все расскажу ради тебя и вашего
государства, но прежде всего ради той богини, что получила в удел,
взрастила и воспитала как ваш, так и наш город. Однако Афины она основала
на целое тысячелетие раньше, восприняв о ваше семя от Геи и Гефеста, а этот
наш город - позднее. Между тем древность наших городских установлении
определяется по священным записям в восемь тысячелетий. Итак, девять тысяч
лет назад жили эти твои сограждане, и чьих законах и о чьем величайшем
подвиге мне предстоит вкратце тебе рассказать; позднее, на досуге, мы с
письменами в руках выясним все обстоятельнее и по порядку. Законы твоих
предков ты можешь представить себе по здешним: ты найдешь ныне в Египте
множество установлении, принятых в те времена у вас, и прежде всего
сословие жрецов, обособленное от всех прочих, затем сословие ремесленников,
в котором каждый занимается своим ремеслом, ни во что больше не вмешиваясь,
и, наконец, сословия пастухов, охотников и земледельцев; да и воинское
сословие, как ты, должно быть, заметил сам, отделено от прочих, и членам
его закон предписывает не заботиться ни о чем, кроме войны.
Добавь к этому, что снаряжены наши воины щитами и копьями, этот род
вооружения был явлен богиней, и мы ввели его у себя первыми в Азии, как вы
- первыми в ваших землях.
Что касается умственных занятий, ты и сам видишь, какую заботу о них
проявил с самого начала наш закон, исследуя космос и из наук божественных с
выводя науки человеческие, вплоть до искусства гадания и пекущегося о
здоровье искусства врачевания, а равно и всех прочих видов знания, которые
стоят в связи с упомянутыми. Но весь этот порядок и строй богиня еще раньше
ввела у вас, устроя ваше государство, а начала она с того, что отыскала для
вашего рождения такое место, где под действием мягкого климата вы рождались
бы разумнейшими на Земле людьми. Любя брани и любя мудрость, богиня избрала
и первым заселила такой край, который обещал порождать мужей, более кого бы
то ни было похожих па нее самое. И вот вы стали обитать там, обладая
прекрасными законами, которые были тогда еще более совершенны, н превосходя
всех людей во всех видах добродетели, как это и естественно для отпрысков и
питомцев богов. Из великих деяний вашего государства немало таких, которые
известны по нашим записям и служат предметом восхищения; однако между ними
есть одно, которое превышает величием и доблестью все остальные. Ведь по
свидетельству наших записей, государство ваше положило предел дерзости
несметных воинских сил, отправлявшихся на завоевание всей Европы и Азии, а
путь державших от Атлантического моря.
Через море это в те времена возможно было переправиться, ибо еще
существовал остров, лежавший перед тем проливом, который называется на
вашем языке Геракловыми столпами . Этот остров превышал своими размерами
Ливию и Азию, вместо взятые, и с него тогдашним путешественникам легко было
перебраться на другие острова, а с островов - на весь противолежащий
материк, который охватывал то море, что и впрямь заслуживает такое название
(ведь море по эту сторону упомянутого пролива является всего лишь заливом с
узким проходом в него, тогда как море по ту сторону пролива есть море в
собственном смысле слова, равно как и окружающая его земля воистину и
вполне справедливо может быть названа материком). На этом-то острове,
именовавшемся Атлантидой, возникло удивительное по величине и могуществу
царство, чья власть простиралась на весь остров, на многие другие острова и
на часть материка, а сверх того, по эту сторону пролива они овладели Ливией
вплоть до Египта и Европой вплоть до Тиррении. И вот вся эта сплоченная
мощь была брошена на то, чтобы одним ударом ввергнуть в рабство и ваши и
наши земли и все вообще страны по эту сторону пролива. Именно тогда, Солон,
государство ваше явило всему миру-блистательное доказательство своей
доблести и силы: всех превосходя твердостью духа и опытностью в военном
деле, оно сначала встало во главе эллинов, но из-за измены союзников
оказалось предоставленным самому себе, в одиночество встретилось с крайними
опасностями и все же одолело завоевателей и воздвигло победные трофеи.
Тех, кто еще по был порабощен, оно спасло от угрозы рабства; всех же
остальных, сколько ни обитало нас по эту сторону Геракловых столпов, оно
великодушно сделало свободными. Но позднее, когда пришел срок для
невиданных землетрясении и наводнении, за одни ужасные а сутки вся ваша
воинская сила была поглощена разверзнувшейся землей; равным образом и
Атлантида исчезла, погрузившись в пучину. После этого море в тех местах
стало вплоть до сего дня несудоходным и недоступным по причине обмеления,
вызванного огромным количеством ила, который оставил после себя осевший
остров". Ну, вот я и пересказал тебе, Сократ, возможно короче то, что
передавал со слов Солона старик Критий. Когда ты вчера говорил о твоем
государстве и его гражданах, мне вспомнился этот рассказ, и я с удивлением
заметил, как многие твои слова по какой-то поразительной случайности
совпадают со словами Солона.
Но тогда мне не хотелось ничего говорить, ибо по прошествии столь долгого
времени я недостаточно помнил содержание рассказа; поэтому я решил, что мне
не следует говорить до тех пор, пока я не припомню всего с достаточной
обстоятельностью. И вот почему я так охотно принял па себя те обязанности,
которые ты вчера мне предложил: мне представилось, что если в таком деле
важнее всего положить в основу речи согласный с нашим замыслом предмет, то
нам беспокоиться не о чем. Как уже заметил Гермократ, я начал в беседе с
ними припоминать суть дела, едва только вчера ушел отсюда, а потом,
оставшись один, восстанавливал в памяти подробности всю ночь напролет и
вспомнил почти все.
Справедливо изречение, что затверженное в детстве куда как хорошо держится
в памяти. Я совсем не уверен, что мне удалось бы полностью восстановить в
памяти то, что я слышал вчера; но вот если из этого рассказа, слышанного
мною давным-давно, от меня хоть что-то ускользнет, мне это покажется
странным. Ведь в свое время я выслушивал все это с таким истинно
мальчишеским удовольствием, с а старик так охотно давал разъяснения в ответ
на мои всегдашние расспросы, что рассказ неизгладимо запечатлелся в моей
памяти, словно выжженная огнем по воску картина. А сегодня рано поутру я
поделился рассказом вот с ними, чтобы им тоже, как и мне, было о чем
поговорить. Итак, чтобы .наконец-то дойти до сути дела, я согласен, Сократ,
повторить мое повествование уже не в сокращенном виде, но со всеми
подробностями, с которыми я сам его слышал. Граждан и государство, что были
тобою вчера нам представлены как в покоем мифе, мы перенесем в
действительность и будем исходить из того, что твое государство и есть вот
эта наша родина, а граждане, о которых ты размышлял, суть вправду жившие
наши предки из рассказов жреца.
Соответствие будет полное, и мы не погрешим против истины, утверждая, что в
те-то времена они и жили. Что же, поделим между собой обязанности и
попытаемся сообща должным образом справиться с той задачей, что ты нам
поставил. Остается поразмыслить, Сократ, по сердцу ли нам такой предмет или
вместо него нужно искать какой-либо иной.
Сократ. Да что ты, Критий, какой же предмет мы могли бы предпочесть этому?
Ведь он как нельзя лучше подходит к священнодействиям в честь богини, ибо
сродни ей самой; притом важно, что мы имеем дело не с вымышленным мифом, но
с правдивым сказанием. Если мы его отвергнем, где и как найдем мы
что-нибудь лучше? Это невозможно. Так в добрый час! Начинайте, а я в
отплату за мои вчерашние речи буду молча вас слушать.
Критий. Если так, узнай же, Сократ, в каком порядке будем мы тебя угощать.
Мы решили, что, коль скоро Тимей являет собою среди нас самого глубокого
знатока астрономии и главнейшим своим занятием сделал познание природы всех
вещей, он и будет говорить первым, начав с возникновения космоса и закончив
природой человека. После него - мой черед; я как бы приму из его рук людей,
которые в его речи претерпят рождение, а от тебя некоторых из них получу
еще и с превосходным воспитанием.
Затем в соответствии с Солоновым рассказом и законоположением я представлю
их на наш суд, чтобы добиться для них права гражданства, исходя из того что
они и есть те самые афиняне былых времен, о которых после долгого забвения
возвестили нам священные записи, и в дальнейшем нам придется говорить о них
уже как о наших согражданах и подлинных афинянах.
Сократ. Я вижу, вы собираетесь отблагодарить меня сполна и щедро! Что ж,
Тимей, тебе, кажется, пора говорить, по обычаю сотворив молитву богам.
Тимей. Еще бы, Сократ! Все, в ком есть хоть малая толика рассудительности,
перед любым неважным или важным начинанием непременно призывают на помощь
божество. Но ведь мы приступаем к рассуждениям о Вселенной, намереваясь
выяснить, возникла ли она и каким именно образом; значит, нам просто
необходимо, если только мы не впали в совершенное помрачение, воззвать к
богам и богиням и испросить у них, чтобы речи паши были угодны им, а вместе
с тем удовлетворяли бы нас самих.
Таким да будет наше воззвание к богам! Но и к самим себе нам следует
воззвать, дабы вы наилучшим образом меня понимали, а я возможно более
правильным образом развивал свои мысли о предложенном предмете.
Представляется мне, что для начала должно разграничить вот какие две вещи:
что есть вечное, не имеющее возникновения бытие и что есть вечно
возникающее, но никогда не сущее. То, что постигается с помощью размышления
и рассуждения, очевидно, и есть вечно тождественное бытие; а то, что
подвластно мнению и неразумному ощущению, возникает и гибнет, но никогда не
существует на самом деле.
Однако все возникающее должно иметь какую-то причину для своего
возникновения, ибо возникнуть без причины совершенно невозможно. Далее,
если демиург любой вещи взирает на неизменно сущее и берет его в качестве
первообраза при создании идеи и свойств данной вещи, все необходимо выйдет
прекрасным; если же он взирает на нечто возникшее и пользуется им как
первообразом, произведение его выйдет дурным.
А как же всеобъемлющее небо? Назовем ли мы его космосом или иным именем,
которое окажется для него самым подходящим, мы во всяком случае обязаны
поставить относительно него вопрос, с которого должно начинать рассмотрение
любой вещи: было ли оно всегда, не имея начала своего возникновения, или же
оно возникло, выйдя из некоего начала?
Оно возникло, ведь оно зримо, осязаемо, телесно, а все вещи такого рода
ощутимы и, воспринимаясь в результате ощущения мнением, оказываются
возникающими и порождаемыми. Но мы говорим, что все возникшее нуждается для
своего возникновения в некоей причине. Конечно, творца и родителя этой
Вселенной нелегко отыскать, а если мы его и найдем, о нем нельзя будет всем
рассказывать.
И все же поставим еще один вопрос относительно космоса: взирая на какой
первообраз работал тот, кто его устроял,- на тождественный и неизменный или
на имевший возникновение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134