Группа автоматчиков пошла навстречу пленным.
— Пусть офицеров приведут сюда, к нам,— сказал Аршакян.
Пленных офицеров оказалось трое — майор и два лейтенанта. Аршакян спросил майора, из какой он воинской части. Майор, мужчина высокого роста, плечистый и краснощекий, ничего не ответил. Аршакян повторил вопрос. Майор, высоко держа голову, стоял впереди своих младших товарищей — лейтенантов, молчал. Он словно не слышал вопроса Аршакяна. Малышев рассерженно подошел к немцу.
— Спокойно, товарищ Малышев, — сказал Аршакян.
Неожиданно на батальон обрушился шквальный огонь немецких артиллерийских и минометных батарей. Немцы стреляли с севера, оттуда, где недавно стоял батальон.
— Вроде фрицы отрезали наш тыл,— тревожно сказал Малышев.
Аршакян невозмутимо посмотрел на него.
— Для нас это не неожиданность. Но и из их тыла будут бить наши.
Садыхов приказал повернуть стволы орудий к северо-востоку, капитан-танкист торопливо пошел к своим танкам.
— Занимаем круговую оборону! — объявил Малышев командирам рот.— Погнать пленных в лощину и ждать моего приказа.
Вскоре с севера показались немецкие танки. Они шли осторожно, медленно, иногда останавливаясь. Солдаты сразу поняли, что в этом наступлении немецких танков нет былой решительности. Орудия Садыхова открыли огонь по танкам. Снаряды разрывались вблизи немецких панцирных машин, подымали тучи снега.
Капитан Краснов побежал к своим танкам, и вскоре шесть Т-34 двинулись навстречу неприятелю, с ходу стреляя по вражеским танкам. Батарея Садыхова била прямой наводкой. Садыхов от многочасового выкрикивания команд совсем охрип. Девушки вместе с бойцами разбивали снарядные ящики и подносили снаряды заряжающим. Номера артиллерийских расчетов работали так спокойно, размеренно, словно дело происходило в заводском цехе или в поле.
Танки капитана Краснова стремительно шли на сближение с вражескими машинами. Немецкая пехота, сопровождавшая танки, залегла. Головной советский танк столкнулся с неприятельской машиной, послышался пронзительный лязг стали, моторы взвыли. А через мгновение танк Краснова рванулся вперед, немецкая машина осталась неподвижной. В этот же миг загорелся другой немецкий танк. Черный дым и красно-желтое пламя окутали горящую машину. Садыхов приказал прекратить огонь: расстояние между танками Краснова и немецкими машинами было так невелико, что артиллерия могла покалечить советские танки.
Немецкие пехотинцы при приближении советских танков поднялись и побежали. Танки Краснова настигали бегущих, косили их пулеметным огнем.
— Умница Краснов! Молодчина Краснов! — кричал Аршакян.
XXI
В двухстах шагах от места танкового боя, в лощине, несколько бойцов-автоматчиков охраняли группу пленных немцев. Стоя на высоком бугре, Тоноян наблюдал за действиями батальона, изредка поглядывая на сгрудившихся в заснеженной низинке пленных.
— Что мы здесь сидим и смотрим на этих мерзавцев, Арсен Иваныч, — проговорил Гамидов,—давай скосим их из автоматов и поспешим к своим в бой, а, Арсен?
Тонояна никто не назначал старшим над бойцами, охранявшими пленных, но обычно само собой получалось, что в таких случаях товарищи ему подчинялись.
— Арсен, что ты скажешь, а? — повторил Гамидов.
Тоноян покачал головой. Пленные испуганно переглядывались — они не понимали языка, но по озлобленному лицу и лихорадочно-порывистым движениям Гамидова догадывались, чего он хочет.
Вдруг немецкий майор что-то крикнул, вскочил на ноги и побежал в поле. Вслед за ним побежали еще несколько немцев. Одновременно грянула автоматная очередь. Это стрелял казах Копбаев, которого из-за снежного бугра не видели пленные. Автоматная очередь Копбаева скосила всех беглецов. Оставшиеся в лощине пленные бросились на землю и в страхе прижались друг к другу. Гамидов вскинул автомат. Но в тот момент, когда он нажал на спуск, Тоноян сильно ударил его по руке, и пули, шипя, впились в снег.
— Давай кончим их, Арсен! — закричал Гамидов.
— Нельзя! — крикнул Тоноян.— Мы за них отвечаем.
— Немцы сейчас бьют наших, а мы здесь их жалеем,— сказал один из бойцов-конвоиров.
— Наши бьются, наши погибают, Арсен! — вновь закричал Гамидов.
Бойцы видели, как немцы яростно, с ожесточением атакуют окруженный батальон. А залегший в снег батальон продолжал держать круговую оборону. На какое-то мгновение Арсен заколебался. Может быть,
Малышев забыл о них? Может быть, он и сам приказал бы сделать то, чего требовал Гамидов? Арсен посмотрел на сбившихся в тесную кучу пленных; при мысли, что их нужно прикончить, по его телу пробежала холодная дрожь. Издали враг — словно хищный зверь для охотника, и человек стреляет в него, как в волка. Но когда видишь врага перед собой безоружным и жалким, он снова для тебя человек и ты испытываешь к нему человеческую жалость.
— Арсен...— снова позвал Гамидов.
— Ну чего ты хочешь? — исступленно закричал Тоноян.
— Я пошел, Арсен, не буду больше терпеть! — крикнул Гамидов, махнул рукой в сторону боевого поля.
— Нельзя, буду стрелять, если двинешься с места.
— Застрелишь, Арсен? Ну и стреляй!
Гамидов спрыгнул с бугра и побежал в степь. Тоноян вскинул автомат, выстрелил в воздух.
— Глупец,— крикнул он вслед Гамидову, но сердиться ему не хотелось.
Непрерывно печатали тяжелые и легкие пулеметы, слышались выбухи ручных гранат. Минутами Тонояну казалось, что немецкая атака захлебывается, но спустя недолгое время стрельба вновь усиливалась.
Приближались сумерки. Тоноян начал сомневаться в правильности своего решения: смогут ли они вчетвером справиться с фашистами, если стемнеет, а бой будет продолжаться? Ведь пленные могут в темноте разбежаться, даже напасть на конвой, обезоружить его.
Вдруг Арсена осенила внезапная мысль.
— Алдибек, есть у тебя нож? — спросил он.
— Есть. А для чего?
— Дай мне свой автомат, а сам спустись в яму и срежь у немцев все пуговицы с брюк. Поглядим, как они тогда побегут.
Алдибек обрадовался.
— У меня бритва с собой, настоящая бритва. Когда Мусраилов с бритвой в руке спустился в яму,
пленных охватила паника. Им показалось, что боец с азиатским лицом пришел их зарезать. Послышались крики ужаса.
— Не бойтесь, не убью,— ухмыляясь, сказал Алдибек и жестами стал показывать, чтобы немцы расстегнули ремни.
— Живее, живее! — поторапливал с бугра Тоноян.
Мусраилов стал отбирать у пленных ремни и срезать пуговицы.
— Живо, живо,— торопил его Тоноян.
— Наши наступают! — крикнул Колбаев. Послышалось протяжное «ура», батальон перешел
в атаку. Бойцы бежали вслед за танками, стреляя по дрогнувшему противнику. «Гамидов тоже там»,— подумал Арсен.
Со связкой ремней в руках Мусраилов подошел к Тонояну и взял свой автомат.
— Я тоже пойду, Тоноян, ладно? — сказал в это время Копбаев.
Арсен поглядел на Попова, державшего автомат наизготовку. Тот не спускал с пленных глаз.
— Я пойду, Тоноян,— повторил Копбаев.
Арсен сделал утвердительный жест. Копбаев со всех ног побежал в сторону атакующего батальона.
— Эй, вставайте, пошли,— крикнул Тоноян пленным по-армянски: раз немцы не знают русского языка, то можно с ними поговорить по-армянски. Да и жесты в таких случаях больше понятны, чем слова.
— Чего ты хочешь, Тоноян, скажи по-русски, я им переведу,— сказал Попов.
— Давай погоним их в сторону батальона,— сказал, Тоноян.
Попов, неуверенно подбирая слова, повторил приказ Тонояна по-немецки. Пленные начали медленно подниматься.
— За мной,— крикнул Попов.
— Не позволяй им близко подходить к тебе, чаще оглядывайся,— сказал Тоноян.
— Не бойся за меня, Арсен Иваныч.— весело ответил Попов.— Куда они без штанов годятся?
Батальон был уже далеко. Огонь немцев с севера прекратился, но Малышев оставил у себя в тылу в качестве заслона орудия, два танка и взвод бойцов — они должны были в случае внезапного нападения прикрыть ушедший вперед батальон.
— Что это они держатся за животы, ребята? — еще издали крикнул старший лейтенант Садыхов.
— Чтоб штаны не свалились,— ответил Мусраилов,— по приказу главнокомандующего Тонояна я срезал бритвой пуговицы на немецких штанах.
— Вай, как вы ловко придумали, умереть мне за ваши души,— засмеялся Садыхов,— надо было совсем снять с них штаны, чтобы они подохли.
Он прислушался к грохоту канонады, возникшей со стороны Дона.
— Теперь немцы, взявшие нас в клещи, сами в клещах,— сказал Садыхов.— Куда вы их ведете?
— К батальону.
— Подождите здесь,— сказал старший лейтенант и, повернувшись к пленным, крикнул:
— Эй, фашистская чума, садись на землю. Немцы, дрожа от холода, переминались с ноги
на ногу, подтягивали сползающие штаны.
— Ох, шутники, шутники,— засмеялся Садыхов,— придумали же такое!
Артиллерийский гром, шедший с севера, все усиливался. Артиллеристы и экипажи двух танков напряженно вслушивались в звуки вновь возникшего боя. Они догадывались, что в тыл окружившим их немцам ударили советские части.
— Эй, танкисты! — крикнул Садыхов.— Чего мы здесь стоим?
— А что же делать? — спросил младший лейтенант-танкист.— Или идти на соединение с батальоном, или податься назад и ударить по немцам с тыла. Одна батарея и два танка могут большой сабантуй немцам сделать. Давай ударим немцев по спине!
— Но ведь наш батальон, товарищ старший лейтенант, ушел вперед? — спросил Тоноян, сознавая, что он не имеет права задавать подобный вопрос.
— Ничего, тыл батальона обеспечен. Гони, Тоноян, за нами пленных.
XXII
Танки и орудия двинулись на север. Тоноян, Мусраилов и Попов гнали пленных. Вскоре орудия остановились, заняли огневые позиции, ездовые распрягли лошадей и отвели их подальше от батарей. Орудия открыли огонь. Танки, укрывшись в снеговых ложбинах, пока бездействовали.
...Стороннему наблюдателю могло показаться, что наступление разворачивается стихийно, что войска, потеряв связь и управление, ведут беспорядочные бои, что фронт не имеет определенной линии и направления движения. Встретил врага, видишь его — значит, бей!
Садыхов бегал от одного орудия к другому, кричал, ругался, смеялся. Пленные легли на землю, недалеко от батареи, лежали в угрюмом молчании, тесно прижавшись друг к другу. Мусраилов и Попов стерегли их, держа в руках автоматы. Тоноян стоял около батареи и смотрел в ту сторону, куда уходили садыховские снаряды. После очередного залпа Садыхов поднес бинокль к глазам.
— Молодцы, ребята,— обрадованно произнес он и словно для того, чтобы отметить этот удачный залп, снял висевшую у него на плече флягу с водкой, подошел к наводчику первого орудия.
— Глотни немножко, согрейся.
Наводчика не пришлось долго упрашивать. Садыхов протянул флягу Тонояну.
— Ты тоже хлебни малость, Арсен.
— Товарищ старший лейтенант,— крикнул наводчик,— смотрите, немцы бегут в нашу сторону. Наши атаковали их с тыла.
— Огонь, огонь,— закричал Садыхов,— заряжай осколочными. Огонь!
Немецкая пехота беспорядочно бежала в сторону батареи, но это была не атака — это было бегство.
— Ура! — закричал Садыхов и заплясал на месте, раскачиваясь, как медведь, и напевая по-азербайджански.
Пленные удивленно смотрели на него, бессмысленно улыбались.
— Бах, Арсен, бах ! — крикнул Гамза и продолжал петь:
— Ай бари бах, Арсен джан, о яна бах, кардаш джан...
Бегущие немцы были встречены огнем садыховской батареи и орудийным и пулеметным огнем двух танков. Немцы заметались, рассеялись по полю, залегли. В воздухе замелькали белые платки...
Садыхов приказал батарее прекратить огонь. Танки медленно двинулись в сторону сдающихся в плен немцев.
— Ай бари бах, бари бах...— повторял Садыхов припев любимой песенки.
Тоноян вытер рукавом лоб. Напряженный, сосредоточенный, он смотрел на медленно двигавшиеся танки. Немцы бросали автоматы в снег. Сотни рук поднялись вверх. Мощное «ура» разнеслось в воздухе — это кричала приближавшаяся с севера советская пехота. Арсен увидел среди наступавших своих однополчан.
Вот на санях подъехал к батарее подполковник Кобуров.
— Где батальон Малышева?—спросил он Садыхова.
— Ушел вперед,— ответил Садыхов,— отбросил контратаковавшего противника и продолжает наступление.
— Молодец Малышев,— сказал подполковник,— а ты что тут делаешь, Тоноян? — вдруг спросил командир полка.
— Охраняю пленных, товарищ подполковник. Кобуров только сейчас увидел группу пленных.
— Это батальон Малышева взял их в плен?
— Да, с помощью танкистов.
— Все равно, дело зачтется нашему полку,— произнес Кобуров. Он зычно крикнул:
— Гоните пленных в тыл,— и спросил: — Почему они все держатся за животы?
Узнав, в чем дело, все дружно рассмеялись.
— Ну и молодцы, хорошо придумали,— сказал Кобуров, хлопнув Тонояна по спине.
Стремглав подъехали сани, из них вышел военный, одетый в шубу. Это был Геладзе. Он быстро подошел к командиру полка, строго спросил:
— Почему стоишь, о чем рассуждаешь, Кобуров?
— Полк оторвался от противника, товарищ генерал,— ответил Кобуров.
— Как это оторвался? Твой батальон прижат к противнику с юга, а ты оторвался?
Генерал повернулся к стоявшим по стойке «смирно» бойцам и, взмахнув рукой, крикнул:
— Вперед, гвардейские богатыри! Не давайте врагу передышки, уничтожайте его живую силу, вперед, не переводя дыхания!
Пехота, танки и артиллерия ускоренным маршем двигались на юг.
Заметив Тонояна, генерал спросил:
— А вы чего ждете, гвардии боец?
— Я охраняю пленных, товарищ генерал,— ответил Арсен.
Командир полка доложил генералу, что во вражеском тылу батальон взял в плен роту немецких солдат.
— Значит, ты из первого батальона? — спросил генерал.
— Так точно.
— Как твоя фамилия?
— Тоноян.
— Тоноян? — растягивая слоги, повторил генерал, будто эта фамилия была ему знакома.
— Ну чего ты ждешь, Тоноян, бегом марш, догоняй свой батальон.
— Нас трое, товарищ генерал.
— Ну и бегите втроем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101