Нередко на площадях в присутствии народа заводили они споры с отставными генералами, чиновниками и купцами, говорили о стачках на заводах, о забастовках и борьбе с самодержавием.
Смелой и умной девушкой была дочь портного Хоперского — Ганна, ее именем ныне названа одна из главных улиц города.
На одном устроенном с благотворительной целью вечере она выступила с чтением стихов... Прошло двадцать восемь лет, но жители города помнят этот день. Темноволосая девушка поднялась на сцену и смело стала читать.
Публика рукоплескала, чиновники и отставные генералы подняли шум. Однако девушка не испугалась. Она продолжала звонким голосом.
Эта девушка дала публичный бой тогдашним хозяевам города и одержала победу.
Годы спустя Ганна стала руководителем революционной молодежи уезда.
Когда до Вовчи дошла весть о Февральской революции, студенты и солдаты явились в управу. Их принял Колокольцев и, улыбаясь, сказал: «Я приветствую революцию, друзья, пусть Россией управляет народ, я всегда был на стороне народа...» Молодежь подхватила его на руки и стала качать, но, видимо, не случайно при этом Колокольцев упал наземь.
Потом наступил Великий Октябрь. Много лет спустя в Вовче узнали, что Колокольцев, бежав из России, поступил на государственную службу во Франции. А затем стало известно, что он заказал себе цинковый гроб, лег в него, отвернул газовый кран и таким образом попрощался с этим светом, завещав в случае восстановления старого порядка в России перевезти этот гроб в Вовчу и похоронить в березовой роще.
В Вовче установилась Советская власть, и украинский и русский народы стали хозяевами своей судьбы.
Однако летопись моя расскажет о злодеяниях, что совершили изверги, звери в образе человеческом, чтобы спасти старый мир от гибели. В освобожденных уездах лютовали разбойники из банд Махно и атаманши Маруськи, предавали огню достояние народа, предавали мучительной смерти доблестных солдат свободы. Злодейка Маруська замучила любимую дочь народа Ганну Хоперскую. Но гнев народа обрушился на головы бандитов, они были уничтожены; во всей стране и в моем городе Вовче воцарился желанный мир, утвердились новые порядки. Народ восстановил разрушенное хозяйство, открыл новые школы, улучшил дороги, построил новые заводы.
Летопись моя расскажет, сколько усилий было положено, чтобы объединить единоличные, мелкие хозяйства, чтобы жить общим трудом.
Трудовой народ поднялся во имя новой жизни. Попы и сельские кулаки не сдавались. Многие честные люди пали в борьбе за это святое дело. В селе Бочково был убит председатель колхоза, безупречный труженик Дергоус. От руки врага погибла восемнадцатилетняя Вера Рубцова, красивая девушка с возвышенной душой. Ее речи на митингах воодушевляли сельскую бедноту. Она была верной дочерью трудящегося народа. Вера не вернулась домой с сельского собрания. Ее труп нашли в Рубежанском лесу.
Много козней строили последыши старого мира. Не сидели без дела и священники. Они призывали на большевиков гнев господень, фабриковали фальшивые «чудеса». В селе Бочково объявилась женщина-баптистка, провозгласившая себя святой, она якобы разговаривала с богом и передавала его земным рабам повеления всевышнего. Она пророчила наступление страшного суда, если народ не откажется от колхозов. А муж этой обманщицы был скромный труженик. В пору, когда мужа дома не было, эта мнимая святая зарезала свою корову и объявила, что собралась вознестись на небеса. Она поднялась на крышу, обратила взор к небу и, невнятно бормоча, вела разговор с господом перед своим «вознесением» с грешной земли. Обращаясь к собравшимся вокруг ее хаты односельчанам, она кричала: «Если среди вас есть хоть один неверующий, то не свершится днесь чудо вознесения моего, изгоните неверующих». А как раз в это время вернулся на село ее муж и увидел свою жену на крыше. «Ты что за представление устроила, Катя?» — спрашивает муж. А жена говорит народу: «Гоните его, грешник он, заблудший и нечестивый, не останусь я с безбожниками, господь меня к себе призывает, гоните его, рабы божьи».— «Не полетишь, слишком задница толста»,— сказал ей муж, влез на крышу и давай стегать ее ремнем. И «святая» не вознеслась. Она призналась в своих кознях, а потом поведала на суде о грязных поповских проделках и обмане. Эта самая Катя работает сейчас заведующей сельской библиотекой и сама же со смехом рассказывает эту историю.
Жил в нашем городе обирала-купец Матвей Глушко. Расскажу и его историю... Но тут уместно будет вспомнить Ксению, которая стала барыней, прижив с распутным сыном генерала Колокольцева девочку Фросю. Она потеряла после революции свои угодья и с 1921 года занялась торговлей. Купец Глушко влюбился в эту «помещицу», они поженились, расширили торговлю и еще больше разбогатели. Но кто сеет ветер, пожнет бурю. Однажды этот Глушко зашел в краеведческий музей и выпил спирта из банки, в которой хранили ядовитых змей и скорпионов. Это было последнее воровство купца Глушко. На улице, схватившись за живот, он, озверев от выпитого спирта, вопил: «Я напился скорпионного спирта, а с меня, как с гуся вода. Я сам скорпион. И меня положите в спирт, в большую посуду, а когда настанет ваш коммунизм, показывайте меня: вот скорпион Глушко, он человеческую кровь пил, и вкусна она ему была!» Тут же на улице он и свалился мертвым.
А Ксения Глушко и сейчас живет в нашем городе. Ее полное лицо, которое так нравилось когда-то пьяным купцам, теперь покрылось морщинами. Сгорбленная, ходит она по улицам, и никто не заговаривает с ней. У нее нет друзей. А дочь ее Фросю, прижитую с Колокольцевым, никто не взял замуж, и ее прозвали Фроськой Блудной, она проживает вместе с матерью и всех ненавидит.
Я, Олесь Григорьевич Бабенко, скромный летописец города Вовчи, был очевидцем исчезновения, гибели и вырождения людей, которых некогда считали сильными мира сего.
...Победили новые порядки, ибо за них был весь народ. Житель нашего города Кирилл Рябцев еще в 1924 году создал в селе Бочкове колхоз, большую работу проделали также потемкинец Ковалев, Чубашенко и Бондаренко. Их имена заслуживают упоминания в летописи.
Не забудутся в истории Вовчи имена секретаря районного комитета партии Дмитрия Бондаренко и председателя райисполкома Василия Дьяченко. Бондаренко — сын революционного матроса. Дьяченко в юности был озорным парнем, но с годами угомонился, начал следовать хорошим примерам и добился того, что стал народным избранником нашего уезда. Много полезных дел совершили Дмитрий Бондаренко и Василий Дьяченко, с искренним уважением будут их помнить горожане.
Очистился мой город от старой скверны, засияла, засверкала, как кристалл, народная душа. Край мой обогатился машинами. Земля щедро стала давать людям свои блага. Вовча украсилась общественными садами, увеличилось количество школ, были созданы библиотеки, расширился краеведческий музей.
Сотни наших юношей и девушек учатся в университетах, институтах. Они пошли по пути, намеченному Ганной Хоперской и Верой Рубцовой, честно служат своему народу. Стало у нас в городе много учителей, ученых специалистов по многим наукам, открылись в городе педагогический техникум и техникум механизации сельского хозяйства, постоянные курсы пчеловодов.
Богат был до войны район Вовчи и хлебообилен; выращивали в нем также свеклу и садовую клубнику. Житель нашего города Игнатий Федорович Папков делал из клубники прекрасные настойки, не хуже коньяка. У нас в окрестностях есть одно растение, нигде в другом месте неизвестное, у него нет даже латинского названия. Мы его назвали Вовчеягодник Софья, потому что много лет назад на это растение впервые обратила внимание учительница Софья Титаренко. У этого растения белые пахучие цветы, куст похож на смородинный, но листочки широкие и блестяще-зеленые, ягоды мелкие и черные, а корни так впиваются в землю, что никакими силами не вырвешь.
Но вот жестокий и вероломный враг вторгся в нашу страну, кончилась мирная жизнь и нашего маленького, но живописного городка Вовчи.
Здесь кончается первая глава моей летописи. Сейчас я правдиво изложу дальнейшие события, начиная с той минуты, когда радио сообщило о великом бедствии.
Да в мире мощи великого Нестора в Киевской лавре, пусть имя его вдохновит меня описать протекающие изо дня в день перед моими глазами большие и мрачные события народной жизни.
Быть может, неумелым окажется повествование, но я, Олесь Григорьевич Бабенко, не погрешу против правды. И предсказываю я, что враг понесет жестокую кару, и зверские порядки его будут искоренены...»
Тигран закончил чтение. Добрый, наивный старик! Он уверен, что все эти записи имеют историческую ценность.
Что ж, пусть он сохранит эту уверенность! Зачем огорчать старика? Пусть продолжает писать!
Утром, едва Тигран проснулся, к нему зашел Митя.
— Я пришел насчет того дела, Тигран Иванович,— сказал мальчик.
— Какого?
— Ну, того... Вот этим гвоздем проколите мне руку, и увидите, я не пикну.
— Нет, Митя, этот номер не пройдет,— сказал Аршакян, сразу вспомнив, о чем речь.
Тигран любил детей, любил шутить с ними. Дня три назад он рассказал Мите об одном двенадцати летнем мальчике, посланном на разведку во вражеский тыл. Мальчик, одетый в лохмотья, под видом нищего бродил по селам, разведал местонахождение вражеских орудий и танков; возвратившись, он доложил о собранных им сведениях генералу. Наша артиллерия на основании наблюдений этого мальчика уничтожила много фашистской военной техники. Для такого дела, сказал генерал, нужны самые храбрые ребята.
Митя стал умолять Аршакяна послать его на разведку. Тигран с серьезным видом сказал, что он не может «взять на себя такую ответственность»,— а вдруг фашисты схватят Митю и под пытками он выдаст секреты? Иди тогда отвечай перед генералом.
И вот Митя явился доказать Аршакяну, что он способен вынести любое мучение.
— Вот он, гвоздь, проколите мне руку, глазом не моргну! — умолял он.
— А ну-ка, покажи гвоздь. Тигран взял гвоздь, повертел его.
— Нет, такими маленькими гвоздями немцы не пытают.
Митя с отчаянием глядел на Аршакяна.
— Нет, нет, Митя, не могу я брать на себя такую ответственность. Кроме того, твоя мама, дедушка и бабушка не согласятся.
— Какое они имеют право?! — воскликнул Митя, все больше и больше волнуясь.— Пусть даже меня убьют! Какое они имеют право? Столько людей погибает за родину!
Тигран ласково погладил его по голове.
Но мальчик, обидевшись, стремительно вышел из комнаты. Тигран помылся, побрился и собрался идти в политотдел. Надежда Олесьевна попросила его дождаться завтрака,— мать жарит на кухне блинчики.
— Увы, придется блинчики есть в другой раз, сегодня я очень спешу.
Молодая женщина улыбнулась.
— Отец огорчится, он хотел бы знать ваше мнение о своей рукописи.
— Я с удовольствием прочел его рукопись, вечером приду, поговорим с ним подробно.
Аршакян направился к выходу. Митя, преградив ему дорогу, уперся спиной в дверь.
— Все равно никуда не пущу. Ты тигр, а я лев, попробуй пройди.
Мать сердито поглядела на сына.
— Уж больно ты избаловался, Митя, так разговариваешь с Тиграном Иванычем, словно он тебе ровня. Стыдно. Что он тебе, товарищ, что ли?
— Конечно, товарищ,— засмеялся Аршакян. Надежда Олесьевна покачала головой.
— Что мне сказать, оба вы друг друга стоите. Вечером, когда Тигран вернулся, семья Бабенко
сидела за столом. Услышав добрые слова Тиграна о своей рукописи, старик теребил усы и с милым самодовольством поглядывал на жену. Затем он торжественно поставил на стол бутылку водки.
— Вот и свели вы его с ума, забудет теперь сон и покой, без конца писать будет,— сказала Улита Дмитриевна.
Глаза старика блестели. Он был счастлив. Дверь внезапно распахнулась.
— Я принес вам радостную весть,— сказал прямо с порога лейтенант Иваниди,— наши взяли Ростов!
— Молодчина, лейтенант, спасибо тебе! — воскликнул уже несколько захмелевший Бабенко.— Иди сюда, поцелую тебя! — Он целовал и благодарил Иваниди, словно лейтенант и был освободителем Ростова.
— Поздравляю вас с победой! — Старик Бабенко правой рукой поднял стакан, а левой все теребил седой ус.
— Ведь это наша первая большая победа, шутка ли — Ростов! — сказал Тигран и, улыбаясь, добавил: — А меня можете сегодня вдвойне поздравить.
— С чем же? — спросила Надежда Олесьевна.
— Сегодня двадцать девятое ноября, день установления Советской власти в Армении.
С этого дня радио почти каждый день сообщало все новые вести об успехах советских войск на различных участках советско-германского фронта.
Весь мир узнал о большом поражении фашистской армии под Москвой. Совинформбюро сообщало об освобождении городов Клин, Калинин, Волоколамск. Войска генерала Федюнинского разгромили Волховскую группу противника, угрожавшую Ленинграду.
Началось оживление и на некоторых участках Юго-Западного фронта, в южной части бассейна Северного Донца. Но на Северном Донце все было тихо. Тишина царила и на рубежах, занятых дивизией генерала Яснополянского. Лишь изредка возникала ленивая артиллерийская перестрелка. Тылы дивизии перебрались в окрестности Вовчи, в квартал Хутора, где располагались тыловые подразделения полка Дементьева.
Начпрод полка Меликян часто бывал в батальонах, проверял, как доставляют ротам продукты, в каком состоянии одежда и обувь бойцов. Он стыдил командиров рот за то, что в красноармейских землянках холодно, что командиры вовремя не сообщают о нуждах бойцов,— вот и водка, положенная по закону, пришла к бойцам с запозданием. «Бойцы от холода дрожат, а бессовестный толстомордый старшина роты неизвестно куда запропастился, ему по шее надо надавать».
Командиры рот слушали воркотню «старика» и улыбались. «Все у нас есть, мы народ богатый,— шумел Минас Меликян,— пожалуйста, даю продуктов сколько положено. Я не скупой, а старшины — растяпы, повара — никудышные».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101