Свадьбы были шумными и веселыми, вино лилось рекой. Всякий раз, когда на них оказывалась Кошка с тележкой, Матросская Женка настаивала, чтобы новый муж купил ей устриц, чтобы укрепить его для предстоящей брачной ночи. Она была хорошей и хохотушкой, но Кошка решила, что где-то в глубине ее души засела печаль.Другие шлюхи рассказали, что во время месячных Матросская Женка ходит на Остров Богов и знает их всех по именам, даже тех, кого на Браавосе уже забыли. Они говорили, что она ходит молиться за своего первого, настоящего мужа, который пропал в море, когда она была девочкой не старше Ланны.– Она думает, что если найдет правильного бога, то тот пришлет ветры, которые вернут ей ее прежнюю любовь, – сказала одноглазая Ина, которая знала ее дольше всех, – но я молюсь, чтобы этого никогда не случилось. Ее любимый мертв, я чувствую это в ее крови. Даже если он вернется к ней, то вернется мертвецом.Дарион наконец закончил играть. В воздухе растаяли последние ноты, Ланна вздохнула, певец отложил арфу и усадил ее к себе на колени. Он только начал тискать ее, когда Кошка громко спросила:– Кто-нибудь желает устриц? – Мерри открыла глаза.– Прекрасно, – сказала женщина, – Неси их сюда, дитя. Ина принеси немного хлеба и уксус.Когда Кошка вышла из «Веселого Порта» с полным монет кошельком и пустой тележкой, в которой остались только соль и водоросли, в небе за лесом мачт уже висело распухшее красное солнце. Дарион ушел вместе с ней. Этим вечером он обещал спеть в таверне «Зеленый Угорь», рассказал он по пути.– Всякий раз, когда я ухожу из «Угря» у меня в кармане бренчит серебро, – хвастался он, – в некоторые дни там бывают капитаны и судовладельцы. – Они прошли по маленькому мосту и продолжили свой путь по извилистым глухим закоулкам, вслед за удлиняющимися тенями. – Скоро я буду петь в Пурпурной Гавани, а после и Дворце Морских Владык, – распинался Дарион. Тележка Кошки клацала по булыжникам мостовой, выбивая свою дребезжащую музыку. – Вчера я давился селедкой со шлюхами, а через год буду наслаждаться императорскими крабами вместе с куртизанками.– А где твой брат? – поинтересовалась Кошка, – Тот толстяк. Он нашел корабль в Старомест? Он говорил, что собирается отплыть на «Леди Ушаноры».– Мы все собирались. По приказу лорда Сноу. Я говорил Сэму: «Брось старика», но жирный дурак не послушался. – В его волосах играли последние лучи солнца. – Что ж, теперь уже слишком поздно.– Точно, – отозвалась Кошка, когда они шагнули во мрак узкого извилистого переулка.Когда Кошка вернулась в дом Браско, над узким каналом сгущался вечерний туман. Она избавилась от своей тележки, прошла к Браско в комнатушку, где он считал деньги, и шмякнула на столешницу кошелек. Рядом она с грохотом бросила сапоги.Браско похлопал по кошельку:– Отлично. А это что?– Сапоги.– Хорошие сапоги трудно найти, – согласился Браско, – но эти слишком малы для меня. – Он подцепил один сапог и уставился на него.– Сегодня месяц умрет, – напомнила Кошка.– Тогда тебе лучше помолиться. – Браско отбросил сапоги и высыпал из кошелька монеты. – Валар дохаэрис.«Валар Моргулис», – подумала она в ответ.Пока она пробиралась по улицам Браавоса, туман заполнил весь окружающий мир. Подходя к двери из чардрева Черно-белого Дома, она слегка дрожала. Этим вечером в храме горело всего несколько свеч, мерцая словно падающие звезды. В темноте все боги казались чужими.Внизу в хранилище она скинула потрепанный плащ Кошки, стянула пропахшую рыбой коричневую Кошкину тунику, сбросила испятнанные солью сапоги, вылезла из белья Кошки и погрузилась в разбавленную лимоном воду, чтобы смыть с себя вонь Кошки из Каналов. Затем вынырнула, намылилась и соскребла с себя грязь. Она вылезла порозовевшая, с облепившими лицо каштановыми волосами. Она оделась в чистую одежду, надела мягкие матерчатые туфли и пошлепала на кухню, выпросить у Уммы немного еды. Жрецы и послушники уже поели, но кухарка оставила для нее прекрасный кусок жареной трески и немного пюре из желтого турнепса. Она с жадностью набросилась на еду, потом вымыла тарелку и направилась к бродяжке помочь той с зельями.В основном она была на побегушках: лазила по приставным лесенкам, доставая травы и листья, которые требовались бродяжке.– Сладкий сон – самый нежный из ядов, – рассказывала ей бродяжка, перемалывая их пестиком в ступке. – Несколько гранул успокоят колотящееся сердце, уберут дрожь из членов и придадут человеку сил и спокойствия. Щепотка подарит ночь глубокого и спокойного сна. Три щепотки погрузят в вечный сон. Вкус очень сладкий, поэтому лучше использовать его с тортами и пирожными или медовыми винами. Вот, чувствуешь сладость? – Она дала ей принюхаться и снова отправила на полки за бутылкой из красного стекла. – Это жестокий яд, но без вкуса и запаха, поэтому его легко спрятать. Люди называют его «Слезами Лисса». Растворенный в воде или вине он изъест кишки и потроха жертвы, смерть будет выглядеть как от желудочных колик. Понюхай. – Арья вздохнула и ничего не почувствовала. Бродяжка отложила Слезы в сторону и откупорила пузатый каменный кувшин. – Эта клейкая масса приправлена кровью василиска. Она придает жаркому аппетитный запах, но съеденное вызывает неистовое безумие как у животного, так и у человека. Попробовав кровь василиска, мышь способна напасть на льва.Арья пожевала губы:– Это действует на собак?– На любую теплокровную тварь, – бродяжка отвесила ей пощечину.Она подняла руку к щеке, испытывая больше удивление, чем боль:– Зачем ты сделала это?– Это Арья из рода Старков кусает губы, когда думает. Ты Арья Старк?– Я никто, – разозлилась она, – А кто ты?Она не ждала ответа, но бродяжка ответила.– Я была единственным ребенком очень древнего рода, наследницей моего благородного отца, – отозвалась она. – Я была совсем маленькой, когда умерла моя мать. Я совсем ее не помню. Когда мне было шесть лет, отец женился снова. Его новая жена хорошо относилась ко мне, пока не родила свою собственную дочь. Тогда она возжелала моей смерти, чтобы ее плоть от плоти и кровь от крови унаследовала богатства моего отца. Она обратилась за помощью к Многоликому, но не смогла согласиться на жертву, которую от нее потребовал бог. Она решила отравить меня сама. Яд сотворил со мной то, что ты видишь, но не убил. Когда целители из Дома Красных Рук рассказали отцу об ее деяниях, он явился сюда и принес жертву, предложив все свои богатства и меня. Многоликий услышал его молитву. Меня отдали служить в храм, а папина жена получила дар.Арья осторожно взвешивала услышанное:– Это правда?– В этой истории есть правда.– И ложь тоже?– Есть неправда и преувеличение.Она наблюдала за лицом бродяжки, пока та рассказывала свою историю, но другая девочка ничем не выдала себя.– Многоликий взял только две трети состояния твоего отца, не все.– Так и есть. Это было мое преувеличение.Арья усмехнулась, поняла, что усмехается, и прикусила себе щеку. – «Контролируй свое лицо», – напомнила она себе, – «Моя улыбка – моя служанка и должна являться по моему приказу».– Какая часть была ложью?– Никакая. Я солгала о лжи.– Неужели? Или ты лжешь сейчас?Но бродяжка не успела ответить, в комнату, улыбаясь, вошел добрый человек.– Ты вернулась.– Луна умерла.– Да. Какие три новых вещи ты узнала, которых не знала, когда оставила нас?«Я знаю тридцать новых вещей», – едва не вырвалось у нее.– У Малыша Нарбо не сгибаются три пальца. Он хочет стать гребцом.– Это знать хорошо. Что еще?Она освежила в памяти прошедший день.– Квинс и Алакво подрались и ушли из Корабля, но, думаю, они вернуться.– Ты всего лишь думаешь или знаешь?– Я так думаю, – пришлось ей признаться, хотя она была в этом уверена. Актерам тоже нужно есть, как и всем остальным, а Квинс и Алакво для «Голубого Фонаря» не достаточно хороши.– Верно, – кивнул добрый человек. – А третья вещь?На этот раз она не колебалась.– Дарион мертв. Черный певец, что развлекался в «Веселом Порту». На самом деле он был дезертиром Ночного Дозора. Кто-то перерезал ему горло и сбросил тело в канал. Но они забрали его сапоги.– Хорошие сапоги трудно найти.– Это так, – она постаралась сохранить неподвижное лицо.– Интересно, кто мог сделать подобное?– Арья из рода Старков, – она пристально наблюдала за его глазами, ртом, мышцами челюстей.– Эта девочка? Я слышал, она покинула Браавос. Кто ты?– Никто.– Ты лжешь. – Он повернулся к бродяжке. – У меня пересохло в горле. Сделай одолжение и принеси чашу вина для меня и теплого молока для нашей подруги Арьи, которая так неожиданно к нам вернулась.На обратном пути через город Арья гадала, как добрый человек отнесется к ее словам о Дарионе. Возможно, он разозлится на нее или наоборот обрадуется, что она одарила певца даром Многоликого. Она проиграла этот разговор у себя в голове полсотни раз, как актеры спектакль. Но она и подумать не могла о теплом молоке.Она залпом выпила принесенное молоко. От него немного пахло горелым и выпитое немного горчило.– Ложись в постель, дитя, – велел добрый человек, – утром тебя ждет служба.Ночью она вновь была волчицей, но этот сон отличался от прочих. В этом сне у нее не было стаи. Она рыскала в одиночестве, прыгая по скатам крыш и крадясь вдоль каналов, выслеживая тени в тумане.На следующее утро она проснулась слепой. Сэмвелл «Коричный Ветер» был лебединым кораблем из Города Великих Древ, что на Летних Островах, где мужчины были черны, женщины любвеобильны, а боги удивительны. На его борту не было септона, чтобы с молитвой проводить усопшего в последний путь, так что это бремя легло на Сэма где-то рядом с выжженным солнцем побережьем Дорна.Чтобы произнести речь Сэм оделся во все черное, хотя день выдался жарким и душным, без единого дуновения ветерка.– Он был хорошим человеком, – начал он, но, едва произнес эти слова, понял, что они были неправильными. – Нет, Он был великим человеком. Мейстером Цитадели, давшим обет и надевшим цепь, а так же верным братом Ночного Дозора, сдержавшим все свои клятвы. Когда он родился, его нарекли именем героя, умершего молодым, и, хотя он прожил долгую-предолгую жизнь, она была не менее героической. Не было человека мудрее, великодушнее и добрее. На Стене, за годы его службы, сменилась дюжина Командующих, и он всегда был рядом, чтобы помочь им советом. Он давал советы и королям. Он сам мог стать королем, но когда ему предложили корону, сказал, что они должны отдать ее его младшему брату. Много ли на свете людей, что смогли бы отказаться от короны? – Сэм почувствовал, как на глазах выступили слезы, и понял, что не может продолжать. – Он был от крови дракона, но сейчас его огонь угас. Он был Эйемоном Таргариеном. И теперь его дозор окончен.– И теперь его дозор окончен, – шепнула вслед за ним Лилли, баюкая на руках ребенка. Коджа Мо вторила ей на Общем Языке, затем перевела на Летний Язык для Ксондо, своего отца и остальной собравшейся команды. Сэм опустил голову и заплакал. Рыдания были такими громкими и сильными, что все его тело тряслось в такт всхлипам. Лилли подошла и встала рядом, позволив ему поплакать у нее на плече. В ее глазах тоже стояли слезы.Воздух был влажным, теплым и неподвижным. «Коричный Ветер» дрейфовал в глубоком синем море вне пределов видимости берега.– Черный Сэм сказал хорошие слова, – произнес Ксондо, – А теперь выпьем его жизнь. – Он что-то крикнул на Летнем Языке и на корму прикатили и открыли бочонок пряного рома. Вахтенные тоже могли опрокинуть чарку в честь старого слепого дракона. Экипаж знал его совсем недолго, но островитяне почитали стариков и отмечали их смерть.Сэм прежде не пробовал ром. Напиток был непривычным и крепким, на вкус сперва сладкий, но потом обжигал язык огнем. Он устал, очень устал. Каждая его мышца до последней ныла, и болело даже там, где Сэм и не подозревал о наличии мускулов. Ноги одеревенели, руки были покрыты свежими волдырями или саднящими, липкими кусками плоти там, где лопнули старые мозоли. Но казалось, что ром и печаль смыли боль напрочь.– Если бы мы только успели доплыть до Староместа, архмейстеры спасли бы его, – говорил он Лилли, потягивая вместе с ней ром на высоком полубаке «Коричного Ветра». – Целители Цитадели самые лучшие в Семи Королевствах. Я так думаю… надеюсь…В Браавосе выздоровление Эйемона казалось возможным. Рассказ Ксондо о драконах почти вернул к жизни прежнего старика. Той ночью он съел почти всю еду, которую поставил перед ним Сэм.– Никто не ожидал девочку, – сказал он, – В пророчестве говорилось о принце, не о принцессе. Я думал, это Рейегар… дым от огня, поглотившего Летний замок в день его рождения, соль от слез пролитых по погибшим в пожаре. В юности он разделял мою веру, но позже стал склоняться к тому, что это его сын исполнит пророчество. Из-за кометы, что светила над Королевской Гаванью в ночь, когда он был зачат, а Рейегар был уверен, что кровоточащая звезда была кометой. Как глупы мы были, те, кто полагал себя мудрецами! Ошибка закралась из-за перевода. Драконы ни мужского, ни женского рода. Барт знал эту истину – сейчас один, потом другой, изменчивые, как пламя. Язык ввел нас в заблуждение на тысячу лет. Дейенерис та, что родилась среди соли и дыма. Драконы доказали это. – Одни только разговоры о ней, казалось, делали его сильнее.– Я должен отправиться к ней. Должен. Эх, будь я хотя бы на десять лет моложе…Старик был переполнен такой решимости, что после того, как Сэм договорился на счет их проезда, поднялся по трапу на борт «Коричного Ветра» собственными ногами. Он уже отдал Ксондо свой меч и ножны взамен плаща из перьев, испорченного во время его спасения. Единственными ценными вещами, которые у них остались, были книги из хранилищ Черного Замка. Сэм расставался с ними с тяжелым сердцем.– Они предназначались для Цитадели, – объяснил он, когда Ксондо поинтересовался, что с ним происходит. Когда помощник перевел эти слова, капитан засмеялся.– Кухуру Мо говорит, что серые люди еще могут заполучить их, – сообщил он, – для этого их надо купить у Кухуро Мо. Мейстеры платят серебром за книги, которых у них нет, а иногда красным или желтым золотом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119