Концы рулонов торчали во все стороны, что делало его похожим на морского ежа на ходулях.
– …Если подумать, это очень интересно, – говорил он, будто их разговор и не прерывался. – Большая часть наших исследований в Санктум Фактурум касается первоначальной постройки, и мы очень мало внимания уделяли ремонтным работам, которые тоже выполнялись в своем стиле, зачастую замечательном и уникальном. Конечно, имеются записи о некоторых перестройках, но далеко не обо всех.
Из-за рулонов он не видел, куда идет, и, натолкнувшись на стол аббата, остановился, – так обломок кораблекрушения останавливает волна.
– Да, да. Кто-то должен написать монографию, которая станет истинным даром науке. – Он все говорил и говорил, хотя не мог видеть своих слушателей, но его это не волновало, поскольку он начал свой монолог еще до собственного появления в комнате.
– Брат Фактум Квинтус, – сказал аббат, – ты что-то разболтался. Положи свою ношу на стол, он перед тобой.
Свитки посыпались на стол. Все снова увидели худое, круглоглазое лицо Фактума Квинтуса. Он хмурился.
– Лепные цветы также встречаются в руинах неофундаментального периода, боюсь, что нам следует включить в исследования те части дома тоже. К сожалению, мы не найдем документов по ремонту, потому что в те старые времена у людей не было ни письменности, ни счета.
– Пожалуй, мы можем пока исключить неофундаменталистов, – сказал ему аббат. – Ну давай, брат, покажи этим славным людям, что ты обнаружил.
Фактум Квинтус принялся разворачивать документы, укладывая один пожелтевший лист на другой, он обращался к гостям с просьбой подержать тот или иной уголок, пока весь стол не покрылся желтыми листами, как почва в осеннем лесу – планами здания, сметами, от руки написанными счетами. Здесь можно было увидеть все: от старинных документов, на полях которых были неумело нарисованы мифические существа, до вполне современных планов, где каждая труба, каждый орнамент были тщательно вырисованы.
Неуклюжий монах был в своем репертуаре – он говорил без умолку, перелистывая бумаги.
– …Это, конечно, находится в Солнечной Аттике, несколько дней пути вверх по течению. Вряд ли это подходит. А вот этот ремонт в Пирамидальном Лесу может подойти, и я уверен… хм-м, да, здесь высокое содержание гипса, весьма вероятно.
Рени смотрела на гору документов.
– А вы не боитесь за эти бумаги? – Она подумала, что монах довольно галантен для ордена книжников. – Вдруг одна из них порвется?
– Это будет трагедией, – отозвался Эпистулус Терциус, чье лицо вернуло себе нормальный цвет. Его глаза сузились. – Но не думаете же вы, что это оригиналы?
Он и брат Главный Попечитель хихикнули, даже аббат улыбнулся.
– Нет, конечно. Это копии копий. Некоторые из них весьма старые и поэтому представляют ценность. Даже сейчас не просто сделать копию документа без риска испортить оригинал.
Фактум Квинтус продолжал свой монолог, не обращая внимания на посторонние разговоры. Вот он поднял палец – видимо, подошел к важному моменту.
– Если мы предположим, что интересующее нас лицо прибыло сюда из места, где отвалился этот кусочек штукатурки, которое находится недалеко, а так оно, видимо, и есть, поскольку иначе штукатурка превратилась бы в пыль, то я полагаю, что возможны только два места, – рассудил он. – Этот кусочек либо из Пирамидального Леса, либо из Колокольни Шести Свиней.
– Замечательно. – Рени повернулась к аббату: – У вас есть карта, чтобы посмотреть, как туда добраться? – Она посмотрела на стол, заваленный самыми разными планами. – Кажется, я задала глупый вопрос.
Не дожидаясь ответа аббата, Фактум Квинтус вдруг предложил:
– Вообще-то я могу показать вам оба места. Я просто загорелся мыслью написать работу по ремонту фасадов. – Он тряхнул головой. Его глаза смотрели вдаль, но в них полыхал огонь. – Это совсем неисследованная территория.
– Это далеко? – спросила его Флоримель.
– Никто и не мечтал провести категориальное исследование ремонтных работ, – пробормотал он, весь в мечтах о славе, которая другим и не снилась. – Да, да. Я пойду и хотя бы начну.
Аббат прочистил горло. Брат Фактум Квинтус это заметил.
– Если вы, Приморис и брат Главный Фактум, мне позволите. – На его лице появилось обиженное выражение, как у ребенка, которому не дали конфетку перед обедом. – Ну какой может быть вред от короткого похода к орнаментам Пирамидального Леса? Я уже на несколько месяцев впереди графика в работе по черепицам – я закончил с Говорящими Крышами и почти завершил предварительный каталог Наклонных Башен.
Аббат строго на него посмотрел, но в Фактуме Квинтусе жил ребенок, а взрослые ему потакали.
– Очень хорошо, – наконец произнес аббат. – Если брат Фактум Квинтус может вас проводить, я даю разрешение. Но ты не должен подвергать себя опасности. Ты принадлежишь Библиотеке, а не Коридорной Полиции.
Фактум Квинтус округлил глаза, но кивнул:
– Да, Приморис.
– Слава богу, – сказала Рени. Она почувствовала большое облегчение. – Тогда можно идти. Можно идти искать Мартину.

Код Дельфи. Начать здесь.
Я даже не знаю, достаточно ли громко я говорю, чтобы потом прослушать. Но громче говорить нельзя. Он ушел, но я не знаю, когда он вернется.
Страшнее человека я не встречала.
Он без труда захватил меня. Я даже не успела понять, что что-то не так, – святой боже, и это при моих способностях чувствовать его приближение! Но он нашел такое сочетание факторов – шум и жар от жаровни, беспорядочная беготня и смех детей, – что застал меня врасплох. Он свалил меня на землю, зажал горло рукой, и я сразу потеряла сознание. Окружающим, наверное, показалось, что кто-то упал, а другой пытается ему помочь. У него был повод поднять меня и унести. А может быть, он даже попросил сделать это кого-нибудь другого. Добрый самаритянин несет меня к гибели, не подозревая об этом. Он бросил меня на землю и придушил в считанные секунды одним движением руки. Он жутко силен.
Шею мне сдавила рука Квон Ли. Но это только усугубляет мое положение. Он находится в теле человека, которого мы знали, как нам казалось, будто злобный дух. Злой демон.
Мне нужно сделать паузу и подумать. Не знаю, как долго я еще смогу говорить.
Я нахожусь в комнате, в ней никого нет, как и в ранее посещенных нами помещениях, только она совсем маленькая, не больше пяти метров в длину и ширину и только с одной дверью, насколько я вижу, она находится в дальней стене. Я даже не знаю, в доме ли я еще, – я проснулась здесь и не помню, как здесь очутилась, – но она похожа на другие комнаты дома. Старинная мебель свалена в углу, в центре только один стул, на котором он сидел всего десять минут назад и весело рассказывал мне, какие ужасные вещи он может сделать со мной в любой момент. Мои руки связаны над головой какой-то тряпкой, а тряпка привязана к чему-то, чего я не вижу, возможно, к крюку люстры или к водопроводной трубе. Он привязал меня так, что я, по крайней мере, могу сидеть; руки болят, но могло быть хуже, особенно, если он оставил меня здесь надолго.
Мне очень страшно. Все, что я могу сейчас сделать… это стараться не плакать. Я еще держусь только потому, что знаю – мои друзья будут меня искать. Но я боюсь и за них, очень боюсь.
Он просто чудовище. Да, он – человек, но это только хуже. Если бы он был только набором шифров, созданным для определенных целей, тогда у него было бы не больше выбора, чем у автоматической двери, – ты наступаешь на коврик, перекрываешь луч, и дверь открывается либо закрывается. Но это – человек. Он сначала думает, потом совершает поступок. Он наслаждается ужасом другого и получает огромное удовольствие от этого. Я это поняла по его спокойствию – он опасается, что его радость выльется через край.
Великий боже, как я боюсь!
Нет, так не годится. Если мне суждено жить, я должна думать, думать беспрерывно. Нужно вспомнить все детали. Он может вернуться в любую минуту, и кто знает, что ему вздумается? Он разговаривал со мной, когда я пришла в себя, – он много чего сказал. Если у него и есть слабость, то это его любовь поговорить. Я подозреваю, что ему приходится молчать о самом для него важном, поэтому, когда предоставляется возможность поговорить с тем, кто не сможет выдать секрет, потому что не уйдет живым, он позволяет себе нарушить вынужденное молчание. А раз он раскрылся мне, значит… господи! Нет, я не могу об этом думать, я просто цепенею. Мне нужно сосредоточиться на том, где я нахожусь, что происходит и что мне делать, чтобы сбежать.
Но он преисполнен гордыни, как Люцифер, который возжелал слишком многого. Господи, помоги мне, пусть он заплатит за свою гордыню, за свое презрение. Пожалуйста…
Я продолжаю. Мне стыдно за мои слезы, но я не умею быть беспомощной, зато умею запоминать и постараюсь запомнить все, что он наговорил. Первое, что он сказал мне:
– Брось притворяться. Я знаю, что ты очнулась.
Я и сама не была в этом уверена.
– Я услышал, что ритм твоего дыхания изменился. Если будешь мне перечить, я не убью тебя, а сделаю так, что ты будешь жаждать смерти. Ты ведь знаешь, что я это могу. Вся эта симуляция очень реалистична, включая боль. Я знаю, я проверял.
Я сказала, что слышу его. Я старалась говорить спокойно. Но вряд ли мне это удалось.
– Хорошо, – сказал он. – Это только начало. Мы будем работать вместе, поэтому очень важно, чтобы мы хорошо друг друга понимали. И без фокусов. Никакого дерьма.
Он больше не говорил голосом Квон Ли, видимо отключил фильтры. Голос был мужским, с мягким австралийским акцентом, но под ним ощущался другой, более сильный и старый акцент.
– Что ты имеешь в виду под «работать вместе»? – спросила я. Он потряс головой – единственное движение в комнате.
– Дорогуша, – ответил он, – ты меня разочаровываешь. Я ведь не прохожий с улицы. Я тебя знаю. Я шел за тобой день за днем. Я спал рядом с тобой. Я держал твою руку. И если кто и знает, что ты можешь проделывать с сонаром или что там у тебя, так это я.
– Ну и? – спросила я его.
– У меня возникла проблема и мне самому не справиться. Видишь ли, я не отношусь к старомодным болванам, которым стыдно принять помощь от женщины. – Он захохотал, и если не слышать того, что он только что сказал, можно было бы подумать, что это смех приятного веселого молодого человека. – Ты же не заставишь меня объяснять все уловки, которыми я могу заставить тебя согласиться. Я прекрасно управляюсь с режущими и колющими штучками.
– Это я заметила, – сказала я в ответ, и хоть я и злилась, но надеялась его разговорить.
– Ты, наверное, имеешь в виду Сладкого Уильяма? – Он улыбался приятным воспоминаниям. – Я тогда выпустил ему кишки. Это был нож летающей девчонки. Жаль, что нельзя было взять его в следующую симуляцию, тогда бы вы до меня не добрались. А если б добрались, то недосчитались бы пальцев. – Он снова хихикнул. – Не волнуйся. Я уже достаточно осмотрелся в этой симуляции, чтобы не возникало таких проблем. Он вытащил из-за пояса жуткого вида нож. У ножа имелся эфес с чашечкой, как у сабли, но лезвие было коротким, толстым и тяжелым.
– Хорош, – сообщил он мне. – Режет кости как хлебные палочки.
Я втянула воздух, чувствуя, что согласна на все, только бы он не приближался ко мне с этой гадостью.
– Что ты от меня хочешь?
– Все просто, дорогуша. Мне нужно, чтобы ты помогла мне разобраться с зажигалкой. А чтобы не терять свое и твое время, хочу предупредить – и не думай, что я позволю тебе ей пользоваться или хотя бы приблизиться к ней. Но я хочу воспользоваться твоими способностями на полную катушку и получить максимум от находки. – Его широкая улыбка выглядела на лице Квон Ли как оскал черепа под кожей. – Я жадный малый, хочу всего.
А потом, забыв о том, что он говорил о потере времени, он начал подробно, в деталях, рассказывать о функциях человеческого тела и как каждая из них может принести невероятную боль. Он заверил меня, что все это и еще многое другое может случиться со мной, если я буду противиться или использовать свои штучки, – ну просто литания Литания – молитва, состоящая из перечисления просьб к господу. – Примеч. пер.

отпетого негодяя из сетевого шоу. Его напряженная поза во время речи, сжимающиеся и разжимающиеся пальцы рук говорили мне, что все происходит на самом деле, что он не порождение симуляции, а психопат, попавший в мир, где нет наказаний. И что хуже всего, он пообещал, что сначала схватит Рени и остальных и проделает с ними то, что обещал мне, у меня на глазах.
Никогда до этого я никому не желала смерти, но, слушая, как он спокойным ровным голосом рассказывает, что он заставит маленькую Эмили кричать, пока выдержат голосовые связки, я представила, как мой гнев превращается в энергию, выходящую из меня, чтобы сжечь его заживо. Но новые способности, которые я приобрела в этой симуляции, были, увы, пассивными. Я слушала его рассуждения о том, какие мерзости он сделает, постепенно его голос стал переходить в бормотание, и я не разбирала слов.
Когда же он закончил, как я думаю, исчерпав свой порыв, он заявил, что уходит, и…
Помоги мне, боже, он возвращается. Он что-то тянет… или кого-то. Боже, помоги нам всем!
Код Дельфи. Закончить здесь.

* * *

– Глупее ситуации не придумаешь, – пробормотал Дель Рей. Длинный Джозеф взял на себя командование, поэтому Дель Рей забился за машину для уничтожения бумаг, а Джозеф расположился на переднем крае.
– Большего труса, чем ты, я не встречал, – ответил ему Длинный Джозеф, хотя и сам был далеко не спокоен. Он не волновался о киллерах, преследующих бура Дель Рея Чиуме, он не очень в них верил – они слишком походили на персонажей игры, и Джозеф так их и воспринимал. Но он знал, что больничный карантин – вещь серьезная. И если их поймают, они попадут в тюрьму, по крайней мере, на некоторое время. Он начал подумывать, не пора ли им туда, где лежали Рени и остальные.
– Надо было пристрелить тебя, когда была возможность, – буркнул Дель Рей.
– Но ты этого не сделал, – напомнил ему Джозеф. – А теперь заткнись.
Они прятались за бачками в гараже областной больницы, машин было совсем мало из-за карантина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104