Небо снова потемнело. Через миг на месте призрака была уже другая женщина – похожая, но моложе, на ней были одежды, которые хотя и казались старомодными, но принадлежали эпохе, по крайней мере, на тысячу лет более поздней, чем Греция Гомера. Она смотрела на него, волосы струились по темной юбке и жакету, простая блузка подчеркивала печаль в ее глазах. Пол испытал такое потрясение, что чуть опять не соскользнул со своей деревяшки. Ее вид был настолько другим, настолько нереальным и в то же время куда более реальным, чем все прежние образы, что на минуту он разучился дышать. Его сердце забилось в груди под ее взглядом, горящим желанием, – до боли знакомая незнакомка! Потом она исчезла, снова оставив Пола одного среди пустынного океана.
В последний момент перед тем, как усталость, невзгоды и смятение взяли свое, Пол успел привязать себя шарфом к доске, пропустив его под мышками и завязав неуклюжим узлом. Чем бы этот шарф ни был, что бы ни представлял собой, он был достаточно крепок, чтобы спасти жизнь своего нового владельца. Теперь Пол наконец мог расслабить измученные руки. Покачиваясь на волнах, он то засыпал, то просыпался, а сны, которые приходили, были более четкими и до боли знакомыми. Сначала он видел лес, поросший пыльными растениями, яростный скрежет разгневанного механического великана, бесконечную, рвущую сердце песню запертой в клетке птицы. Потом в канву сна вплелись зловещие тона, нечто, чего он раньше не видел или не помнил, что видел. Пол начал вздрагивать во сне. Замок великана вокруг казался живым существом, и с каждой стены на него смотрел немигающий глаз. Вокруг мелькали трепещущие крылья, как будто сам воздух ожил. Последним звуком, заставившим его пробудиться, стал громкий звон бьющегося стекла.
Пол открыл глаза: он все так же висел в соленой морской воде по подбородок, вдали слышались удаляющиеся раскаты грома. Закатное солнце светило прямо ему в лицо, окрашивая золотом широкую полосу на поверхности воды. Он по-прежнему был во власти океана. Но его разочарование длилось недолго: когда глаза привыкли к бликам, Пол увидел остров. Это был другой остров, не тот гористый, просторный, от которого его унес шторм. Этот остров был маленький, каменистый, поросший лесом и одинокий среди просторов темнеющего моря. Пол начат грести в сторону острова, сначала у него плохо получаюсь из-за шарфа, но потом он приспособился. Когда он увидел неровный берег, его охватила паника; из воды выступали камни, как погубленные Горгоной Горгона – одна из трех крылатых женщин-чудовищ со змеями вместо волос, чей взгляд превращал все живое в камень (гр. миф. ). – Примеч. пер.

корабли, но удача или что-то еще помогла ему попасть в приливную волну, которая благополучно пронесла Пола мимо всех препятствий. Вскоре он почувствовал жесткий песок под ногами и выбрался на берег. Пол дрожал, пальцы рук, сведенные судорогой и замерзшие, напоминали лапы зверя, но он сумел развязать узел на шарфе с изображением пера и повязал его вокруг шеи, затем дополз до места, где песок был сухой и белый, и погрузился в глубокий сон без сновидений.
Пола разбудила нимфа Калипсо. Нимфа Калипсо своим пением усыпляла путников (греч. миф. ). – Примеч. пер.

Сначала, когда он увидел ее на фоне утренней зари, с черными волосами, развевающимися так медленно, будто она находилась под водой, Пол подумал, что вернулась женщина-птица. Но, разглядев поразительную, холодную, совершенную красоту ее лица, понял, что это не женщина из его снов. Он почувствовал одновременно и разочарование, и облегчение.
Пол поднялся на ноги, весь покрытый с ног до головы хрупкой корочкой светлого берегового песка, и пошел в направлении, указанном нимфой.
Ее пещера находилась в роще, где росли ольха и кипарисы, вход скрывали виноградные лозы. Ее песня сливалась с журчанием воды, и обе мелодии дополняли друг друга, хрустальная музыка ручья и мягкий, чистый голос Калипсо убаюкивали, Пол начал грезить наяву. Он долго не мог отделаться от мысли, что утонул и в последний миг жизни ему даровано увидеть рай.
Когда Калипсо предложила ему амброзию и сладкий нектар, пищу богов, он их отведал, хотя одного пения нимфы было достаточно, чтобы насытиться. Пол не сопротивлялся, когда она, коснувшись спутника своими прохладными пальцами, повела его к ручью, чтобы смыть с кожи соль, а потом отвела в дальний конец пещеры и положила на свою мягкую постель. Какая-то часть его говорила Полу, что он нарушает верность, но кому или чему он уже не помнил. Пол так долго был одинок, так одинок, как никто в мире, и теперь его дух истощился. И в те долгие минуты, когда они перешептывались в прохладной темноте и смешивали свой пот в объятиях, а океан аккомпанировал им, Пол решил, чувствуя себя при этом отступником, что не провалится больше в пустоту, где был до того, не поддастся иллюзии.
Но он не мог отказаться от удобств, что бы за ними ни стояло.
– Ты печален, мудрый Одиссей, что тревожит тебя?
Он посмотрел на нее, легко идущую по песку, с развевающимися на ветру волосами, и снова стал всматриваться в бесконечное движение волн.
– Ничего. У меня все хорошо.
– И все-таки у тебя на сердце тяжесть. Давай вернемся в пещеру, и ты подаришь мне любовь, о мой милый смертный! А если хочешь, мы останемся здесь, и постелью нам будет мягкий песок.
Она провела прохладной рукой по его нагретым солнцем плечам, а потом рука Калипсо стала спускаться вниз по спине. Пол сдержал желание скинуть ее руку. Конечно, ничего плохого не было в том, что он стоит на райском острове с прекрасной богиней, готовой выполнить любое его желание и предаваться любви по десять раз на дню. Хотя отдых и удобства были так желанны, сердце его разрывалось, да и все тело начинало страдать. Кто бы ни был разработчиком этой части виртуальной Одиссеи, – а она охватывала лет шесть жизни литературного персонажа, если Пол все правильно помнил, – он либо был обычным неутомимым распутником или не стал усердствовать с идеями.
– Пожалуй, я хочу побыть один, – сказал Пол вслух. Надутые губки нимфы вызвали бы сердечный приступ у любого менее опытного в любовных делах человека.
– Конечно, любимый. Но возвращайся поскорее. Я так хочу тебя.
Калипсо повернулась и почти полетела от берега, она двигалась так плавно, будто под ногами у нее было стекло, смазанное маслом. Кто бы ни создал эту модель, он дал ей длинные ноги манекенщицы из сетевого шоу, а голос и манеры шекспировской актрисы – фантастическое сочетание, способное покорить любого гетеросексуального мужчину в любую эпоху.
Но Пол скучал, ему было тоскливо.
Такое состояние было вызвано тем, что он вдруг понял, что находится… нигде. Он был не дома, по крайней мере, в его понимании этого слова: более-менее пристойная работа, приличные друзья, иногда тихие пятничные вечера в одиночестве, когда бы он просто пялился в настенный экран и ему не надо было бы притворяться умным. Полу так и не удалось найти дом, не удалось ему отгадать загадку собственного сегодняшнего существования.
Он вспомнил последнее появление женщины-птицы, этого видения из другого мира. Пол почти вспомнил имя, промелькнувшее в голове, но не смог сделать этого до конца, оно путалось с другими именами, слышанными им: Ваала, Виола. Почему-то несколько раз всплыло имя Авила, но это не могло быть ее имя, кажется, это было имя святой – святая Тереза из Авилы. Насколько помнил Пол, она была средневековой истеричкой, вдохновившей немало скульпторов и художников. Но Пол знал, что его видение – девушка в старомодном платье – было не менее важным для него, чем явление Господа для святой Терезы, хотя он не знал, что означало то видение. Пропитанный запахом сандала ветерок доносил издалека грустное пение Калипсо. Пол почувствовал одновременно страстное желание и отвращение. Неудивительно, что провидцы наподобие Терезы запирали себя в монастырях, ведь секс… так отвлекает. Полу стало ясно, что надо уезжать. Он уже насладился всеми удовольствиями отдыха и приятного общения. Если бы ему пришлось прожить на острове годы, как настоящему Одиссею, он бы износился, как детский цветной мелок, задолго до окончания срока и, скорее всего, отупел бы. Но весь вопрос состоял в том, как отсюда убраться. Его обломок унесло в море. На острове не было ни лодки, ни какого-нибудь поваленного дерева изумительной красоты. Он бы мог соорудить плот, но понятия не имел, как это делается, не говоря уже о том, что нимфа Калипсо следила за своим пленником с тем же старанием, с каким кошка стережет мышку.
«Но я должен уехать, – понял Пол. – Я решил, что не буду больше плыть по течению, потому что это означает гибель». Он знал, что не преувеличивает: даже если он не зачахнет, какая-то часть его, и очень важная часть, отомрет и исчезнет. Пение нимфы стало громче, и хотя Пол потерял к ней интерес, охладел, он почувствовал волнение. Лучше уйти сейчас, решил он, хоть раз можно будет проспать всю ночь.
Божественный пленник поморщился и заковылял по песку прочь.
Утреннее солнце только начало пробиваться сквозь ветви кипариса, когда случилось странное происшествие.
Пол сидел на камне у входа в пещеру, он только что впихнул в себя очередной завтрак из амброзии и нектара, который Калипсо, по-видимому, преподносила ему как часть антуража. Он обдумывал, хватит ли у него сил пройтись по острову в поисках каких-нибудь фруктов или чего-нибудь, напоминающего настоящую еду. И тут воздух перед Полом начал мерцать и пульсировать. Он тупо смотрел, как появился и начал расти луч яркого белого света, сначала тот был странно сжатым, потом начал приобретать форму человека, но без деталей, просто силуэт.
Привидение, извиваясь, висело в воздухе. Оно заговорило таким неожиданно тоненьким детским голоском, что Пол не сразу понял, что именно говорится:
– Mira! Mira – посмотри (исп. ). – Примеч. пер.

Вот дела! Просто как в шоу Шумамы «Кораблекрушение»!
Существо повертело головой и наконец увидело Пола, хотя невозможно было понять, куда смотрит белое пятно, заменяющее ему лицо.
– Эй, ты – Пол Джонас?
Оно произнесло фамилию Пола как Чонас.
– А… а ты кто?
– Некогда, приятель. El Viejo El Viejo – старик (исп. ). – Примеч. пер.

замолвил за тебя словечко.. Mierda Mierda – дерьмо(исп. ). – Примеч. пер.

, а это кто?
Привидение смотрело на Калипсо, появившуюся в дверях пещеры, на ее красивом лице застыло странно отсутствующее выражение.
– Ты с ней путаешься? Да, парень, тебе подвезло. – Привидение покачало своей бесформенной головой. – Pues Pues – в общем (исп. ). – Примеч. пер.

, старик хочет знать, почему ты здесь застрял. Ты нашел остальных?
– Остальных? Каких остальных?
Видение заколебалось, наклонив голову, будто собака, прислушивающаяся к отдаленному шуму.
– Он говорил, что ты нашел золотую безделушку, значит, ты знаешь.
Он произнес это скороговоркой так, что Пол не сразу его понял.
– Золотую? Драгоценность?
– Да, именно. Он сказал, что ты должен поспешить, парень. Часы не должны стоять – все большие дела задерживаются.
– Кто сказал это? И как я могу отсюда выбраться?
Светящееся существо то ли его не слышало, то ли не хотело слушать вопросы Пола. Оно помигало, ярко вспыхнуло и испарилось. На острове воцарилась тишина.
– Боги наконец сжалились над тобой, верный Одиссей, – вдруг сказала Калипсо. Пол забыл о ее существовании и сейчас подскочил, услышав голос. – Это печалит меня – они жестокие и завистливые. Почему Зевс всегда вмешивается, когда кто-нибудь из числа бессмертных выбирает себе смертного в любовники? У него, владеющего эгидой Эгида – плащ Зевса, наделенный магической защитной силой (греч. миф. ). – Примеч. пер.

, были десятки любовниц, все имели от него детей. Но раз он прислал божественного посланника, его воля должна быть исполнена. Я боюсь возражать ему, чтобы не навлечь на себя гнев Громовержца.
– Божественный посланник? – Пол повернулся к ней. – О чем это ты?
– Гермес со своим золотым жезлом, – ответила она. – Мы, бессмертные, можем предвидеть будущее, я знала, что однажды он принесет приказ с Олимпа, который положит конец нашим любовным похождениям. Но не ожидала этого так скоро.
Она выглядела такой несчастной, что на миг Пол почувствовал истинную любовь к ней, но он напомнил себе – и уже не в первый раз, – что Калипсо лишь программа, состоящая из кодов, ни больше, ни меньше, и она будет говорить и делать то же самое, кто бы ни появился в образе Одиссея.
– Значит… значит, он так сказал? – спросил Пол. – Что Зевс хочет, чтобы ты меня отпустила?
– Ты слышал светлейшего Гермеса, посланца бога, – ответила Калипсо. – Бессмертные с Олимпа причинили тебе много неприятностей. Будет лучше, если ты не станешь противиться воле Громовержца.
В душе Пол ликовал. Конечно, это был посланец (и, надо признать, довольно странный), но пришел он от человека, который до того прислал ему золотую безделушку, а его принадлежность к олимпийцам вызывала у Пола большие сомнения. Калипсо просто вставила этот эпизод в свой мир, как в свое время Пенелопа пыталась примирить неоправданное присутствие Пола с атмосферой симуляции. Это явно была попытка со стороны кого-то – кого-то за пределами системы? – связаться с Полом, а Калипсо восприняла ее как приказ от Повелителя Богов.
– Мне грустно, что я тебя покидаю, – сказал Пол, считая, что лицемерие в данной ситуации оправдано, – но как же это можно осуществить? У меня нет лодки. До ближайшего места много миль, я не смогу столько проплыть.
– Разве я могу отпустить тебя без подарков? – нимфа улыбнулась в ответ. – Не думаешь ли ты, что бессмертная Калипсо позволит своему возлюбленному утонуть в мрачной пучине и не поможет? Пошли. Я отведу тебя в рощу и дам своему Одиссею прекрасный бронзовый топор. Ты сам построишь плот, который перенесет тебя через владения Посейдона, и боги смогут исполнить твою судьбу.
Пол пожал плечами:
– Ладно. Пожалуй, в этом есть смысл.
Калипсо принесла обещанный подарок – огромный двухсторонний топор, который при этом был легким и удобным, как теннисная ракетка, и другие бронзовые инструменты, потом отвела Пола в рощу, где росли ольха, тополя и высокие ели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104