Т-четыре-Б прижал поврежденную руку к груди и начал укачивать, как ребенка.
– Если бы я не была слепой, – продолжила Мартина, – я бы просто вошла в дыру, но поскольку я почувствовала, что что-то не так, я остановилась на краю, пытаясь удержать равновесие. Т-четыре-Б оттолкнул меня в сторону, но, как я полагаю, его рука оказалась в зоне, где воздух и земля менялись. Он издал ужасный крик…
– Да, я слышала, – сказала Рени, вспомнив жуткий крик, разбудивший ее.
– А когда я хотела подойти к нему, я споткнулась и свалилась через край. – Здесь Мартина остановилась, стараясь успокоиться.
Рени покачала головой. Они разберутся с этим позже.
– Флоримель, – позвала она, – ты наш врач. Ты нужна нам прямо сейчас!

* * *

В этом странном, неповторимом мире все происходило не так: и травма Т-четыре-Б, и неожиданное падение.
Их товарищ-подросток потерял руку, но, по всей видимости, только виртуальную: он по-прежнему чувствовал ее ниже запястья (правда, как сказал Т-четыре-Б, «чувствуется типа даже больше», он описал это ощущение как «вся наэлектричена»). Однако никто другой отрезанной кисти не видел, в этом мире она явно не существовала. Т-четыре-Б не испытывал боли, только шок от происшедшего, а на месте среза на запястье появилось слабое свечение. Чем бы ни было это странное явление, когда в земле образовалась пустота, обнаружилось, что от просторной одежды Мартины тоже отрезан кусок: срез был таким ровным, будто сделан лазерным скальпелем.
Они долго совещались, прежде чем снова улеглись спать, а когда проснулись, было по-прежнему темно. Рени подумала, что теперь им предстоит жить в ночи столько же времени, сколько они прожили в этом мире в серых сумерках.
– Мы даже не можем предположить, сколько будет длиться ночь, сказала Флоримель – Может, серые сумерки длились уже полгода до нашего появления.
– Я боюсь, заявила Эмили, которая проявила столько храбрости, спасая Мартину, а теперь снова вернула себе статус официальной оппозиции группы. Я хочу уйти отсюда сейчас же. Я ненавижу это место!
– Мне неловко пользоваться нашим тяжелым положением, – сказала Рени, – но я думаю, что нам следует еще раз проголосовать. Мало того, что темно, наши псевдодрова подходят к концу, а искать новые в темноте – и так маленькое удовольствие, да еще и куски этого мира вдруг исчезают…
Мартина кивнула.
– Я все время думаю, что бы было, если бы я вошла в дыру до того, как Т-четыре-Б потерял руку. Была бы я еще жива? Может, мое виртуальное тело исчезло бы, а дух продолжил существовать в виде привидения?
Было заметно, что эти мысли очень тревожат ее.
– Об этом не нужно думать, – посоветовала ей Флоримель. – Рени, в голосовании нет необходимости, по крайней мере, для меня. Это место само решило спор. Мы должны уходить.
– Если это возможно, – добавила Мартина. Она казалась меньше и в то же время ближе, будто встреча с опасностью изменила ее. – Помните, это только предположение, высказанное Рени, будто мы можем выйти отсюда без помощи специального предмета.
Рени смотрела на языки пламени в костре и думала: «Если нам помогут выбраться отсюда нужда и желание, то будет не очень трудно».
– Бесполезно.
Рени никогда не видела !Ксаббу таким подавленным. Всего несколько часов назад он и Мартина испробовали все, что могли придумать, даже заставили компанию взяться за руки и воображать сияющие золотом ворота. Флоримель с насмешкой назвала тогда их манипуляции спиритическим сеансом. Никакого результата.
– Ты надеялась на меня, Рени, и другие тоже, но я вас подвел.
– Не глупи, !Ксаббу, – ответила Мартина. – Никто никого не подвел.
Он коснулся ее руки своими длинными пальцами в знак признательности за доброту, отошел от костра и скорчился на земле спиной к огню, крошечная скорбящая фигура.
– Беда в том, что мы с !Ксаббу не можем объяснить друг другу, что знаем, – спокойно сообщила Рени Мартина. – Он и я… когда-то смогли соприкоснуться, будучи далеко друг от друга, но произошло это через уже открытые зажигалкой ворота. Мы не можем передать, что мы тогда почувствовали и что узнали. Мы как два ученых, говорящих на разных языках, – барьер слишком велик, чтобы обменяться нашими открытиями.
Флоримель угрюмо покачала головой:
– Нам следует лечь спать. Чуть позже, если не станет светло. Я попробую найти дрова.
Рени посмотрела на спящего Т-четыре-Б: переутомление и шок сделали свое дело, адреналин иссяк. Эмили тоже нашла утешение во сне. Рени пыталась придумать что-нибудь ободряющее, но не смогла. Она не посмела размышлять о том, что будет, если они не смогут снова открыть ворота. Ее охватили жалость к себе и страх. Еще хуже было видеть !Ксаббу потерявшим надежду. Она двинулась к нему по ненадежной земле. Рении уже подошла к другу, но все еще не нашла нужных слов. Тогда она села рядом и просто взяла его маленькую руку в свою.
После продолжительного молчания !Ксаббу неожиданно заговорил:
– Много, много лет тому назад другой человек носил мое имя. Он принадлежал к моему народу, и имя это означает «Мечта», мои родители назвали меня также в честь мечты, которой мы грезим.
Он остановился, как бы ожидая от Рени ответа, а она ничего не чувствовала, кроме тяжести на сердце, и не решалась заговорить.
– Он был заключенным, как когда-то и мой отец, – продолжил !Ксаббу. – Я знаю, что он сказал тогда, не потому, что мое племя помнило его слова, а через одного европейца, с которым он общался. Тот изучал мой народ. Однажды этот белый ученый спросил моего тезку, почему тот все время так печален, сидит неподвижно и прячет лицо в тени. И этот человек по имени Мечта сказал: «Я сижу и жду, когда вернется луна, и я снова смогу вернуться к своему народу и слушать его сказки».
Сначала ученый думал, что Мечта говорит о возвращении в свою семью, и спросил, где живут его родные, но Мечта сказал: «Я жду сказок издалека, сказок, похожих на ветер, который тоже приходит издалека, но мы его чувствуем. У здешних людей нет моих сказок. Они не говорят ничего, что бы отзывалось во мне. Я жду, когда изменится мой путь, когда вернется луна. Я надеюсь, что идущий сзади, кто-то, кто знает мои сказки, будет их рассказывать, а ветер принесет их сюда. Слушая их, я изменю свой путь… а сердце мое найдет дорогу к дому».
Я чувствую то же, Рени, что и человек по имени Мечта. Я понял это, когда исполнял свой танец. Я понял, что не должен пытаться быть чем-то, чем я не являюсь, а должен поступать как люди моего племени, думать как они. Но от этой мысли я почувствовал себя одиноко. По-моему, в этом мире я не могу понимать сказок, Рени.
Он медленно покачал головой, его темные глаза были полузакрыты.
Слова !Ксаббу пронзили Рени. Ее глаза наполнились слезами.
– У тебя есть друзья в этом мире, – ответила она, слегка запинаясь. – Люди, которым ты очень небезразличен.
Он сжал ее руку.
– Я знаю, но даже самые сердечные друзья не всегда могут утолить Великий Голод.
Они опять надолго замолчали. Рени слышала, как Мартина и Флоримель тихонько переговаривались в нескольких метрах от них, но она не понимала их слов, так сильно она жаждала облегчить печаль маленького человечка.
– Я… я люблю тебя, !Ксаббу, – наконец произнесла она. Слова прозвучали очень весомо в окружающей темноте. Она не поняла, что имела в виду, произнося их, и вдруг испугалась чего-то, сама не зная чего.
– Ты мой лучший, самый близкий друг.
Он положил свою лохматую голову ей на плечо:
– Я тоже люблю тебя, Рени. Даже самая острая боль моей души слабеет, когда ты и я вместе.
Для Рени это был тяжелый момент. Он так спокойно воспринял ее признание, как само собой разумеющееся, что она почувствовала себя почти оскорбленной, несмотря даже на то, что сама не была уверена, какое значение вложила в такие важные слова.
«Но я ведь тоже не знаю, что он в них вложил, – подумала Рени. – Мы в некотором смысле очень далеки, мы почти не знаем друг друга».
Она почувствовала неловкость и попыталась высвободить руку. Что-то жесткое на запястье !Ксаббу царапнуло ее.
– Что это?
– Моя веревочка. – Он тихо смеялся, развязывая ее. – Твоя веревочка от ботинка, которую ты дала мне. Дорогой подарок.
Его настроение заметно улучшилось, или он делал вид, чтобы сделать приятное Рени.
– Хочешь еще одну сказку, рассказанную с ее помощью? Я могу вернуться к костру.
– Может, позже, – ответила она, втайне надеясь, что не обидела его. – !Ксаббу, я устала. Но мне нравились те сказки.
– Веревочка еще кое-что умеет. Такая умная веревочка! С ее помощью я могу считать и делать многое другое. Знаешь, игра с веревочкой может заменять счеты и подсказывать интересные мысли… – Он умолк.
Рени настолько была занята обдумыванием происшедшего между ней и !Ксаббу, что далеко не сразу заметила, как !Ксаббу погрузился в размышления. Прошло еще больше времени, прежде чем она поняла, о чем тот думает.
– Ой, !Ксаббу, а ты можешь воспользоваться веревочкой для этого последнего? Думаешь, получится?
Он уже полз на четвереньках к костру, в спешке выбрав звериный способ передвижения, Она почувствовала некоторое беспокойство оттого, как легко он перенимает повадки бабуина. Но тут же забыла об этом, охваченная приливом надежды.
– Мартина, – велел он. – Вытяни руки, вот так.
Слепая, несколько испуганная, позволила !Ксаббу установить свои руки ладонями внутрь, пальцы прямые. Он быстро набросил на них веревку, подсунул свои пальцы под веревку и стал быстро ими двигать.
– Эта фигура называется «солнце» – «солнце в небе». Ты поняла?
Мартина медленно кивнула.
– Смотри, вот это – «ночь». Это – «далеко», а это – «близко». Так?
Любой другой на ее месте спросил бы, за каким чертом он это делает, но Мартина некоторое время сидела тихо, лицо ее было отчужденным и растерянным, а потом попросила все повторить, но медленно. Он выполнил ее просьбу, показав ей фигуры одну за другой. Рени казалось, что он выполняет простенькие комбинации, но она слишком хорошо знала !Ксаббу, чтобы догадаться, что это лишь начало – элементы для игры в веревочку.
!Ксаббу закончил только часа через два. Мартина молчала, Флоримель и Рени по очереди поддерживали остатки костра, скорее, чтобы занять себя, чем для !Ксаббу и Мартины. Эти двое теперь разговаривали только с помощью веревочки, пальцы Мартины иногда застывали, когда она что-то не понимала, иногда !Ксаббу легко касался ее руки, если она ошибалась.

Рени пробудилась от чуткого сна, в ее голове все еще стояли образы из сновидения: сети и заборы, которые скорее выпускали, чем удерживали внутри. Сначала она не поняла, откуда исходит желтый свет.
«Солнце вернулось?»
Это было первое, что пришло в голову, и тут она поняла, что это. Сердце забилось в груди, Рени вскочила на ноги и бросилась будить Флоримель. Мартина и !Ксаббу сидели на земле напротив друг друга, глаза их были закрыты. Они были абсолютно неподвижны, только их пальцы медленно двигались в паутине, образованной веревочкой, создавалось впечатление, что они доделывают последние штрихи.
– Вставайте! – закричала она. – Ворота. Ворота открываются!
Т-четыре-Б и Эмили пробудились с большим трудом. На их лицах появились изумление и страх. Рени ничего не стала объяснять, просто заставила их подняться на ноги и с помощью Флоримель отвела их к мерцающему прямоугольнику холодного огня, прежде чем вернуться за Мартиной и !Ксаббу. Она заколебалась, опасаясь, что, если отвлечет их, нарушится цепь и исчезнут светящиеся ворота. Но по-другому нельзя. Они не могли позволить себе бежать без !Ксаббу и Мартины. Когда она легонько потрясла их за плечи, оба как бы очнулись ото сна.
– Пошли! – сказала она. – У вас все получилось! Вы просто гении, гении!
– Подождите радоваться, – проворчала Флоримель, стоявшая у входа в ворота, – вспомните, что ворота открыты, и мы можем столкнуться с убийцей.
– Флоримель, – обратилась к ней Рени, помогая Мартине добраться до сверкавших золотым светом ворот, – ты абсолютно права. Ты можешь обеспечивать нам охрану с той стороны. А сейчас заткнись.
Рени видела, как они по одному проходят в ворота и исчезают в ярком свечении. Когда исчезла и Мартина, она взяла !Ксаббу за руку.
– Ты такой молодец, – сказала она ему.
Прежде чем войти в ворота, она оглянулась, чтобы посмотреть на странный мир, где они нашли приют. Мир этот казался еще более странным сейчас, в ярком свете, исходящем от ворот. Что-то зашевелилось у костра, на мгновение ей даже показалось, что это человек, но она отбросила эту мысль и решила, что просто ветер вздымает искры. «Но здесь ведь нет ветра», – вспомнила Рени и погрузилась в сияющий свет.

Немезис-2, возникший из трепещущего пламени, принял форму, приближенную к виду тех существ, что только что исчезли. Иконка, представляющая точку стыковки, через которую ушли существа, еще мигала и сжималась, а Немезис уже приготовился избавляться от только что принятой формы, но никак не мог получить четкого сигнала от организмов, которые только что здесь были.
Он наблюдал за ними уже несколько циклов, намного дольше, чем он – или его более совершенный родитель – когда-либо тратил на наблюдение за аномалией. Хотя он не нашел нужных ключей-подсказок – ключей, связанных с «X пол-джонас X», которые были бы сигналом к действию, – в их информационной сигнатуре было что-то, что привлекло его внимание, и он попал в порочный круг. Если допустить, что Немезис-2 имеет чувства – что было бы в лучшем случае примером антропоморфизма, – можно сказать, что он испытал облегчение оттого, что они вывели его из неприятной безвыходной ситуации. Но вместо этого его подпрограмма охотника-убийцы заставляла Немезиса Возмездие, кара (греч. ). – Примеч. пер.

преследовать их, наблюдать за ними, пока он не решит окончательно, что ему делать: оставить их в покое или выбросить из матрицы.
Немезис-2 уже мчался бы за организмами, испускающими странно неясный сигнал, ему это было бы легко сделать, потому что их след для него был так же ясен, как для людей следы на свежем снегу, но подобное действие было бы аномальным само по себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104