Хвала и слава
Роман (польск)
I том
ГЛАВА ПЕРВАЯ
«V Е R В О R G Е N Н Е I Т»
I
В начале июля 1914 года пани Эвелина Ройская сидела в большом зале дома Шиллеров в Одессе. Просторную комнату заполнял сумрак, все тонуло в тени, лишь сквозь щели закрытых ставен сочился яркий, искрящийся свет. Не переставая говорить, пани Эвелина смотрела на сидящего в кресле против нее Казимежа Спыхалу. Ей были видны очертания его высокой, худощавой фигуры, широко расставленные ноги в неуклюжих сапожищах, но выражение лица молодого человека скрывал полумрак. Произнося свои закругленнные, пространные фразы, она старалась разглядеть это строгое худощавое лицо. Но Спыхала словно намеренно опустил голову, чтобы спрятать глаза, и без того прикрытые тяжелыми веками.
— Вы прекрасно понимаете,— говорила Ройская, слегка запинаясь, и это придавало какую-то привлекательность ее красноречию,— что я не могу взять отсюда Юзека сейчас, едва лишь он приехал. Хотя пани Шиллер моя самая близкая подруга, я, пожалуй, не смогла бы привести ей все ваши доводы. Я еще подумаю, насколько они важны, но уже сейчас мне ясно, что вы преувеличиваете. Если говорить о здоровье Юзека, то ему очень полезны морские купания. Он возмужал, окреп. Здесь он наберется сил, ведь ему придется порядочно наверстать после прошлогодней болезни. Что же касается влияний... то, мне кажется, у Юзека здоровая натура и он легко освободится от всего наносного. К тому же ведь невозможно уберечь его от встречи с разнообразными явлениями жизни...
Слыхала поднял голову и взглянул на пани Эвелину с неподдельным удивлением.
Она улыбнулась.
— Нет, нет, пан Казимеж, просто я думаю...— Ройская запнулась.— Я имею в виду только искусство, которое в этом доме играет такую роль. К этой сфере жизни Юзек относится, пожалуй, слишком равнодушно, даже пренебрежительно. Эдгар — человек незаурядный, это большой талант... Сегодня приезжает Эльжбетка...
— Элизабет Шиллер,— язвительно поправил Спыхала.
— Вы увидите, что это за очаровательное существо. Я уверена, вам обоим будет очень полезно ее общество. А ее пение...
Слыхала пробормотал что-то невнятное, но Ройская, не обращая на это внимания, продолжала:
— В этом году мне все как-то не удавалось поговорить с вами о характере Юзека. О том, как изменился он за последнее время. Что вы скажете о нем? Ведь вы его знаете уже три года...
Прежде чем Слыхала нашелся, что ответить, она продолжала со всем жаром материнской любви:
— Это такой трудный возраст — от четырнадцати до семнадцати! Не правда ли? Возраст, когда формируется человек. Иногда Юзек кажется мне даже чужим, так он повзрослел. Его спокойствие, мягкость, какая-то внутренняя уверенность — вы не находите, что это главные достоинства Юзека?
Спыхала кашлянул и своим хрипловатым, но приятным басом произнес неожиданно для самого себя:
— Юзек очень милый мальчик.
— Ведь верно? — живо подхватила Ройская.— Правда? Вот я и думаю, что в моральном отношении ему не может повредить пребывание в Одессе. Несмотря ни на что, здешняя купель космополитизма не повлияет на его склонности.
Ройская поднялась, давая понять, что беседа окончена. Протягивая Казимежу руку, сказала с улыбкой:
— Вы слишком близко принимаете это к сердцу, пан Казимеж, и слишком спешите с выводами. Матери виднее. Поверьте мне.
Казимеж поцеловал душистую руку пани Эвелины и неловко поклонился.
— Завтра я уезжаю,— добавила Ройская, а сюда, чтобы рассеять ваше плохое настроение, пришлю Олю.
Она сказала это без всякой задней мысли и вышла, не взглянув на Казимежа. Впрочем, в комнате было так темно, что она не заметила бы, как его лицо залила краска. Но Слыхала еще ниже опустил голову, он скрывал этот румянец и от самого себя. Потом с раздражением рванул дверь, противоположную той, в какую вышла Ройская.
«Все они одинаковы,— подумал он.— Им говорить — все равно что глухой стене».
Окна застекленной террасы были распахнуты. Небольшой сад, весь в пропыленных зарослях акации, отделял террасу от обрыва, за которым начиналось море. Казимеж зажмурился — столько было солнечных пятен на деревьях, на песке в саду и особенно на темном фиолетовом море, которое то здесь, то там просвечивало зелеными полосами.
Он шел в сад нервной походкой, недовольный разговором и тем, что сам его вызвал. Исключительно ради Юзека хотел он как можно скорей уехать в Молинцы, а Ройская, видно, подумала, что его интересует совсем другое, если напоследок сказала: «Пришлю к вам Олю». Вовсе тут не в Оле дело, а в том, какое влияние на Юзека мог оказать Эдгар Шиллер и вся эта одесская атмосфера. Вот уже третий год Спыхала занимается с этим мальчиком и очень к нему привязался. Привык, что каждая мысль, каждый поступок питомца были отражением его, Казимежа, мыслей. Юзек читал те же книги, что и он, перенял его отношение к окружающему. И вдруг здесь, в Одессе, в речи Юзека появились чужие выражения, в разговоре он то и дело вставлял французские и немецкие словечки, чего раньше никогда не бывало. Юзек мог целыми часами вести с Эдгаром беседы о музыке или о путешествиях по Европе, не обращая ни малейшего внимания на то, что Спыхала в это время скучал (или делал вид, что скучает). Спыхала вдруг почувствовал острую ревность и, может быть, только притворялся перед самим собой, что для него главнее сейчас — интересы Юзека, а не боязнь, что воспитанник уходит из-под его влияния, что влияние это не устояло перед обаянием личности Эдгара.
Волоча свои тяжелые галицийские сапоги, Спыхала лениво и нехотя спускался по глиняным ступенькам к морю. В этот час на пляже было пустынно. Небольшая беседка на берегу служила раздевальней. Спыхала уже собрался раздеться и войти в воду, когда невдалеке, на узкой полосе пляжа, затененного в этом месте крутым обрывом, увидел Эдгара.
— О, Казимеж,—окликнул его Эдгар.—Посидите минутку со мной. Ну и жара!
Казимеж молча опустился на раскаленный песок и растянулся на нем, не раздеваясь.
— Юзек просил передать вам, что он поехал в Одессу. К ужину вернется.
— Один уехал?
— Кажется, с Володей.
— С Володей? — Спыхала поморщился. Заметив это, Эдгар рассмеялся.
— Понимаю. Вы недолюбливаете Володю. Считаете это знакомство неподходящим для Юзека. Скажите, а как вообще вы себя чувствуете в доме Ройских?
Спыхала раздраженно шевельнулся на песке и прикрыл глаза шляпой — вопрос Эдгара застал его врасплох. Не получив ответа, Эдгар продолжал:
— Мне кажется, вы совсем из другой среды. К нашему украинскому помещичьему обществу трудно привыкнуть. В нем есть что-то от семнадцатого века. Простите мое любопытство — чем занимается ваш отец?
— Работает на железной дороге,— неохотно ответил Казимеж.
— Вот-вот. Это совершенно иной мир. Волей-неволей Казимеж должен был что-то ответить.
— Конечно. Иногда я чувствую себя очень странно среди этих людей. Они говорят такие вещи, с которыми я никак не могу согласиться.
Эдгар засмеялся.
— Только не Юзек. Он говорит то, что согласовано с вами. Эти слова задели Спыхалу.
— О, вовсе нет. Сейчас он повторяет ваши слова...
— И это, по-вашему, очень плохо?
— Нет. Но я предпочел бы, чтобы Юзек не повторял ни ваших, ни моих слов, а хоть немного думал самостоятельно.
Эдгар повернулся на бок, подставляя солнцу свою уже загоревшую спину.
— Не беспокойтесь, это придет в свое время. Юзек совсем еще мальчик. Вы считаете его очень способным?
—- Конечно,— на этот раз живо ответил Казимеж,— ведь ему очень мало приходится заниматься польским языком, только со мной во время каникул... И я нахожу, что он делает большие успехи. Нет, это вполне интеллигентный мальчик...
— Вот именно,— сказал Эдгар,— я это и имел в виду. И если он так интеллигентен, как вы говорите... а я сам того же мнения... то не надо опасаться общества Володи. Юзек справится с подобными влияниями. И с любыми другими,— многозначительно добавил он.
Спыхала был взбешен, что Эдгар до такой степени разгадал его мысли.
— Впрочем, он пока еще целиком очарован вами,— продолжал Эдгар.— Мы с мамой часто улыбаемся, слушая, как Юзек невольно подражает вашей манере говорить. Ему передалась ваша галицийская интонация...
Спыхала ничего не ответил.
Солнце уже садилось, но зной все усиливался, в воздухе парило. Эдгар лениво курил. Из-под прикрытых век Спыхала видел его резко очерченный профиль, немного напоминающий профиль Шопена, и странную восточную шапочку, которую Эдгар имел обыкновение носить.
Приподнявшись на локте, Эдгар смотрел на гладкие большие волны зеленого моря. Сказал, словно обращаясь к самому себе:
— Наверно, очень приятно подчинить своей воле другого человека и убеждаться, насколько он зависит от тебя. Это первые услады власти. Все, что ты считаешь красивым, кажется красивым и ему... Он думает твоими мыслями, чувствует твоими чувствами... Зато как неприятно потом, когда эта власть ускользает из рук.
Жара окончательно разморила Спыхалу. Он с трудом заставил себя встать, сбросил куртку, рубашку. Раздеваясь, недружелюбно спросил Эдгара:
— Все это вы говорите обо мне и Юзеке? Эдгар мгновение собирался с мыслями.
— О вас? О Юзеке? Да нет же. Это я вообще говорю.
— Отношения между людьми складываются иначе, чем вам кажется,— сказал Спыхала, садясь на песок.— Вы артист... У вас нет практического знания жизни...
— В самом деле? У вас такое представление об артистах? — не без иронии спросил Эдгар.— Ну, надеюсь, что здесь оно у вас изменится. Когда приедет моя сестра... Это очень большая певица и очень простая женщина...
— Не знаю, много ли пользы для Юзека от этого общения с артистами. В жизни это ему вряд ли пригодится.
— Разве можно знать заранее? — с какой-то печалью в голосе спросил Эдгар.—Что такое Юзек? Мальчик, каких много. Очень, правда, милый и даже, может, интеллигентный, но при этом совершенно заурядный... Будет себе хозяйствовать в своих Молинцах, бегать за девушками, вот и все. А может быть, и не все. Заранее нельзя предвидеть, как сложится судьба человека. Ведь это зависит от очень многого. История отдельных людей подобна истории целых стран...
Спыхала пожал плечами.
— Что-то предвидеть всегда можно и даже необходимо.
— Я говорю о другом,— продолжал свою мысль Эдгар— Какими путями люди добиваются власти над другими людьми?
Каким образом можно навязать свою индивидуальность другому? Вот чего я не понимаю.
Не понимал и Спыхала. Он просто не понимал, о чем говорит Эдгар. Только чувствовал, что в этих словах таится какой-то скрытый смысл, нечто такое, что волновало композитора. И опасался, не борьба ли это за Юзека.
— Я никогда не старался, чтобы Юзек подражал мне,— сказал наконец Спыхала.— Это приходит, поверьте, само собой.
Такая интерпретация его слов вызвала у Эдгара усмешку.
— Ох, а ко мне вот ничего не приходит само собой. Очень трудно добывать все из самого себя. У меня нет никакой почвы. Это очень мучительно.
Спыхала с удивлением взглянул на Эдгара. «Что значит это «все»?» — подумал он.
Эдгар будто угадал мысли Спыхалы и улыбнулся — обезоруживающе, как он это умел.
— Мое искусство...— начал он смущенно и не докончил. «Так вот что его занимает...» — Спыхала иронически посмотрел на сконфуженное лицо композитора.
— Искусство в истории человечества играет весьма незначительную роль,— сказал он.
— Гораздо важнее войны и покорения народов, так, по-вашему? — спросил Эдгар, и смущение исчезло с его дружелюбно улыбающегося лица.— Вы, кажется, хотели бы стать грозным владыкой, пан Казимеж? — помолчав, добавил он.
Спыхала саркастически рассмеялся.
— Еще бы! Я жалкий репетитор из Галиции, которого в украинском поместье даже не всегда представляют гостям. Сын железнодорожника, железнодорожного рабочего...
— Ну, это уже из романов, пан Спыхала,— возмутился Шиллер,— я уверен, что вас представляют гостям. Это только ваше болезненное самолюбие.
— У Ройских — может быть, но у их соседей Мышинских — не уверен. Графы...
— Нищие графы,— засмеялся Эдгар.— Правда, именно такие-то и задирают нос, но о Януше, я надеюсь, вы этого сказать не можете?
— Я его почти не знаю,— пробормотал Спыхала.
— Если вы стремитесь к власти над людьми, не торопитесь делать выводы на основании собственного, пока еще незначительного опыта... Лучше вот прочтите это.— Он подвинул к нему маленький красный томик, лежащий на песке.— Вот итог опыта всего человечества. Здесь, кстати, много и об искусстве. Спыхала взял книгу в руки.
— «Фауст»,— разочарованно протянул он. Эдгар усмехнулся.
— «Фауст» фон Гете,— добавил он и, взяв книгу из рук Спыхалы, стал ее перелистывать.
Его тонкие пальцы, касаясь страниц, словно ласкали их. Остановившись на одной, он улыбнулся задумчиво и прочел.
Спыхала по своему обыкновению опустил голову и прикрыл глаза. Губы его растянулись в иронической усмешке.
— Вы, кажется, думаете, что я из эпохи «Духов земли»?
— Нет, я думаю, что мы совсем не понимаем друг друга,— почти печально ответил Эдгар.
— Вот именно. Мы с вами принадлежим к совершенно различным эпохам.
— Да. Вы уже из эпохи «теллурической», земной.
— Во всяком случае, на земле я чувствую себя прекрасно... и особой тоски по искусству не испытываю,— раздраженно сказал Казимеж.
— Не слишком ли вы, право, спешите с выводами? — с глубокой иронией заметил Эдгар.
Спыхала не ответил. «Опять это «не спешите с выводами»,— думал он.— Мало мне Ройской. И какой он там композитор? Так, богатый дилетант». Впрочем, этих оскорбительных для Эдгара мыслей он не высказал. Эдгар, возможно, догадывался, что Слыхала думает о нем не слишком доброжелательно, но по-прежнему улыбался. Несмотря ни на что, он чувствовал большую симпатию к этому неуклюжему молодому человеку, хотел бы многое объяснить ему, но в то же время понимал, что пока это невозможно.
— Вечером приезжает моя сестра,— сказал он только.— Вы не хотите поехать со мной на вокзал встретить ее?
— Спасибо,— сказал он равнодушно,— я предпочитаю встретить панну Эльжбету дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86