.. В дверь постучали.
- Вы уже свободны?
- Пожалуйста проходите!
Встреча третья
Когда в открытой двери возникло знакомое лицо, и Татьяна Николаевна,
смущённо улыбаясь, кивнула, здороваясь, я обратил внимание на изменения в
её прическе и одежде. Волосы вместо прежней гладкой укладки были взбиты,
от чего лицо приобрело более независимый и утончённый вид, на ногах
красовались новые сапожки, а возле воротничка тускло поблескивала сереб-
ряная брошь.
- У Вас, случайно, не день рождения? - спросил я, пораженный перемена-
ми.
- Нет, просто весна! Весна! - улыбнувшись, ответила Татьяна Николаевна.
- Весна! А это, - она показала на брошку, - мой Саша привез. Из Магадана.
Там ещё можно украшения купить.
Опять лёгкая полуулыбка тронула её губы. Она о чём-то вспомнила, но,
видимо, отогнала приятное воспоминание, потому что нахмурилась и сказала:
"Я все эти дни почти совершенно не вспоминала нашу последнюю встречу.
Вылетела из головы - и всё. А вчера ночью вдруг проснулась - и всё у меня
перед глазами. Что я говорю, что Вы говорите. Снова - что я говорю. Снова -
что Вы. И мне стало как-то страшно. Муж мой, он у меня хороший, видно,
почувствовал что-то, спрашивает: "Ты себя как чувствуешь? Тебе плохо?"
Психолог мой! Я говорю - "Да нет, что-то приснилось", а самой стало страшно...
И сейчас сюда шла, а мне страшно было. Такое чувство, что... Не знаю...
Переживаю я очень... Ведь, понимаете, в тот раз я сказала, что эту женщину я
ненавижу. Но ведь это ужасно! Ведь ненависть к другому - это же ... Я знаю,
что Вы скажете: "Это оценка!" Да, "ужасно", - это оценка, но ведь нельзя жить,
не оценивая. Вот и Маяковский писал: "Что такое хорошо и что такое плохо".
Да! А! Вот! Вот, что я сейчас поняла! Осенило меня! Знаете, чего я боюсь? Я
боюсь, что я уже после этих встреч не такая буду. Я чувствую, я могу измениться,
Вы понимаете? Я всегда знала, что эта Ольга, завуч наш - дура, это все знают,
разве я только? Просто и ясно, как говорится, "дурак -он и в Африке дурак",
а теперь... А теперь я на мужа своего смотрю и вижу: он сложный человек. Как
вам это объяснить? Сложный, понимаете? Я это чувствую! А сегодня на Ольгу
глянула - вижу: она же изо всех сил хочет свой авторитет отстоять! И знаете,
мне так жалко её стало! Ведь ей уже скоро пятьдесят! Учителя у нас молодые, в
основном. Её не очень-то любят. Она из таких, знаете,"идеологически вы-
держанных", макаренковский "мажор". Я, собственно, вот что поняла: их ведь
тогда учили давить в себе всё личное, все человеческое. Ведь это же считалось
слабостью, буржуазными предрассудками... А ведь человек без чувств жить не
может. Он же уродуется... Ведь нельзя же детей прямо с первого класса
превращать в каких-то солдат! Знаете, мне кажется, сколько во мне души есть,
я бы её всю детям отдала, только, чтоб они стали настоящими! Чтобы были
богатыми! Чтоб не плоскими были, без этого искусственного "мажора", без этой
заброшенности всеобщей... Вот, говорят, школа, школа... да что, у нас школа -
из другого теста сделана? Бедность - вот что страшно. Бедность чувств, бедность
мысли... Я вот радиатор не могла никак купить. Ну, нет в магазине, и всё. Муж
говорит: "Давай я тебе его достану". Знаю я как. Даст на лапу и достанет.
Понимаете, я не хотела так. А он говорит: "А ты не считай что это взятка. Считай,
что реальная цена для простых людей - такая, за какую этот радиатор ты
можешь купить, а не за какую продают". Он ведь прав. Потому что показуха
везде. Начиная от искусственной улыбки и фальшивого мажора до цен фаль-
шивых... Да ради чего фиглярничать? Видимость эту создавать. Обманывать
самих себя? Зачем? Вы тогда говорили про психологическую защиту. Да ведь у
нас всё общество защищается так. И знаете от чего? Да от стыда! Стыдно всем
нам! Стыдно, что мы так живём, вот и защищаемся... Ко мне сегодня приходит
Леночка Карчина и спрашивает: " Татьяна Николаевна, а Вы меня любите?" Я
говорю: " Люблю, Леночка, люблю!" Она на меня смотрит, а я чувствую - у
меня слезы к глазам подступают. Она говорит: "А Володя Колосов, - есть у меня
такой шалопай, - все мои карандаши переломал". Я ей: "А знаешь что, ты
подойди к нему и попроси его так: Володя, помоги мне, пожалуйста, у меня не
получается карандаши починить". Она: "А если он не захочет? " А я говорю: " А
ты попроси его ласково, сумеешь?" Понимаете вообще, надо учиться нам
общаться друг с другом, видеть и понимать другого. Я вот за дочку свою боюсь.
Не знаю, что ждет её, понимаете? Смешно, ей только три годика, а я думаю:
какой ей муж попадется. Какая семья у неё будет? Господи, жизнь-то короткая!
Вот весна... Я на каникулах родительское собрание проводила, перед нашей
второй встречей, как раз пришла завуч, так знаете, что мне один папа сказал?
"Я, - говорит, - Татьяна Николаевна, вас особо попрошу: Вы мне больше на
мою Наташку не жалуйтесь. Вам деньги платят, вот и занимайтесь!" Помните,
я Вам тогда выдала о деньгах? А кстати, ведь у вас консультации платные.
Сколько я Вам должна?
- Да, консультации платные. Но не в этом дело. И я бы не хотел, чтобы
Ваш монолог прервался. Я чувствую, то новое, что родилось в Вас, не только
страшит Вас, как Вы вначале сказали, но и радует, и заботит...
- Да, да, верно! Хотя это оценка, но именно это слово! Не страшит, именно
заботит. Забота... Да, мне кажется, что после наших встреч у меня появилась
какая-то новая забота... Но знаете, Антон Владимирович, это не из тех,
тягостных мытарств, а именно - Забота, Мне кажется, во мне какой-то смысл
появился ... Нет в душе пустоты... И, знаете, спасибо Вам! А ещё хотите скажу
что?
- Скажите!
- У вас профессия, как у сапожника! Только Вы чините не обувь, а душу и
лицо. Похоже?
Я улыбнулся в ответ на улыбку.
- Похоже.
- Желаю Вам всего доброго, и чтоб у Вас было поменьше работы.
- Спасибо, Татьяна Николаевна! Я Вам тоже желаю настоящих забот,
которые приносят радость...
Вот и всё. Легкая щемящая грусть. Три встречи - коротких, как вспышки.
Чужая жизнь, выхваченная в трёх мгновениях... Хотя, почему чужая... Это -
наша общая, наша единственная жизнь. Учиться жизни... есть ли более достой-
ная человека забота?
Вопросы для самостоятельной работы
В рассказе "Три встречи" явно просматриваются техники психотерапев-
тической работы, применяющиеся в НЛП и в гештальт-терапии.
- Укажите конкретные высказывания, отражающие применение этих тех-
ник.
- Какие действия с семантикой высказываний клиентки осуществлял пси-
холог-психотерапевт?
- В чём, на ваш взгляд, состояла проблема клиентки?
- Насколько, на ваш взгляд, было бы уместно в этом конкретном случае
применение поведенческих техник (например, релаксационных)?
- Как бы Вы оценили степень уместности и своевременности обсуждения
с клиенткой вопроса о конфиденциальности и об оплате услуг в данной
конкретной ситуации? Предложите свои варианты.
- В русле какой психотерапевтической парадигмы завершилась личностная
работа с Татьяной Николаевной?
ТАТЬЯНИНА ЛЮБОВЬ
Всё началось однажды осенним днём с обычнейшего телефонного звонка.
Алексей Гаврилович, так представился собеседник, просил проконсультировать
его по поводу сложной ситуации с дочкой старшекласницей. Договорившись о
встрече, я почти не возвращался в своих мыслях к этому будничному профес-
сиональному разговору с возможным клиентом до тех пор, пока не подошёл
оговоренный срок, и в назначенное для приёма время передо мной предстал
немолодой уже человек, сухощавый, с обтянутой загорелой кожей, выразитель-
ным лицом и серыми умными глазами.
Когда мы после взаимного приветствия сели в кресла, я заметил, как быстро
пульсирует жилка на виске Алексея Гавриловича. В то же мгновение, пока
длилось молчание перед нелёгкой для отца беседой, я остро ощутил обеспо-
коенность собеседника, тяжёлую ношу ответственности, озабоченности, кото-
рая навалилась на него, пригибая плечи и заставляя ускоренно биться немолодое
уже сердце. Ещё немного помолчав и, по-видимому, собравшись духом, Алексей
Гаврилович проговорил:
- У нас в семье с дочкой несчастье. Влюбилась она. Что делать? - Кивнув
головой, в знак того, что я слышу и воспринимаю сказанное, я, не проронив
ни слова, внимательно и вопросительно взглянул ему в глаза. Алексей Гаври-
лович продолжал:
- Понимаете, какое дело. Татьяна учится в последнем классе. Школа
сложная, физико-математическая. Она способный ребенок, скромная, ласковая
девочка. Через полгода - окончание школы. Пора подумать и о вступительных
экзаменах. А она ... - отец словно заикнулся. Видно было, что говорить ему
больно, - влюбилась.
Он вновь на мгновение умолк. Помолчав продолжил:
- Вы только ничего такого не подумайте. Я вовсе не против любви. Пусть
она будет, любовь эта. Но не так же! Не сейчас. Вы понимаете? Да и не такая.
Что же это за любовь когда она уроки почти не готовит, школу запустила.
Поговорить с ней об её Андрее и отношениях с ним невозможно. Она избегает
разговора, или просто успокаивает нас с матерью тем, что, дескать, всё будет
хорошо. Ей об учебе надо думать, об институте, а она? А она, я скажу вам, как
взбесилась. Андрей и Андрей. Хоть бы Андрей этот был путёвым парнем. Хоть
бы студентом там, или уже зрелым человеком. А то ...- Отец снова запнулся.
Было заметно, что каждое слово давайтесь ему огромным напряжением и болью.
- Кто бы. Вы думали, он? Помощник маляра. Двадцать два года, вернулся
из армии, уже был женат. Разведён значит. Образования нет. Так, подхал-
туривает на ремонте квартир. Вы только поймите меня правильно. Я не против
маляра. Маляр так маляр. Пусть бы и слесарь. Не в этом дело. А в том, что он
в двадцать два года уже разведён... В том, что он - никто! А Татьяна моя,
способная же девочка, как ослепла. Как будто съела чего-то. Говорит:" Я без
него не могу". Как это так "Не могу"? Я говорю: "Возьми себя в руки! У тебя же
есть девичья гордость! Достоинство! Ты же будущая мать, ты же - дочь моя". А
от неё в ответ одно: "Всё будет хорошо". Вы поймите, я теряю ребенка. У меня
такое ощущение, что она уже не моя. Не мой ребенок. Чужая какая-то...
Я понимал, что Алексею Гавриловичу прежде всего следовало помочь ус-
покоиться. Но как это сделать, когда человек в таком состоянии? Да и чем я
мог быть полезен сейчас? Предложить сигарету? Унизительно. Панибратство в
духе бесед со следователем. Стакан холодной воды? Но он же не женщина, а
мужчина. Не годится.
В глаза бросалось посеревшее лицо, покрасневшие глаза, руки едва заметно
дрожали. Облик же Алексея Гавриловича даже отдаленно не ассоциировался с
употреблением алкоголя. Наоборот, собеседник производил впечатление серьёз-
ного, обстоятельного человека, привыкшего всё взвешивать, обдумывать, а затем
принимать решения. Я рискнул опереться именно на эту личностную черту
клиента.
- Погодите, Алексей Гаврилович,- поднял я руку в успокоительном жесте.
- Если можно, сориентируйте меня, пожалуйста, в том, что, собственно,
случилось, произошло у вас с дочкой. Влюбилась - это состояние. А вот
конкретная ситуация...
- Ситуация, ситуация ... - как эхо повторил собеседник. Видно было, что
состояние аффекта, в котором пребывал этот немолодой мужчина, препятст-
вовало сосредоточению на нужных мыслях и чувствах, заставляло колотиться
сердце, предательски вызывало дрожь узловатых, привыкших к труду рук.
- Ситуация такая, что между нашим телефонным разговором и сегодняшней
встречей прошло три дня. За эти три дня случилось вот что... Татьяна не пришла
ночевать домой. Мы с женой поехали к родителям Андрея. Через подружек
узнали, где живут они. Там нам сказали, что Андрей поехал на дачу. Мы - туда.
Они - там. Спят. В одной постели... - Алексей Гаврилович сжал кулаки.
- А дальше случилось то, что я стащил его, стащил её с кровати, да так
врезал обоим, что ладонь заболела. И знаете, что меня поразило? Что Андрей,
тот даже не пытался Татьяну оборонять. Любовь, значит, свою... Ну, что мы с
женой? Посадили дочку в машину и - домой. Мать с ней дома. А я вот у вас...
Стыд и срам... Позор... Позор... - он снова сжал кулаки. - Что делать?
- Значит, сейчас Ваша Татьяна дома с мамой, - четко и громко проговорил
я. впечатывая каждое слово в сознание собеседника.
- Да, Татьяна дома с матерью, - Алексей Гаврилович выговорил эти слова
медленно, словно ещё раз осознавая их смысл.
- Вот и хорошо, что дома, - я попытался подкрепить это осознание,
подчеркивая слово "дома". Ведь "дома" означает в "безопасности".
- Дома-то дома, - с горечью отозвался Алексей Гаврилович. - А если
сбежит?
- Погодите, погодите! Давайте сначала останемся в настоящем времени, -
предложил я. - Она же с мамой.
Пришло время вывести клиента из состояния аффекта.
- Главное сейчас, что Татьяна дома, с матерью. А Вы - выжили, и вот здесь,
сейчас со мной. Когда можно всё спокойно обсудить, обмозговать, - я про-
износил эти слова как можно более рассудительно и спокойно. Алексей Гав-
рилович именно теперь нуждался в психологической поддержке, и я пытался
найти нужные слова.
- Скажу Вам прямо, - начал я, - если у Вашей дочери такой отец, как Вы,
за неё можно быть спокойным. Вы отстояли её достоинство. Вы защищаете её,
Вы переживаете за неё. Она же ведь Ваша дочь, Ваша? - переспросил я. Он
утвердительно кивнул головой.
- Значит, не сегодня, так со временем непременно всё оценит. И оценит
правильно. Ведь насколько я уловил, Татьяна девушка умная, одарённая, ведь
так?
- Да, - согласился отец.
- Ну а если и умная, и одарённая, да ещё и в Вас, наверное, пошла, ведь
решительная же? - продолжал я.
- И азартна к тому же, - отозвался отец.
- Значит, в жизни не пропадет. - Я попытался расширить жизненное
пространство травматической ситуации.
- А теперь, - продолжал я, - расскажите, пожалуйста, немного о себе. Мне
важно понять Вас как человека, и тогда, возможно, нам легче будет личностно
анализировать и Ваше поведение в ситуации, и возможные реакции дочери.
Алексей Гаврилович как будто немного отошёл. Не спеша начал рассказывать
о себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48