Стапеллтри садится.– Я здесь, чтобы служить императору и тебе, по воле Его Величества…– Это так. Ты здесь, поскольку император Стестен принял решение уничтожить Отшельничий; мы же являемся орудиями, исполняющими его волю. Таков наш долг.– Ты близок к трону, маршал, и император хорошо осведомлен о твоей преданности, исполнительности и рвении, каковые позволили тебе, используя относительно малые ресурсы, установить его власть над третью всего Кандара.– Да, возможности мои были относительно невелики, – соглашается Дирсс и указывает на кувшин. – Делапранское вино. Не могу назвать себя знатоком, но оно считается неплохим. Не угодно ли отведать?– Нет. Премного благодарен.Дирсс озирает ряды кораблей и снова улыбается.– Понимаю. Ты человек практичный и хочешь сразу расставить все по своим местам. Каковы твои пожелания?– Я покривил бы душой, сказав, будто мне радостно видеть императорский флот в таком отдалении от Африна. Больше всего мне хотелось бы выполнить поскорее нашу задачу на Отшельничьем и в Кандаре, после чего благополучно вернуться в Хамор.Голос Стапеллтри звучит ровно, и глаз он, встретившись с маршалом взглядом, не отводит. Дирсс смеется.– Кандар и впрямь далековато от Африта. Я полностью разделяю твое желание поскорее покорить весь Кандар, разделаться с Отшельничьим и вернуться домой. Но готов ли ты ввести в дело весь флот, как требует того стоящая перед нами задача?– Я уверен, что третьей части тех сил, которые уже прибыли…Дирсс снова смеется.– Эти корабли могут с таким же успехом вернуться домой.Стапеллтри багровеет.– Забудь о Кандаре, – доверительным тоном говорит ему маршал. – Истинной препоной на пути императора является Отшельничий. Когда с Черным островом будет покончено, мы сможем завершить захват Кандара с помощью сорока кораблей. Но пока могущество Отшельничьего не сокрушено, для установления нашего господства над материком не хватит и всех твоих сил.– Ты требуешь…– Слишком многого? Да я вообще ничего не требую. Просто собираюсь использовать весь твой флот для уничтожения горстки невидимых кораблей и города Найлана. После чего…– Ты собираешься провести столь трудную операцию, не выработав разумной тактики. Если уж ты настолько уверен в своих полномочиях…Дирсс, подавшись вперед, обрывает флотоводца со словами:– Император является владыкой Африта, регентом Врат Океана и государем Хамора, могущественнейшей империи в истории человечества. Однако, при всем нашем могуществе, мы уже дважды были унижены в Кандаре и в водах Отшельничьего. Наши купцы и по сю пору вынуждены придерживаться правил, навязанных Отшельничьим. Из корпусов торговых судов, потопленных невидимыми кораблями Отшельничьего за нарушение им же установленных порядков, можно было бы сложить небольшой остров. А в чьих интересах придуманы эти правила? Само собой, в интересах Черного острова!Кандар погряз в распрях, раздираем магией хаоса и насилием. Люди здесь, в отличие от Африта, не ведающего, что такое вторжения и войны, живут в постоянном ужасе. А кто сеет этот ужас? Разумеется, Черный остров!Дирсс снова смеется.– Ты уверен, что не хочешь вина?– Спасибо за предложение. Я действительно не хочу.– Как угодно. – Маршал снова подается вперед. – Ты поминал о мудрой тактике, так вот: мудрая тактика здесь не сработает. Всякого рода тактические увертки нам заменят тысячи железных снарядов, которые обрушатся на Найлан и сотрут его с лица земли. Наша задача, как видишь, не сложна, но очень трудна. По плечу ли она тебе, командующий флотом Стапеллтри? Сможешь ли ты провести свой флот к острову сквозь шторма, с какими тебе еще не приходилось сталкиваться, и превратить Черный Город в груду дробленого камня и щебенки? – Маршал делает паузу. – Именно этого желает император. Таков наш долг, таков приказ, отданный Его Всемогуществом Сетстеном мне лично. Превратить Найлан в груду обломков!– Я командующий флотом, а не сокрушитель камней.– Нет… и ты, и я, оба мы, – сокрушители камней на службе у императора. А если нам не удастся выполнить его повеление, сокрушены будем мы сами. CX В тот же вечер, по прошествии не столь уж долгого времени, я вернулся к Дайале и снова уселся на табурет.– У меня нет выбора, – сказал я в ответ на ее вопросительный взгляд. Походило на то, что выбора, позволяющего жить в ладу с собой, у меня действительно не было.Она посмотрела на меня, и глаза ее были столь глубоки, что мой язык словно опух.– Ну вообще-то, даже у пони есть выбор. Но я не хочу прийти к тому, к чему пришел Саммел. Это не настоящий выбор.Друида молчала.– Что мне делать? Я видел, на что способна сила, и знаю, что силы у меня уйма! Мне что, необходимо умолять вас всех – тебя, Кристал, Джастина, – чтобы вы меня спасли? От меня самого? Ручаюсь, Джастин никого ни о чем не умолял!Друида, похоже, опечалилась. Но я ждал ответа.– Нет. И у него, и у Креслина просто не было другого выхода.– А у тебя? Ты принудила Джастина? Как вынуждаешь меня?– Я сделала свой выбор. Джастин должен был оказаться связанным с друидой. Этой друидой решила стать я.– Она мне тоже спасала жизнь, когда я был на краю гибели, – произнес Джастин, неслышно вошедший в комнату. – И не раз. И претерпела немало страданий из-за моей неспособности понять. У нашего семейства, – он рассмеялся, – это, должно быть, в крови.Я потупился.– Леррис, ты считаешь, что творишь добро, и человек ты в душе действительно добрый. Но ты вершишь добрые дела в расчете на похвалу и одобрение, которых так и не дождался от Гуннара, потому что был далек от совершенства. А Гуннар не мог похвалить тебя, потому что осознавал собственное несовершенство. Я тоже далек от совершенства, но все это самообман. Почему бы тебе не сказать Кристал, что ты нуждаешься в похвале?Я молчал. Просить о похвале я не мог и сказать на сей счет тоже ничего не мог. Поэтому я сказал совсем другое:– Если эти узы прекрасны, почему они так редки?– Потому, что они смертельно опасны. Смерть одного означает смерть другого.– Погодите: если вы свяжете нас с Кристал так, как сами связаны между собой, это может убить нас обоих. Но где тут решение?Дайала встала.– Я вернусь.Джастин кивнул и сел на другой табурет.– Ну, дядюшка Джастин, – обратился к нему я, – ответь на мой вопрос.– Нет у меня ответа, потому что это не мой вопрос. Ты знаешь, кто ты. Знаешь, кто такая Кристал. Если я дам тебе ответ, ты воспользуешься им, или чтобы отказаться от уз, или чтобы свалить ответственность на нас. Но ты знаешь себя, а теперь знаешь, и что это за узы. Они превращают двоих людей в единое целое, и если те оказываются не способными поддержать друг друга изнутри, это уничтожает их. Такая близость делает обман невозможным, а люди в большинстве своем не способны жить без обмана и самообмана. Взглянуть себе в глаза может далеко не каждый. Решай сам, чтобы не винить потом меня и Дайалу, как ты винишь сейчас Отшельничий… или Кристал.Я отошел к узкому окошку и задумался.Меня терзали страх, обида, недоверие, в том числе и к себе. Почему я обязан быть честным? Кто был честен по отношению ко мне? Я никому ничего не должен!Можно просто уйти, уйти и стать Леррисом Великим. Пройдет время, и кто узнает, что я покинул Расор и Кифрос?Я сам!Я это буду знать всегда! Из глубин памяти выступили лица погибших, и у всех, даже у Шервана, было мое лицо.Я бы рассмеялся, да во рту у меня пересохло.Антонин, хотя рядом с ним была Сефия, умер в одиночестве. И Герлис, и Саммел… они были сами по себе. Этого ли хотел я? Мне было невыносимо на Отшельничьем оттого, что меня никто не любил. Почему Кристал не может меня понять? Или, я вспомнил слова Дайалы, – принять?Я повернулся к Джастину. Он сидел молча.Я глубоко вздохнул. Воздух показался мне едким, словно насыщенным парами жизни и смерти.Я кивнул.– Для этого нужны двое, – сказал Джастин. – Дайала поговорит с Кристал.Он остался на табурете, а я смотрел в окно и ждал, гадая, что решит Кристал и почему любовь так сурова. Почему она требует столько труда и причиняет так много боли? CXI Две женщины сидели на противоположных концах кровати, обдуваемые горячим ветром.– Я сказала Леррису, что он подвергается серьезной опасности, ибо по мере того как возрастает его сила, возрастает и искушение стать не столь честным по отношению к себе самому, – сказала Дайала.– Я думала об этом, – ответила Кристал, не встречаясь с ней взглядом. – Отчасти поэтому у нас возникли затруднения.– Ты тоже не до конца честна, госпожа, – возразила Дайала, – и сама представляешь собой часть его проблемы.– Возможно, – отозвалась Кристал, по-прежнему глядя в сторону гавани. – Но только часть. И не с меня все началось.– Ты ждешь от Лерриса любви и преданности, не задающей вопросов. А он растет, и, хотя любит тебя, вопросы у него появляются.– Любовь не знает вопросов и оговорок! – резко возражает Кристал.– Нет, – отвечает Дайала, – любовь заключается в принятии того, что есть, а не того, чего ты желаешь. Леррису нужна похвала, прежде всего твоя, и он готов на все, лишь бы ее заслужить. А ты боишься его взросления, боишься, что он увидит тебя такой, какая ты есть, а не лучшей женщиной в мире, какой ты могла ему казаться.– Я просто хочу, чтобы он принимал меня.– Он-то как раз принимает, но чувствует, что ты не принимаешь его. Разве не так?– Я люблю его, но он не должен без конца спасать мир! – воскликнула Кристал, сцепив руки и уставившись на свой клинок.– А любила бы ты его так же сильно, если бы он не стремился делать добро?– Он не должен без конца совершать подвиги и спасать мир.– На это никто не способен, но если… – друида не заканчивает фразу.– Это несправедливо! Он не должен быть единственным!– Но не может и не быть им. Он или спасет мир, или разрушит его.– Ты просишь, чтобы я приковала себя к нему цепью ради спасения мира? Это не выбор, это большее насилие, чем то, к которому принуждают клинком.– Я лишь говорю, что мужчина, которого ты любишь, разрушит мир, который ты любишь, если ты не сможешь принять его, а он – тебя. Коль скоро тебе угодно именовать этот выбор насильственным, воля твоя. Но дело обстоит именно так. Выбор и вправду труден, ибо, чтобы сделать его, надобно оказаться от гнева и обид. Но ни гнев, ни обиды не способны изменить мир. Ты должна принять Лерриса и не приходить в ярость оттого, что вынуждена делать выбор, или в конечном счете вы с ним погубите не только самих себя, но и мир, который вам дорог.– Я уже приняла его.Дайала встретилась с Кристал взглядом, и та, не выдержав, опустила глаза и пробежала пальцами по вышитым на покрывале звездам.– Но почему он должен спасать мир? Почему это выпало на его долю?Дайала молчит.– Почему именно он должен быть героем?Друида по-прежнему хранит молчание, не сводя взгляда с одетой в кожу собеседницы.– Почему?.. – Кристал качает головой. – Впрочем, как раз «почему» не имеет никакого значения. Ведь так?– Так, – ответила Дайала с печальной улыбкой, и они обе покинули комнату. CXII Дверь открылась, и появились Дайала с Кристал. Глаза последней походили на камни на штормовом побережье. Впрочем, мои наверняка выглядели не лучше.– Привет, – мой голос, как оказалось, дрожал.– Привет, – дрожал и ее голос.Дрожал голос моей несгибаемой командующей!В следующее мгновение, то ли из-за боли в глазах, то ли из-за подземного толчка, я почти лишился зрения и видел лишь расплывчатую фигуру. Мне удалось произнести ее имя и сделать шаг ей навстречу. Она, должно быть, тоже шагнула ко мне. Во всяком случае, мы повисли друг на друге.– Сохранить любовь труднее, чем обрести, – произнес Джастин спустя некоторое время. – Думаю, вы уже начали это понимать.Мы уже перестали дрожать, но не разжимали переплетенных пальцев.– Итак, вы готовы?Я кивнул, поскольку говорить боялся. Кивнула и Кристал. Возможно, она тоже боялась.– Садитесь на табуреты, друг радом с другом.Мы переглянулись и сели.Сама по себе процедура оказалась не слишком таинственной и впечатляющей: легкие надрезы и смешение крови. Но Дайала наложила на эту кровь гармоническое заклятие, и я немедленно ощутил протянувшуюся между нами незримую нить.Нить чистой гармонии, не содержащую в себе ни мыслей, ни чувств.– Как всему живому, этому тоже требуется время, чтобы вырасти, чему вы должны быть только рады, – хрипло произнес Джастин. – Будьте добры друг к другу.«Будьте добры друг к другу». Это простое напутствие вдруг сделало все прочее не имеющим значения.– Помните, – шепот Дайалы звучал, как шелест Великого леса, откуда она была родом, и который мне, скорее всего, не суждено было увидеть, – вы выбрали друг друга дважды.– А теперь ступайте и оставьте стариков в покое, – заключил Джастин.Медленно выйдя из комнаты и остановившись в узком коридоре, мы посмотрели друг на друга. Кристал ничуть не изменилась – те же черные глаза, те же короткие серебрящиеся волосы. Не изменился и я.– Прогуляемся?– Куда?– К старому форту на волнорезе.– Что ж, это было бы славно.Я так и не выпустил ее руки, хотя моя ладонь взмокла от пота.– Леррис.– Да?– Давай руки поменяем. Я никуда не денусь.Я выпустил ее руку, обошел вокруг Кристал и взялся своей левой рукой за ее правую. К тому времени, когда нам удалось добраться до мола, мы вспотели и, надо думать, выглядели не лучше демонов ада, но мне было плевать.Ноги мои болели – по правде сказать, болело все, – и я предложил присесть.– Кристал, у тебя тоже все болит?– Нет. Волосы не болят.Мы рассмеялись, обнялись и сели.Близ гавани шли восстановительные работы и над водой разносились стук молотков, визг пил и многоголосый гомон. В Кифросе не любили работать молча.Нас обдало ветерком – в воздухе еще улавливалось эхо смерти и разрушения, и на мол с плеском набежала волна.– Почему мы это сделали? – спросила она.– Потому, что мы отчаялись. Потому, что не хотим терять друг друга и готовы рискнуть жизнями, лишь бы этого не случилось.– Ты хочешь детей? – спросила Кристал, глядя на гавань.Я сглотнул: честно говоря, никогда об этом не задумывался.– По правде говоря, я никогда не думал об этом иначе как в том смысле, что со временем они у нас будут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81