Допустим:
4 Ц 2 = 2
Здесь читатель может взять реванш Ц о
т четырех яблок отнимем два яблока, и у нас останется два яблока. Все сходи
тся с математикой! Работает? Нет, не работает, потому что - куда делись те дв
а яблока, которые мы отняли? Их в реальном мире больше нет? Вот они рядом ле
жат, «отнятые». Мы разделили четыре яблока на две кучки по два яблока, а го
ворим, что теперь у нас только два яблока. Как это мы сподобились? А мы спод
обились так потому, что в математической реальности у нас действительно
теперь только два яблока, а два яблока бесследно и навсегда исчезли. А
в реальной действительности у нас как было, так и осталось четы
ре яблока. Вот так и работает математическое описание, создавая трюковой
мультфильм про реальную жизнь. При этом что-либо считается научным, повт
орим, только в том случае, если имеет под собой математическую расчетную
модель. Это сильно укрепляет веру в описательную силу науки, не так ли?
Когда строится дом или собирается в полет ракета, то математика все опис
ывает правильно и не просто помогает, а просто-таки обеспечивает успешно
сть предприятия, возразят нам. А никто математику и не обижает. Просто в вы
шеуказанных и подобных им случаях математика описывает реальную
физическую модель , она к ней жестко привязана и никакой самостояте
льной математической модели из себя само
й она здесь не создает. Когда же нечто статистически прогнозируется, или
нечто математически моделируется при полном отсутствии этого «нечто»
в реальном мире или хотя бы перед глазами, то появляется просто абстракт
ная математическая картина, которая строится по своей внутренней матем
атической логике, а не по реальной структуре той физической натурщицы, к
оторая предстала гипотизирующему воображению распаленного научного р
аботника.
А что происходит, когда нечто не может получить математического описани
я? Оно не только не рассматривается в качестве исследовательской темы, н
о даже и не публикуется в неисчислимых научных вестниках и сборниках. Мн
огие идеи вместе с их авторами неизвестны просто из-за того, что эти догад
ки и прозрения не поддаются математическому оформлению. Нам ближе сейча
с вопросы случайного и неслучайного, поэтому, вернувшись к этой проблеме
, мы вынуждены будем признать, что вероятностное научное толкование мног
их явлений вообще ускользает от науки по вине самой же науки. Например, яв
ления, не имеющие достаточной статистики, вероятностным расчетам не под
даются, поскольку в основе теории вероятности лежит все тот же закон бол
ьших чисел. Представим себе возможность какого-либо циклического событ
ия, растянувшегося на тысячелетия в прошлое и обладающего потенцией про
являться в будущих тысячелетиях. При этом реализация этапов данного соб
ытия происходит (допустим) с периодом где-то около один-два случая за тыся
челетие. Вероятностный аспект этого события ни у кого из представителей
науки не только не вызовет потребности в анализе, но и вообще не будет рас
познан как повторяющийся и имеющий одну цепь последовательных актов. Вс
е эти события для науки останутся единичными, ни с чем не связанными, случ
айными и выпадающими из общей статистики фактов. Благодаря этому они ост
анутся за бортом научного предсказания. В 1977 году американцы зафиксирова
ли в космосе гигантский выброс антивещества протяженностью 3 тыс. светов
ых лет (!!!). Причем поразило даже не само столь массовое образование частиц
антивещества, сколько то, что источник антивещества для науки - это вообщ
е загадка до сих пор. Кроме того, выброс произошел в форме струи, что совсе
м не укладывается в допустимые схемы подобных происшествий. А совсем неп
риятно было то, что по существующим расчетам в этом районе вселенной ник
акого антивещества не могло быть никогда и ни в каком виде. Так и осталось
все это аномалией. А если представить себе, что с определенной долгосроч
ной периодизацией (например, двести раз в миллион лет) такие выбросы
происходят, время от времени, что напоминает некий сброс излиш
ков, как в паровом клапане, то это была бы совсем другая картина, но… доста
точной статистики нет. В силу этого какие-то возможно циклические процес
сы даже не рассматриваются наукой в этом аспекте, будучи отнесенными к р
азряду единичных и случайных. Здесь наука и могла бы, (может быть), но ей неч
ем. Нет больших чисел.
Но даже и достаточная статистика совпадений очень часто не позволяет на
учно объяснить, ни сами эти совпадения, ни их причины. Если взять самый мал
енький хуторок в любом конце земли, то, даже если там живет всего нескольк
о семей, то их потомство всегда будет примерно наполовину женс
ким и наполовину мужским. Когда всё объясняется большими
массами населения, тогда все ясно Ц распределяется вероятность шансов
для мальчиков и для девочек, и эти шансы реализуются в гармоничной пропо
рции «пятьдесят на пятьдесят», несмотря на то, что в одной семье может быт
ь четыре дочки, в другой пять сыновей, в других девочки и мальчики распред
еляются неравномерно, а в общем большом итоге всё будет практ
ически поровну. Тут вероятностная картина как-то все это описывает, хотя
и грешит против самой себя, потому что зачатие каждого ребенка - это совер
шенно отдельный от всех предшествующих зачатий случай. На его результат
не оказывает никакого воздействия не только то аналогичное, что произош
ло в тысячах кроватей данной округи, но даже и то, что происходило до этог
о только в данной кровати. Каждое рождение ребенка - это отдельное и обосо
бленное событие с нулевой статистикой, и отсчет должен вестись каждый р
аз с нуля, то есть с допущения всех возможных шансов. И в каждом отдельном
случае шансов на тот или иной пол всегда столько же, сколько в любом друго
м, что говорит о том, что никакая вероятность не должна здесь не только про
являться, но и применяться. Но вероятность пола детей неумолимо реализуе
тся пятьдесят на пятьдесят, и задним числом применяется для описания. Хо
тя какой-то скрытый параметр, обеспечивающий данную вероятность, опять ж
е не объясняется. Но все успокаиваются на том, что он описывается. А раз оп
исывается, то уже как бы и не скрытый.
А ведь если взять несколько семей изолированного поселе
ния в составе большой массы населения области или края, то согласно имен
но этому хваленому вероятностному описанию, в составе такого процентно-
малого количества семей должны быть как раз те самые перекосы, которые з
атем выравниваются согласно вероятностной картине во всем остальном
многочисленном народе региона! Однако Ц нет. Никогда никаких
перекосов! Даже в островных государствах с населением около с
та с небольшим человек. А в отсутствие больших чисел, которые можно было б
ы запустить сюда для их перетасовки в вероятностные математические опе
рации, нельзя не только объяснить этого научно, но даже и описать коррект
но не получается через эти любимые большие числа. Описывается просто по
факту, по конечному итогу . А «как», да «почему», наука объяс
нить не берется. Ей это не нужно.
А не нужно ей это потому, что сложилось дурное положение, при котором наук
а отвечает только на некие «правильные» вопросы, то есть на те, которые мо
гут быть сформулированы в системе распознаваемых ею научных методов. Не
правильными же считаются все те вопросы, которые нельзя этими научными м
етодами решить. И всё это было бы совершенно не страшно, если бы наукой выс
окомерно не считалось, что правильные научные вопросы относятся к дейст
вительно бытийствующему, а неправильные Ц к выдумкам и дилетантским фа
нтазиям. Однако даже на этом судейско-третейском принципе, даже у самой н
ауки, никак не получается четко разг раничить нашу действительност
ь на заслуживающую внимания, куда наука смотрит, и на остаточно-сомн
ительную, куда наука смотреть даже не намерена. Потому что уже в пределах
самой науки, при рассмотрении несомненно действительных явлений мира, м
ожно задавать любые вопросы, которые будут правильными, но наступит поро
г, за которым какой-то вопрос уже будет неправильным. Например - броуновск
ое движение молекул. Задавай любой вопрос, и тебе на него ответят. Один тол
ько вопрос не задавай, а именно Ц «что заставляет двигаться молекулы»? Э
то будет неправильный вопрос. На него тебе ответят (возмущенно) Ц «ничто!
». То есть, порог реальности, который отграничивается наукой, и за которым
какая-либо иная реальность ею уже отрицается, самой же наукой может быть
определен и отграничен очень легко даже в тех пределах, в которых она оби
тает по роду своих обязанностей. Это одна из особенностей именно науки и
только науки - способность совершать подобные умственные подвиги, когда
удается разрывать что-то реально неразрывно е
в природе . Ведь в природе, если реально существуют су
бъекты движения (молекулы), то таким же реальным должен быть
источник их движения. Как будто мы должны поверить, что молекулы дви
гаются сами. Неизвестно, насколько сами ученые верят в это, но еще никто не
сказал, вместо «ничто» Ц «нечто, не распознаваемое наукой». То есть, всё,
не распознаваемое наукой, считается сразу же нереальным. И в этом со
стоит основа ее метода, который сам себе присвоил полномочия
выступать критерием реальности.
Где же располагается тот порог, за которым всё реальное уже называется н
аукой нереальным? Если вернуться к броуновскому движению в качестве бли
зкого нам примера, то, учитывая, что эти самые молекулы движутся хаотично
и беспорядочно, то есть, случайно, можно определенно сделать вывод, что ка
к только что-то теряет предсказуемость именно в качестве последствий
известных причин и становится случайным , наука опускает
занавес представления. Так и должно быть. На то она и наука. В самих ее прин
ципах уже заложена эта идея выделения наиболее общих ,
повторяющихся и практически важных особенностей наблюд
аемых объектов. Только для таких явлений наука вводит научные поня
тия , которые при этом обязательно должны выражаться количественно
, то есть быть доступными измерению. Все, что измерению не поддается, счита
ется несущественным для научного метода и не признается своим. Таким обр
азом, несмотря на саму сложность науки, в ее основе лежит метод упро
щения реальных обстоятельств за счет исключения явлений, не вписыв
ающихся в подвластные методы исследования , или не поддающиес
я измерению. Строго говоря, наука Ц это статистическая идеали
зация действительности . Вне зоны науки остается слишком многое, чт
обы признать саму науку зеркалом даже только физического мира. Причем, ф
изика, главная из естественных наук, даже в своих декларациях о собствен
ных задачах, не стесняется подчеркивать, что сужает свой же обзор рассма
триваемых процессов мира за счет отсечения от них явлений слу
чайных и нестабильных . Таким образом, по сложившемуся положению ве
щей, Случай наукой отсекается в качестве не исследуемого феномена
и становится в принципе не исследуемым, потому что не соответствует
основным задачам и методам исследований.
Однако не только наука выбрасывает, как не подлежащие обработке, случайн
ые аспекты действительности. Философия, которая по некоторым слухам мож
ет объяснять всё, также проходит мимо них. Здесь надо немного уточнить, чт
о мы имеем в виду под философией. В последнее время философия все более на
чинает пониматься как некое удивление от самого себя умного, или как без
остановочно скачущее по собственным же думкам состояние сознания, или ж
е, как неудержимая склонность души к обобщениям. Вот, шел человек на работ
у, споткнулся, упал, разбил баночку с обедом и остался на перерыве голодны
м. Сидит он и думает Ц «да-а-а… как много, все-таки, еще на земле несправедли
вости осталось…». Философ. Такого порядка философии сейчас много, но фил
ософией это называется только по самоназванию подобных авторов. На само
м же деле философия - это строгая система теоретических знаний, которая о
перирует такими же строгими понятиями, как и наука. В основе строгого язы
ка этой теоретической системы лежат основные понятийные единицы, котор
ые называются «категориями». Категории для философии - это то же самое, чт
о «физические понятия» для физики. Это - основа. Если наука видит мир научн
ыми понятиями, то философии видит этот мир категориями. Они - составные ча
сти любых логических построений. Из них, как из стыковых опорных пунктов,
складывается всё философское исследование. Так вот, эти философские кат
егории характеризуются тем, что содержат в себе всеобщее о еди
ничном . Звание категории в философии может получить только то поня
тие, которое можно применить универсально к любому разнообразию единич
ных явлений (движение, изменение, причина, материя, бытие, форма, содержани
е, объект, развитие, качество, количество и т.д.). Естественной здесь будет м
ысль о том, что философия - это также своего рода специфическая
фильтрующая статистика , впускающая нечто единично
е в свой дом через проходную, где сидят категории, которые открывают двер
и только т о му, в ком узнают что-то знакомое для себя. Таким образ
ом, как и любая статистика, данная статистика также не вбирает в себя нечт
о эксклюзивное или не присутствующее повсеместно. Часть действительно
сти опять не освещается. И Случай тоже. Хотя в философии и рассматриваетс
я такое явление, как «случайное», оно понимается ею только в противопост
авлении «необходимому». Для философии «случайное» существует только в
дуальной паре с «необходимым», и трактуется только как «не необходимое»
, а «необходимое» понимается, как «не случайное». На этой очевидности вся
мудрость философии захлебывается, не прояснив ни того, ни другого, а лишь
сравнив их друг с другом, противопоставив их друг другу для
их же сравнения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44