1926 год, Шредингер создал математическую модель волнового мира, где все пр
авильно описывается и достаточно успешно предсказывается, и этим самым
стало ясно, что противоположный вариант (корпускулярный) абсолютно абсу
рден.
1926 год, Гейзенберг создал математическую модель корпускулярного мира, гд
е все правильно описывается и достаточно успешно предсказывается, и эти
м самым стало ясно, что противоположный вариант (волновой) абсолютно абс
урден.
И как раз вот здесь ученые начали говорить Ц как страшно жить, лучше бы эт
ого не было, пять минут торжества после открытия сменяются десятилетиям
и горя: все, чего достигли … всё, во что верили …
чем гордились… а Эйнштейн сказал Ц « это конец физики».
А Шредингер сказал Ц да, не волнуйтесь, это просто запись
одних и тех же закономерностей разными математическими аппаратами, а чт
о там на самом деле в природе делается Ц разве ж кто -н
ибудь знает? Ой, что я сказал!
Ученые сказали Ц «Вот именно. Ты бы уже помолчал лучше , че
м нам такое говорить».
Гейзенберг сказал Ц это все получается потому , что созда
ние математических моделей квантового мира у нас всегда предшествовал
о непосредственному пониманию этого мира. Вместо ре
ального мира мы изучали всего лишь какую-то математическую абстракцию.
Увлеклись. Создали математическую ширму, подменив ею реальный
физический мир.
Ученые сказали Ц «Ты плохой! Ты плохой! Мы тебя не любим»!
Так наступил к онец физике.
Поймем эту ситуацию правильно Ц если одна и та же наука , в
семи своими самыми передовыми расчетами , в одном вариант
е говорит , что камень Ц это огонь , а в друго
м варианте, что камень Ц это жидкость, то эта наука исчерпала свои возмож
ности рассказывать нам о камнях, потому что про сам камень она при этом ни
чего не сказала Ц этот объект не может быть и тем и другим одновременно. О
н что-то третье. Если подобное сказано в отношении самих оснований матер
ии, то нам рассказывают не об этих основаниях. Эта наука в д
анных вопросах несостоятельна. Эти основания Ц что-то третье.
И как забавно, что всё произошло в одном и том же 1926 году! Вот и еще одно, можн
о сказать, статистически невероятное совпадение! Шредингер и Гейзенбер
г работали в совершенно разных условиях (Шредингер в несравненно более о
птимальных). Они шли совершенно противоположными путями и при совершенн
о разных возможностях (у Шредингера они были исходно более широкими). Они
занимали совершенно разные позиции в научной иерархии (Шредингер Ц мас
титый физик, Гейзенберг Ц никому не известный лаборант), а закончили сво
и работы Ц одновременно! Представим себе, что было бы, если бы все произош
ло так, как бывает в жизни, когда в жизни ничто никуда не вмешивается своим
тайным Промыслом. Кто-то из них, Шредингер или Гейзенберг, дал бы картину
квантового мира (кто-то первый из них), раздались бы фанфары, и началось бы
чествование. А в этих условиях другому, тому, кто не успел, просто закрыли
бы тему Ц зачем тратить средства и время на поиск того, что уже найдено и
великолепно всё объясняет? Ведь ясно же, если что-то уже объясняет, то прот
ивоположное ему и отрицающее его ничего объяснить уже не смож
ет! Например, если бы Шредингер успел первым, то Гейзенбергу на отчетной к
онференции его кафедры большинством голосов было бы рекомендовано изм
енить направление исследования на другое. И он бы никуда не делся, да и не
возражал бы. Точно также произошло бы и со Шредингером, опереди его Гейзе
нберг. Какая-то из этих двух картин квантового мира стала бы доминирующе
й, а любая другая теперь рассматривалась бы, как альтернативный бред! Но в
мешалось Провидение, и теперь мы имеем две равноценные и достойные научн
ые концепции, каждая из которых по отношению к другой является альтернат
ивным бредом! Так работают совпадения и случайности! Они в нужный момент
приходят и поправляют непоправимое. И, похоже, у их Х озяина дей
ствительно есть чувство юмора…
Официально считается, что ничего страшного не произошло, потому что целы
й год печали сменился эпохой надежд, когда в 1927 году Гейзенберг всех спас и
вывел принцип неопределенности. Этот принцип только потом стали так наз
ывать. Сам Гейзенберг назвал его по-другому, он назвал его как-то
что-то вроде «принцип а неточности». Смысл этого
прометеевского шага Вернера Гейзнберга был простым Ц п
оскольку знание о природе теперь всегда следует считать ошибочным,
то неплохо было бы вывести такой диапазон ошиб
ки, который хот ь приблизительно давал бы нам представлен
ие хотя бы об отдаленных чертах исследуемого микром
ира . Сам по себе этот принцип был не концептуальным (какая разни
ца, каков диапазон ошибки в пределах изначально ошибочной картины?), он да
вал возможность ученым производить расчеты корректным образом именно
относительно расчетов. Это был метод, который просто не оставил их без ра
боты. Но любить Гейзенберга от этого больше не стали, потому что герр Верн
ер никогда не стеснялся сказать, что все это означает не столько конец фи
зики, сколько конец материализму, потому что теперь всем должно быть ясн
о Ц с той стороны материи что-то есть.
Гейзенберг вообще Ц эпохальная фигура в современной науке. Его руковод
итель Макс Борн сказал, про этого мальчишку Ц мало образо
ван, но как умен!!! Когда Гейзенберг взялся доказать корпускулярную теори
ю квантового мира, Борн не отнесся к этому серьезно, потому что дебройлев
ские волны давали привычную веками непрерывную кар
тину материи без ее исчезновения в одном месте и появления в другом
месте во время скачков, и Борн ей симпатизировал. Но о
н предоставил Гейзенбергу возможность по
работать . Когда , через несколько недель ,
Гейзенберг принес руководителю свои расчеты, Борну плохо стал
о Ц он увидел, как его слабо образованный сотрудник… отк
рыл и создал з аново матричное исчисление! Борн тут же дал
ему в помощь четырех математиков Ц ты не считай больше, за тебя другие по
считают, зачем велосипеды изобретать ? Р аз
уж ты такой умный , то веди тему, а эти пусть на тебя работают
. В наши бы времена такой либерализм научных руководителей!
Но мы о конце физики. За 22 года до этих событий, в 1904 году ,
Пуанкаре на международном конгрессе физиков в Сент-Луисе
сделал пророческий доклад, который назвал «Настоящее и будущ
ее математической физики» . Он оценил сост
ояние этой самой «математической физики» как фазу
глубокого кризиса. Пуанкаре был математиком, но его всегда при
глашали туда, где собирались разные важные физики. Потому что физик
и уже не могл и без математики не только в расчет
ах, они вообще ничего не могли уже без математики
. Более того, физика стала плестись в хвосте у математики, п
отому что е сли раньше вс ё проверялось эксперим
ентом, то теперь все проверялось расчетами в пределах мат
ематической модели мысленного эксперимента , к
оторый в реалии был неосуществим. Пуанкаре вс ё прощали, по
тому что без него и без других математиков тогда уже прожить не смогли бы.
Поэтому никто с ним не стал спорить по поводу оценки своей науки, н
о название «математическая физика» , все же ,
заменили в дальнейшем на «теоретическая физик
а». Так приятнее звучит. Но смысл один и тот же, потому что Ц какая ж
это физика, если в ней вместо наблюдения и эксперимента за осно
ву берется математическое моделирование ненаблюдаемого
? Но звучит-то приятнее, в самом -то деле. Итог
через двадцать два года мы у видели.
Но этот итог говорит не только о беспомощности физики. То
же самое можно сказать и о беспомощности математики для физик
и . «Чудо» 1926 года - это одинаковый позор и для физики и для «матема
тики для физики». И это не удивительно, давайте вообще попытаемся по
нять , как можно выразить в формулах высшей математики реально
движущийся электрон ? Хотя бы даже простую идею движения ч
астицы , давайте, выразим в формулах. При самых успешных ре
зультатах такой модели Ц это никогда не будет
то же самое , что реальность . Кроме того, все эти матема
тические модели, не могут самого главного Ц они не могут порождать из се
бя движения. Ни одна математическая модель не обнаружит в самой себе, что
вот тут-то и вот тут-то было инспирировано обстоятельствами такое-то дви
жение с такими-то характеристиками. Модель мертва. Природа Ц жива. Эту пр
опасть не перешагнуть.
Поэтому вот так напрямую смотреть в созданный наукой квантовый мир
, и пытаться понять, как в нем живет и работает Случай, переходящий в Закон,
совершенно бесперспективно. Потому что этот мир ужат до сухой схемы возм
ожностей математического моделирования с одной стороны, и выплескивае
тся в неограниченные ничем математические конструкции с другой сторон
ы. Н евероятные успехи квантовой механики должны расцениватьс
я именно как невероятные успехи теории квантовой механики только
для теории квантовой механики. Отношение к реально происходящ
ему в природе Случая эти успехи имеют самое отдаленное.
Какие бы споры вокруг квантовой физики не возникали
, объективно следует признать, что это один из самых удивительных отдело
в физического знания, потому что в нем до сих пор не создано ни одного физи
ческого закона. И ничего бы страшного, но с квантовой физики стали брать п
ример все другие физики. И в этой науке воцарилось просто математическо
е фантазирование. И в этих фантазиях стало появляться черт-те что.
Математическая переработка физических величи
н в математические знаки приводит к тому, например, что дл
я плодотворного ведения заумных расчет
ов вдруг требуется четырехмерная формулировка. И вот
математическая необходимость системы расчетов тре
бует введения четвертого измерения, которое физически этому миру не то,
чтобы не нужно с той же очевидностью, но которого вообще нет в физическом
мире. У мира вообще всего лишь одно измерение Ц форма своего собственно
го единого существования, явленного нам в ширине, высоте и длине (вспомни
м Канта Ц мир является нам в явлениях, созданных нашими врожденными ста
ндартами сознания). На самом же деле в мире нет ничего
ни одномерного , ни двухмерного, потому что все в
нем имеет объем, то есть трехмерно. Но это не вмещается в нашу голову
единым феноменом и заставляет выдумывать для э
того мира различные степени мерности ниже третьей. И это при чисто физич
еском описании. Чего ж е удивляться, когда в математике еще
и четвертое появляется? Удивляться приходится другому Ц авторитет сов
ременной математико-физ ики настолько высок, что в мире
начинает кое-где призна ваться реально сущ
ествующ им и четвертое измерение. Чтобы убедиться в р
еальности четвертого измерения , достаточно , очевидно, пр
осто выглянуть в окно и повнимательнее посмотреть . Так на
до полагать?
Причем для названия этого нелепого четвертого измерения
используется несчастное и безответное «Время», которое не может за себя
постоять или подать против этого голос. Вообще сейчас укрепилась с
транная привычка хватать «Время» за лацканы и требовать от него исполне
ния той или иной функции в качестве некоей материальной субстанции, кото
рая еще не найдена ни в одном шкафу физически, но везде подозревается мат
ематически. И вот все эти псевдокоординаты с мнимым и
значени я м и в расчетах вешают се
бе на грудь табличку с надписью «Время», и никакой суд не поможет Времени
подать на возмещение морального ущерба. Причем , в са
мом Времени совсем нет ничего такого , провоцирующего на п
одобное грубое с ним обращение . Но ищ ут -то,
ведь, не свойства В ремени . Ищут название системам ра
зличных математических операторов, ведущих расчеты в нужную (задум
анную) сторону. И находят. И называют.
В этом методе очень много удобного Ц как только в модели появляется что-
то реально физически неопределимое, но хорошо математически спасающее
какую-то идею, так сразу же приказ дежурному по части Ц а подать-ка, мне, Вр
емя, есть работа для него… И логика прозрачная Ц ведь, что, если не Время? О
но , ведь , где-то тут, всегда рядом валандается, пусть х
оть что-то для науки сделает. И логика - удивительная! Например, теория тор
сионных полей появилась из факта различных математических фокусов с ещ
е одним математическим фокусом Ц с уравнением теории гравитации Гильб
ерта-Эйнштейна. В результате этих фокусов итоговые формулы говорят, что
массивный материальный объект при вращении должен искривлять вокруг с
ебя пространство, да не просто так, а еще и таким безумным образом, чтобы
, отразившись в зеркале, показа ть совершенно обратн
ое тому, что происходит на самом деле. Ну, как не спасти такую красивую тео
рию? И для таких чрезвычайных ситуаций сразу же привлекается Время, и вот
оно уже летит к месту происшествия на самолете, «и одно лишь слово тверди
т: «Лимпопо, Лимпомо, Лимпопо…». И вот оно прилетело и сразу же уже станови
тся материальным, а затем оно уже переходит в иное состояние и
становится информацией и т.д. И при этом, ни в Сахаре, ни в Калахаре, никого у
же не волнует, что, если сделать Время материальным, то в этом случае, ведь,
материальное время переходит в информацию , и то
гда информация тоже Ц материальна! А на простой вопрос Ц а разве бывает
информация без сознания? Ц никто не отвечает, потому что если ответить у
твердительно, то это признать, что при фразе жены, например, «у нас кофе за
кончился», от нее к мужу некоторым интересным для физики образом перенос
ится некое количество материи. А также из всех телевизоров по всему миру
ежесекундно… Или с каждой страницы каждой книги.
Если же ответить отрицательно, то есть, что информация не может быть мате
риальной, то материальное время, не нарушив таким же интересным для физи
ки образом закона сохранения вещества, не может перейти из своего матери
ального состояния в нечто нематериальное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44