-- То есть -- как это не умеет? Научить! Погоди, да чего там уметь --
прав, что ли нету у него?
-- Не умеет и все, потому что осел. Научим и права купим, но завтра-то
он за баранку не сядет, верно?
-- Пожалуй. И все равно -- Мазиле свой уголок для работы выделяем. А
возить меня будет... будет меня возить...
-- Кубика возьми, -- вмешался в разговор Червончик, -- он классно тачку
водит.
-- Мотором управлять -- это еще не все, голова -- хоть небольшая -- а
нужна! Есть у него голова, а в ней мозги?
-- С мозгами слабовато, это верно.
-- Ну так и заткнись. Лезет тут не вовремя, с советами своими. Когда я
попрошу у тебя совета, тогда и раскрывай хайло. Понял?
-- Понял, понял. Что ты сразу заводишься-то? Я же как лучше хотел.
-- Магомет меня будет возить. Фред, есть у него права? -- обратился он
к Боцману.
-- Полно. Даже настоящие имеются. И вод....
-- Ну и ладушки, на том и порешили. Совещание окончено. Всех благодарю,
но никого не задерживаю, друзья мои.
"Друзья" в момент собрались и вымелись из кабинета. Патрик остался, но
Дядя Джеймс воспринял это как должное, он любил, когда позволяли
обстоятельства, иметь его под рукой.
-- А что твой Малек?
-- В больнице, я думаю, где еще.
-- В больнице? -- удивился Дядя Джеймс знавший эту историю не хуже
Патрика, -- а с каким диагнозом и давно ли?
Патрик терпеливо ему напомнил обстоятельства дела.
-- Так он в больнице, или ты думаешь, что он в больнице?
-- Его, считай, в одних трусах и футболке в больницу отвезли, а Марго
пообещала к выписке привезти его вещи. Куда он без них уйдет?
-- Да, вредным оказался парнишка. Ну что, отпустим его с миром или как,
а Патрик?
-- Ты в смысле, что может рассказать чего не надо? Дак он и не знает
толком ничего.
-- Не уверен. Навести его. Да, навести, переговори, то да се, успокой.
Я узнавал: выписка через три дня. Уберешь его через пару дней и поглубже в
залив, вместе с вещами. Был и убежал. Куда -- кто его знает. Понял?
Патрик поежился:
-- Может, не я его... Он ребенок все-таки... Стыдновато как-то...
-- А кто -- Марго? Лишний звон ни к чему. Какие мы чувствительные!
Ребенок! Все. Скажи, чтобы запрягали, на рынок прокатимся, а потом
пообедаем, -- сегодня мамаша нас кормит, настряпала -- пальчики оближешь...
Уже довольно ощутимо припекало солнце, превращая вчерашний снег в
грязную, темную коросту вдоль тротуаров, из которой то там то сям
высовавалось собачье дерьмо. Патрик рассчитался с таксистом и вышел у самой
больницы. Просторная кожаная куртка была по-весеннему распахнута, ствол
пришлось передвинуть за спину, головного убора он не носил даже зимой, если,
конечно, по работе не требовалось, одна рука была свободной, на всякий
непредвиденный случай, в другой был сверток. Безымянная пичуга на черном
тополе верещала так звонко и так весело, что Патрик даже улыбнулся ей и
попытался подсвистнуть, но та лишь презрительно глянула на него диким
круглым глазом, перепрыгнула на соседнее дерево и продолжила свои рулады.
В палате, темной, вонючей и переполненной Гека не оказалось. Пожилая,
добродушная нянечка, неизвестным чудом сохранившая человеческий облик в этом
сортире, охотно объяснила Патрику, что искать его нужно на территории, где
он пропадает все дни. Она даже показала -- куда, и Патрик отправился на
поиски.
Территория представляла собою здоровенный кусок земли, оборудованной
под парк, и принадлежала городу. Без приличного финансирования и хозяйского
догляда парк превратился в нечто среднее между свалкой мусора и кладбищем
старых сгнивших деревьев. По форме он был почти правильным прямоугольником,
с пропорциями государственного Бабилонского флага -- 3:2. Доступ к
восточной(узкой) стороне ограды преграждался бессмертной лужей с
болотно-помоечным запахом, которая, в зависимости от погоды, могла стать
меньше или больше, но не пересыхала никогда. Однако непосредственно перед
оградой оставалась возвышенная сухая полоса парка, неровною шириною метров
пятнадцать-двадцать, а длиною -- на всю сторону, примерно полтораста метров.
Чтобы добраться туда Геку приходилось как белке -- прыгать с камушка на
камушек, на поваленный ствол, на кирпич и так дальше, пока не начиналось
сухое место. Он полюбил сбегать сюда от невыносимой скученности больничного
бытия, где под бесконечную трескотню репродуктора ели, воняли, спорили о
большой политике и о месте у окна, выписывались и помирали никому не нужные
больные. Геку в тягость было выслушивать глубокомысленные рассуждения
соседа, пенсионера-эпилептика о том, что "Линь-Бяо, видать, попарывал
"товарища" Цзян-Цин, не без того..."; он набрасывал поверх больничной пижамы
фуфайку, которую выцыганивал у мягкосердечной бабки Клары, у нее же брал
галоши прямо на босу ногу и после завтрака и до обеда, после обеда до ужина
-- болтался в парке, чаще всего здесь. А отсюда, сквозь узорную
металлическую ограду, открывался вид на реку, на старинную крепость, что
раскинулась левее, на противоположном берегу, полускрытая разводным мостом,
на телебашню и на голубые минареты в мусульманском крае. И прохожие
случались редко в этих местах, и было здесь спокойно.
Кормили в больнице скудно и невкусно, гораздо хуже, чем у Мамочки
Марго, но намного лучше. чем на зоне. И всегда почти можно было взять кусок
хлеба на добавку. Гек поначалу отказывался спрашивать доп. кусок (на зоне
такое -- неправильно), но потом -- решился (не для себя ведь). Дело в том,
что он познакомился с полубродячей собакой, обитательницей окрестных свалок,
которая в компании таких же шавок кормилась возле больницы. Однажды он отбил
ее, хромую, от более сильной и злобной бестии, и Плешка (так он ее прозвал)
была ему благодарна за это и всегда виляла ему хвостом. А он приносил и
скармливал персонально ей кусок хлеба. Иногда хлеба или чего другого добыть
не удавалось, но Плешка на это нисколько не обижалась -- она знала жизнь,
либо шла добывать дальше, либо пристраивалась возле Гека и вместе с ним
грелась на солнышке. А он чесал ей за ухом и даже разговаривал с ней, гордый
тем, что она выделила его из остальной человеческой стаи и не боится и любит
его.
Патрик увидел его издалека. Гек соорудил себе сидение из овощного ящика
и, обхватив руками колено, глядел на льдины, лениво ползущие вдоль берега.
Пегая собачонка, с пролысиной на спине, сидела рядом и тоже, казалось,
наблюдала за бесконечной чередой рыхлых плит нерастаявшей воды. В больнице
Гека варварски обстригли под ноль и теперь уши его, от природы оттопыренные,
выглядели еще больше и малиново светились, пропуская сквозь себя солнечный
свет. Так сидели они, мальчик и собака, молчали, думали думу -- каждый свою.
Но оба при этом чувствовали, что они -- вместе, и их душам было от этого
хорошо.
Плешка рассерженно затявкала, Гек обернулся. Патрик. У рыжего было
какое-то странное выражение на лице, непривычное, но Гек все равно
испугался. Он спокойно смотрел на Патрика и, стараясь не вилять взглядом,
пытался боковым зрением нащупать под ногами что-нибудь -- кирпич, прут
железный, стекла кусок... Он всякое повидал на зоне и попадал в переделки,
но такую чудовищную смерть-машину, как этот Патрик, видеть ему еще не
доводилось. И дело не в том, что он уже взрослый, а Гек пацан, -- нет. Все
его общепризнанное умение и опыт в драках, которыми Гек втихомолку гордился,
ничего не стоили перед этим типом. От осознания своей беспомощности тело
наливалось слабостью, падала воля к сопротивлению, а ничего пригодного так и
не попадало в поле зрения. Он кивнул Патрику и, стараясь, чтобы голос не
дрогнул, первый заговорил:
-- По мою душу явился, да? Заканчивать меня пришел?
Патрик вдруг смешался от этого печального спокойствия:
-- Да ты что... Как раз наоборот, проведать пришел. Бутербродов принес.
Тут и с мясом холодным, и с колбасой. На-ка, Марго готовила и привет
передавала.
Повисло неловкое молчание. Гек прикинул про себя, сдержанно
поблагодарил и взял пакет из рук Патрика. Плешка продолжала облаивать
дерзкого незнакомца.
-- Да отвяжись ты, подлюка! -- Патрик, опасаясь за свои брюки,
попытался пинком отбросить от себя Плешку, но зацепил только краем ботинка.
Плешка взвизгнула, и мгновенно спряталась за Гека, в полной
уверенности, что тот и сейчас отлупцует ее обидчика.
-- Ты зачем ее пинаешь, падло!? -- Глаза Гека налились бешенством и
ненавистью. -- Что она, жить тебе мешает!? Ах, ты... Ведь она такая
маленькая против тебя! Она...
"Ты и сам невелик" -- внезапно подумалось Патрику и горло его опять
перехватило спазмом.
-- Извини, ей богу! Машинально, знаешь, получилось. Просто я с детства
собак боюсь, потому что меня маленького покусала одна, -- стал на ходу врать
Патрик, -- даже таких маленьких -- боюсь. Я не со зла, честное слово!
Гек уже взял себя в руки и только повторил, тоном ниже:
-- Она -- маленькая... Я ее тоже угощу?
-- Конечно, пусть порадуется. Да ты и сам поешь. Как у вас тут... Чем
лечат?
-- Первые три дня уколы в задницу, а потом -- ничего, даже градусник не
ставили. Послепослезавтра, говорят, выписывают.
-- Марго тебе вещи завезет. Она у тебя в комнате лично пыль вытирает.
-- Да откуда там пыль возьмется, тряпок то -- нет почти и окна наглухо
закрыты.
-- Джеймс велел, чтобы тебе за весь месяц заплатили по полной.
-- Ладно. Хорошо бы, конечно... Если надо -- отработаю, без вопросов.
(Гек решил сразу после выписки рвануть на хавиру к Забу, отсидеться, потом
ломануть чего-нибудь пожирнее -- и на Север, к теплому морю, всю жизнь
мечтал. Только вот как Плешку оставить... Или с собой взять?)
-- Я тогда психанул не по делу, не учел, что ты еще... гм... Малек. Но
ты ведь сам нарывался, вспомни, как дело было...
Патрик заметно волновался, смотрел в сторону и Геку почему-то стало его
жаль. Плешка слопала толстенный бутербродище с маслом, с полукопченой
колбасой, а теперь удовлетворенно чесала бок задней здоровой лапой.
-- Да помню. Не все, правда... Р-раз -- и тут очнулся. Ну, я же тебе
первый жоржа крутанул... -- Гек поднял глаза на Патрика и тронул того за
рукав, -- Ты пойми... Я не против у тебя учиться, -- есть чему, -- но мне
нужно знать: приседать -- зачем? Бить -- почему на выдохе? Ну что я, корова
на веревке -- идти без разбору, куда ведут? Я ведь всего-то хотел, что бы ты
объяснил толком -- не только как , но и почему нужно вот так именно
делать-то? Если тебе не хочется секреты раскрывать, то лучше я и учиться не
буду, потому -- неинтересно. А у тебя так не бывало?
-- Как?
-- Ну, чтобы хотелось... разобраться, вникнуть, понимаешь?
-- Понимаю..., -- неуверенно ответил Патрик. -- Ну, хочешь, я попробую
объяснить -- что к чему. Только не сегодня.
Гек заулыбался -- и Патрик осознал вдруг, что впервые видит его улыбку,
и что перед ним действительно мальчишка, ровня младшему сыну Германа, только
тот -- из другого, более уютного мира...
Патрик, обещая, так смешно наморщил лоб, что Гек не сумел удержать
улыбку: а этот рыжий и впрямь ничего себе, тоже человек, и Плешка на него
уже не рычит...
-- А Дудя -- точно на меня баланы не катит?
-- Ну что ты! Поначалу возникал, да и то совсем немного. У него сейчас
других забот полно: даго, подонки итальянские -- то и дело норовят пакость
нам сделать. Даже доносами в лягавку не брезгуют. Ну и мы им даем закурить.
-- Даем прикурить.
-- Что?
-- Правильно говорят -- даем прикурить.
-- Ты прямо как Дядя Джеймс: он у нас всех грамматике учит. Имеет такой
бзик в голове. Мазила рассказывал: у Дуди книга в столе -- затрепанная
такая, он ее бывало все читает, читает. Все думали -- библия. А он как-то
раз не убрал в стол, а Мазила-то и приметил: учебник по грамматике и синк...
так...сису, точно... Вот, значит, и мы им даем прикурить. Ну, ладно. Одним
словом, мы тебя ждем и Марго послезавтра тебя заберет, мы ей даже мотор для
такого дела выделим...
Патрик решил возвращаться пешком, хотелось подышать весной, ощутить
солнышко. Все получилось как надо, парнишка поверил. Но мерзко было на душе
у Патрика, свет не мил, как перед запоем, хотя для запоя -- рановато
вроде...
-- Не буду! -- Прохожие равнодушно справа и слева обходили мужика,
который остановился возле перекрестка и разговаривает сам с собой. -- Пусть
Джеймс другого посылает, а я не буду! Не могу!
Из-за цепочки накладок, Мазила, несмотря на распоряжение Дяди Джеймса,
вынужден был до конца недели продолжать выполнять при нем свои обязанности
шофера и денщика.
-- Занят он, с Франком совещается, -- для очистки совести попытался он
притормозить Патрика, но тот, ленясь отвечать, прошел мимо и без стука вошел
в кабинет.
-- ... Во-от! А кто тебя с ней познакомил? Я!... А, Патрик, здорово...
Но все же -- убей бог -- не пойму, что ты в этой Ванде нашел? Удочка
какая-то -- кожа да кости. Разве что блондинка, ну и на мордашку ничего...
-- Чего тебе? Был, проведал?
-- Да. Джеймс, обсудить хочу одну тему.
-- Хорошо. Мы тут уже заканчиваем... А ты -- морда латинская, свинопас!
Да из твоих теток сало течет, потные, пыхтят. Подушка лучше подмахивает, чем
они!
-- А ты пробовал?! -- Франк взвился от негодования. Ему показалось
обидным, что Джеймс попер на него из-за какой-то длинноногой шмары. Они ведь
с Джеймсом мужчины и деловые друзья, а она всего лишь баба...
-- Я не скотоложец. Все, вали отсюда. Видишь -- посетители у меня.
-- Во как! А я кто, челобитчик?... Ну, ладно..., попросишь ты у меня
товару в следующий раз! Я дам, дам -- но скидок -- не жди, Джеймс! Мое слово
-- последнее!
-- Ла-адно, последнее! Вот скормлю тебя макаронникам, заплачешь еще обо
мне.
-- Подавятся -- кормиться! Крутым ты больно стал!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54