Да еще этот
поганый похоронный марш достал до самых почек. Что у них -- другого
развлечения на радио нет? Или маршал безвременно загнулся...
-- Джеймс, ради бога, выруби ты кладбищенский концерт этот -- невмоготу
уже.
-- Ты что, офонарел?! Это же полицейская частота -- сейчас заговорят,
залают, только относи! Авось, что полезное услышим... А пока пусть шуршит;
вот уж не думал, что ты такой тонкокожий.
Холодок ошеломительной догадки шевельнул корни рыжих волос: Патрик
незаметно заткнул пальцами оба уха -- так и есть -- Мендельсон звучал с
прежней силой...
Спинка переднего сидения больно стукнула его по носу:
-- Патрик, заснул, что ли? Побежали скоренько в "подставу", а то
вымокнем. -- Дядя Джеймс уже выскочил из "косатки", сгорбился и затрусил к
темно-вишневому "Форду", стоящему в условленном заранее месте на платной
стоянке. Мелкий и противный дождик, недавно вроде бы начавшийся, успел
напрудить целые лужи, а Дядя Джеймс боялся промочить ноги. И как это обычно
бывает -- оступился и левая нога его провалилась едва не по колено в
выбоину, заполненную дождем. Дальше он уже распрямился и пошел не спеша и не
выбирая дороги, густо усеивая путь грязной и скудной матерщиной.
Патрик догнал его у мотора, сел рядом, на переднее сиденье. Похоронный
марш утих, но Патрик стал вдруг слышать голоса людей, живущих в
многоквартирном доме, что стоял напротив через улицу: они смеялись над ним и
Джеймсом. Он метнул взгляд на шефа, но тот явно ничего не слышал: продолжая
ругаться сквозь зубы, завел мотор и выбрался на проезжую часть.
-- Настрой пока: рисочка вот тут быть должна..., на короткие
переключись...
"Паршивейше весьма, -- затосковал Патрик, -- надо будет отпроситься у
Джеймса домой, хотя бы часика на четыре или пять, сконцентрироваться, мозги
очистить."
Такое случалось с ним дважды за всю его жизнь и оба раза ему удавалось
выпутаться быстро и без посторонней помощи, но ситуация экстремальная и
помочь некому: пожалуешься -- Джеймс спишет в два счета в лунную губернию,
на старые заслуги не посмотрит. Не сразу, естественно, и не в глаза, но
отдаст соответствующий приказ: ха! -- в затылок -- и мозги на пол.
Патрик знал еще один -- варварский, очень тяжелый в исполнении способ
поправиться: надо глотнуть изрядную порцию барбитуратов, а еще лучше --
аминазинчику. Потом минут десять побегать вверх-вниз по лестницам, кровь
разогнать, чтобы лекарство лучше усвоилось, на глюки внимания не обращать.
Потом сразу же лечь спать часа на четыре...
-- Да что ты там ковыряешься так долго? Дай, я сам гляну...Вот падлы,
помощнички..., подсунули приемник, он же не берет полицейскую волну. Ну,
идиоты, я не могу...Чегой-то ты бледный весь из себя, укачало?
-- Не жрамши со вчерашнего утра, -- откуда румянцу взяться?
-- А только что красный был, как помидор. Голоден -- это поправимо: там
в холодильниках жратвы навалом, в основном, правда. консервы, но и картошка
есть и лук, и мясо, и рыба, и пиво, и яблоки. Но тебе не налью, потому как
пить не умеешь. Будешь есть яблоки, они витамины содержат, а не градусы.
Готовить по-мужицки будем, без изысков. Если моя кухня надоест -- найдется
кому готовить, -- Франк у нас известный гурман. Но он пивом брезгует, только
марочные вина ему подавай, а то и коллекционные. Я взял пару литров какой-то
дряни, как чувствовал, что найдется потребитель. Но это будешь не ты, тебе
не налью, потому как и вино ты пить не умеешь.
-- Сам не буду, меня от одной только мысли о выпивке крутит наизнанку,
отравился на сто лет вперед.
-- Да ты год хотя бы продержись, я тебе конную статую поставлю из
лучших сортов бронзы... От кого это потом так разит, от тебя, Патрик? Ты
что, носки поменять забыл?
-- Не знаю, все у меня чистое. Подкидыш верно, истек потом и кровью, да
меня пропитал насквозь. А может, это как раз от твоих ног пахнет, от левой,
например. Ты ведь ею какую-то парашу толок...
-- Приехали. Вон его телега, Франка нашего. Точно. Где он нацыганил
такую развалину, хотел бы я знать...Ты вот что... Мне придется Кукишу
залепухи насчет переговоров кое-где набрасывать, если спрошу -- подмахни
ненавязчиво. Незачем ему все про нас знать, правильно я говорю?
-- Мое дело тридесятое, гони что хочешь. Мне главное -- лекарства в
аптеке купить, ливер подлечить малость. Я виски почти неразбавленным пил,
видимо слизистые пожег. Тут поблизости, в двух кварталах отсюда. аптека
есть. Зайдем, может? Или я один в пять секунд обернусь?
-- Нет. Порядок -- есть порядок, согласно твоим же указаниям. Наружу
выйдем через трое суток минимум. Франк с нами. Мы даже Тобика возьмем, мало
ли чего: возьмут, да спросят покрепче, а человек слаб... Думаю, это будет им
приятным сюрпризом! -- Дядя Джеймс хохотнул коротко. -- Я их в гости не
звал, сами напросились. А лекарства там тоже быть должны, поищешь. И
автомобильную аптечку захвати на всякий случай. Пойдем, только в темпе,
Патрик, в темпе...

ГЛАВА 7
Я иду впотьмах.
И дрожит в пустых руках
Неведомое.
О, Швейцария! Страна озер и банков, фондю и револьверов, многоязычная и
благополучная... Над необъятной Британской империей, в пору ее расцвета,
никогда не заходило солнце; но и мирной жизни она не знала. А крошечная и
уютная "кантония", лишенная забот по защите родной земли от прежних ее
владельцев, помнила слово "война" по старой привычке и потому еще, что
соседи, подарившие ей свои наречия, отличались куда более неуживчивым
нравом.
А на чем, собственно, зиждется благополучие сухопутной и
благовоспитанной страны? Уж не на туризме ли? -- И на туризме и на
трудолюбии аборигенов. А еще Швейцария -- финансовая печень Европы. Банки,
банки, банки! В Цюрихе их побольше, чем в Лугано, к примеру...
В Лугано слишком много итальянцев; Гектор крупно рисковал и поэтому
стерегся хотя бы в мелочах: он двинулся прямиком в Цюрих с американским
паспортом от "Механика", стараясь уже не употреблять итальянский язык.
Звался он теперь Энтони Радди.
Ранним утром, выйдя с территории Центрального вокзала, он просто пошел
вдоль изумительно опрятной и не очень-то широкой улицы. Он знал из
путеводителя, что называется улица -- Банховштрассе, что она -- именно та,
куда он должен был прибыть около двух лет тому назад, чтобы вместе с
напарником, Червончиком гнойным, назначенным ему Дядей Джеймсом, вынуть
деньги из сейфа и доставить на родину в Бабилон, столицу республики Бабилон,
где родился и вырос Гек.
Гек решил не торопиться, благо некуда, при любом развитии событий,
ознакомиться с достопримечательностями, проверить, насколько это возможно,
нет ли за ним слежки, устроиться в гостинице, которая потише и подешевле...
Главное же -- унять трясучку нетерпения и большого страха...
Тем временем улица вывела его к небольшому симпатичному озеру, почти
голубому в утреннем июньском солнце. Гек выбрал скамеечку и пристроился на
ней, развернув туристскую схему. Он и так довольно четко помнил карту --
изучал такую же в Бабилоне и (украдкой) освежал память в тюремной
библиотеке, но сейчас ему было любопытно сравнить непосредственное
впечатление от увиденного и то, каким представлялся ему Цюрих по схемам и
фотоснимкам.
В реальности город выглядел не таким "пряничным", но зато буквально
излучал сытую и безмятежную благожелательность. Откуда-то справа забренькал
колокол -- с кирхи, видимо; прохихикала мимо стайка девчачьей малышни --
наверное в школу...
И Гека отпустило, судорожное напряжение исчезло, растворилось в
безмятежном, чисто вымытом утре, захотелось есть и пить. Он достал из
внутреннего кармана пиджака лопатник и пересчитал наличность: за глаза и за
уши -- одна тысяча двести сорок один доллар "гринами" и на две сотни местных
франков, и мелочь в карманах. Он упорно копил и экономил деньги в тюрьме,
готовя рывок, понимая, что нет смысла рассчитывать на заначку под камнем, на
берегу Кастелламарского залива. А вот -- случилось, повезло, можно считать,
-- и насколько легче дышится с деньгами на кармане. Можно было бы и не ехать
сюда, не рисковать, -- на первое время бы хватило... Гек выпил чашечку
местного кофе со сливками, чтобы заесть какую-то сладкую пакость с орехами,
и пустился кружить по старому Цюриху.
Вот отель "Пальма", где четыре с лишним года назад проходило "одно
очень важное совещание с нашими друзьями", в котором участвовал на первых
ролях дон Паоло (о чем они совещались и как-то он сейчас?), а вот и
гостиница, где он должен был тормознуться и через некоего турка передать
сообщение об этом Червончику..., да, через турка. И ждать.
А этот мужик -- с мечом на коленях -- Герман Великий. Внезапно Гек
остановился, завороженный: из-за угла вывернул трамвай -- точь-в-точь, как у
них в Бабилоне, только номер другой! На Гека нахлынули воспоминания, заныло
сердце по родине, ведь он никогда ранее не покидал ее пределов, да еще так
надолго... Неожиданный этот трамвай пробудил что-то такое..., непонятное,
отчего становится сладко и грустно: кажется, что вот-вот вспомнится важное,
заветное, без чего жизнь не в жизнь... -- но нет, трамвай прогрохотал и
наваждение растаяло. И трамваи здесь тихие на удивление, не то что наши...
Сколько там на часах? -- Пора.
Давно ему не было так хорошо. Гек выбрал гостиницу неброскую, хотя и
довольно дорогую. Но это не важно, через пару часиков цена за номер не будет
иметь никакого значения при любом исходе предстоящего дела. Гек потратился,
заказал такси и уже на нем подобрался поближе к "Швейцарскому объединению".
Мучительно хотелось разжиться пистолетом, но некогда и денег жалко и
погореть очень легко. Хотя оружия тут навалом... К черту! Гек выбрался из
такси, попросил водителя подождать, купюру положил на сиденье и свернул за
угол. Через несколько секунд Гек легким и уверенным шагом вошел в прохладное
чрево банка...
Такси пригодились -- и еще как! Чемодан был велик и тяжел, Гек получил
его безо всяких затруднений. Гек почему-то боялся, что даже если груз еще
никем не востребован, то потребуется доплачивать за длительное хранение, а
денег не хватит, или потребуют объяснить что там лежит и сколько его, или
еще какую дрянь придумают... Последние метры до такси пришлось тащить чуть
ли не волоком. Шофер догадался, выскочил и помог забросить в багажник.
Первым побуждением Гека было -- не отдавать чемодан в багажник, поставить в
салоне рядом с собой, но здесь не Бабилон -- уж больно дико бы показалось
местным. Да и мысль могла найти дурную какую-- нибудь голову: "А что
интересного может быть в таком тяжелом чемодане?"
У себя в номере он прежде всего отдышался, снял пиджак, галстук, запер
изнутри дверь, потом откупорил банку с кока-колой и уселся в кресло, не
отрывая взора от темно-вишневого вместилища. Ему нравилось предвкушение
открытия, даже если оно -- всего лишь открытие чемодана.
-- С миллион будет, -- неуверенно подумал Гек, но подумал в долларах, и
почувствовал, как сердце заколотилось, застучало вдвое против прежнего. Он
расстегнул воротник рубашки, рука зацепилась за что-то: крестик... Гек
рванул -- тонкие звенышки-серебринки не выдержали и двумя обрывками
замотались по сторонам потного кулака. Гек терпеть не мог побрякушек на
мужчинах, но -- терпел. А теперь хватит: он пропихнул сорванный крестик с
цепочкой в банку -- там на дне еще бултыхались остатки -- и встал, чтобы
выбросить ее в мусоропровод. Проходя мимо зеркала, машинально бросил туда
взгляд и остановился. Волосы растрепались, глаза кровью налиты, лоб, щеки и
в особенности уши -- огнем горят, тот еще видок!
Гек постоял у зеркала, плюнул в него и направился в ванную. Там тоже
было зеркало, но вмонтированное в стену, а не на гвоздике, как в комнате.
Гек с отвращением заглянул и туда, стал нашаривать мыло; банка все еще была
в руке. Гек выругался вслух на бабилосе и по-итальянски, выскочил из ванной,
выбросил жестянку в мусоропровод, вернулся. Только после того, как уши и
щеки приняли более-менее обычную окраску, он разрешил себе подойти к
чемодану.
-- Видел бы меня сейчас дон Паоло, или Суббота с Варлаком, --
полюбовались бы на дешевку на этакую... Гек присел на корточки, перекусил
толстую нитку, на которой висел ключ, привязанный к чемоданному ремню,
поочередно повернул им в замках и повалил чемодан плашмя.
-- Да, а на каком языке я выругался, -- почему-то подумал Гек, --
вспомнить бы надо? -- Но так и не вспомнил, а когда приподнял крышку, то и
совсем забыл об окружающем: в прозрачном полиэтиленовом мешке плотно и
тяжело лежали деньги -- доллары США, упакованные в аккуратные пачки. Гек
немедля принялся считать: набралось два миллиона сто семьдесят шесть тысяч
долларов купюрами по сто долларов, около тридцати-сорока тысяч "грантами" и
"джексонами", то есть пятидесяти-- и двадцатидолларовыми бумажками. Гек
поленился их считать, поскольку они лежали россыпью, прикинул на глаз. Но
это был только первый слой: нижнюю половину чемодана занимали пачки каких-то
разноцветных бумаг. После долгого осмотра Гек пришел к выводу, что бумаги
эти -- государственные и муниципальные облигации разных выпусков, на три и
пять лет. Он принялся было считать и их, но вспомнил, что их продажная
стоимость может отличаться от номинала, в них указанного. Надо спуститься
вниз и купить газету с биржевыми котировками, только и всего! Гек так и
сделал. Он оставил на полу -- как есть -- груду бумажных сокровищ, только
закрыл дверь на ключ. Впрочем, через пару минут он вернулся с газетами "Нойе
цюрхер цайтунг" и "Ба-Бусинес", обе на немецком языке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54