Сразу
вспомнились инструкции Патрика: заделать того (в данном случае -- тех), кто
в машине, самому забраться в салон, подъехать к двери и контролировать
ситуацию. Главное -- быть под броневой защитой и ни в коем случае не
соваться внутрь!...
Кружилась голова, хотелось пить, хотелось сесть на ступеньки и
отдохнуть, но теперь придется терпеть до упора: отходить нельзя, заходить
нельзя. Стой как бизон на ветру и жди своей пули. Так и стоял Подкидыш, пока
его не окликнул долгожданный Патрик...
Распахнулась дверь и наружу выскочил Патрик, за ним Дядя Джеймс. Патрик
пропустил его вперед, развернулся и почти спиной вперед, словно в нелепом
танце, проводил до "косатки", где уже сидел на своем месте раненый Подкидыш,
с аптечкой на коленях. Ноги он выставил наружу и при этом накренился так,
чтобы кровь из простреленной руки не попадала в салон автомобиля. От
"Линкольна" шел запах пластмассы и горелого мяса, но огня видно не было.
Патрик выхватил из брючного кармана маленькую коробочку, достал оттуда
желтоватую капсулу, пододвинулся вплотную к Подкидышу и вонзил ее тому в
ляжку, прямо сквозь джинсы.
-- Армейское средство, действует -- прямо ураган. Джеймс, перевяжи его,
пожалуйста, а то из него уже граммов семьсот-восемьсот вытекло. А я пока в
дом вернусь, да обо всем и позабочусь.
-- Ага. Термит взял?
-- Беру, беру. Там ребята на втором этаже... Оставить?
-- Кто?
-- Бела, Клям, Чекрыж, Грязный, а пятого не опознал. И бабка там.
-- Жаль парней, что тут скажешь... Оставь, им это все равно теперь...
Ну, Арнольд, йод и зеленку уважаешь?...
Патрик перепрыгнул через барьерчик в холле и открыл дверцу в боковой
стене. Старуха спряталась в чуланчике, больше негде было, поэтому Патрик
ничуть не удивился своей находке. Он потянул из-за пояса "трофейный
пистолет" с глушителем, сам же на всякий случай сошел с прохода, чтобы спина
не выглядела мишенью для какой-нибудь вооруженной случайности, и быстро
осмотрелся.
-- Сынок, спрячь пистолет, грех это... Не убивай, ну пожалуйста, не
убивай, пожалей ты меня старую, сынок... -- старуха повалилась перед ним на
колени и тихонько заплакала.
-- Сейчас, разбежалась, -- рассеянно огрызнулся Патрик, прицелился в
седой затылок и нажал на курок. И едва успел отскочить, чтобы кровь на брюки
не попала.
Надо было поторапливаться. Пистолет он вернул на место: вставил в
ладонь прежнему владельцу -- не преследуя определенной цели, а просто на
всякий случай. В той же комнате, стоя среди трупов, он запалил по очереди
три термитные шашки и побросал их в разные стороны. Мотель строился из
дерева, древесных плит и пластика, так что разгореться и сгореть должен был
в два счета. Все. "Прощайте, ребята", -- мысленно крикнул он мертвым парням
на втором этаже и даже задрал голову, глядя примерно в то место, где они
лежали неаккуратным штабелем. Но уже затрещал паркет старого дерева, густо
потянуло дымом. Патрик повернулся и бросился вон.
Дядя Джеймс не пожалел перекиси, заливая сквозную рану в плече, заклеил
ее специальным пластырем, перебинтовывать не стал: все равно лепила по
своему сделает, да и куртка на бинт плохо полезет. А ехать полста километров
с полуголым пассажиром -- спасибо, лучше не стоит! Подкидыш явно повеселел и
прибодрился после лошадиной дозы армейского лекарства, даже крепчайшая
перекись ему была нипочем. Нарисовался Патрик, полез на заднее сиденье,
рядом с Подкидышем.
-- Что с рукой, где пуля?
-- Навылет, кость цела, -- ответил Дядя Джеймс за Подкидыша. --
Поехали.
-- Стой! -- вдруг взревел Патрик, принюхавшись. Дядя Джеймс тотчас
ударил по тормозам.
-- Курил, скотина! Сколько раз?
-- Две штуки, -- испуганно пролепетал Подкидыш.
-- Гильзы собрал у крыльца?
-- Нет...
Патрик выпрыгнул из "Косатки", согнулся почти вдвое и закружил возле
места стоянки. Видно было. как он дважды поднял что-то с бетонной
поверхности площадки и сунул в карман. Затем он разогнулся и побежал к
входной двери мотеля. Из окон первого этажа явственно тянуло дымом. Патрик
сориентировался, встал на место Подкидыша и безошибочно вычислил место, куда
закатились обе пистолетные гильзы. Патрик и их подобрал, оглянулся по
сторонам в последний раз и побежал к машине.
-- Порядок? -- спросил Дядя Джеймс, снимаясь с тормоза.
-- Нормально. Сейчас будет очень много дыма.
-- Тогда поехали. Ничего больше не забыл, а, Патрик? Джеймс нажал на
газ и стал выруливать на шоссе.
-- Арнольд, где "семерка"?
-- Какая семерка?
-- Трубу, говорю, куда дел?
-- В кусты выкинул, ты же сам велел...
-- Правильно, а то я боялся, что на место запихивать будешь. Я тебе,
кстати, что еще велел? К мотелю подъехать и внутрь не заходить, урод и в
жопе ноги. Курил зачем? Потерпеть до дому, что ли, не мог? Смотри -- и
ранен, и наследил всюду, засранец, где только мог, а чувствуешь себя боссом
наверное: сам Дядя Джеймс у тебя в шоферах!
-- Ну ладно, ладно, -- зарокотал Дядя Джеймс, хватит -- совсем
заклевали парня! Все же он молодцом держался: подопечных своих прибрал
чисто, пальбы не испугался. К дому ведь побежал, не от дома.
-- Я и не говорю что он трус, -- подхватил мяч Патрик, -- но кроме
смелости и мозги быть должны. Учишь их, учишь...
-- Значит, плохо учишь. Ничего, тот не ошибается, кто ничего не делает.
Все нормально, Арнольд, на войне как на войне. Патрик, у него, вроде, чистая
ранка -- сквозная и кость не задета.
-- Все равно к врачу надо бы его забросить, пусть лечат по полной
программе. Слышь, Арнольд, ты, конечно, лопух и все такое, и здоровому я
тебе не руки, так уши -- точно бы пообрывал. Но большинство, кого я знаю,
действовали бы не лучше на твоем месте... А может быть и хуже.
-- Ну и не скрипи тогда. Арнольд, за две недели ты должен встать на
ноги в прямом и переносном смысле. Неделя тебе для ветеринара, а еще
недельку -- на северных пляжах погреешься, с девками погужуешься, там уже
сезон. Расходы контора берет на себя. Твое место тебя ждет, даже если ты
очень против! -- Дядя Джеймс первый засмеялся своей шутке, за ним Патрик.
Подкидыш молчал и смущенно улыбался. Он участвовал в настоящей схватке,
замочил троих и сам уцелел. Рана неопасная и заживет и почти не болит --
из-за лекарств, наверное. Шеф доволен им и даже Патрика заткнул; да и Патрик
-- хоть и воет в ухо, но нет злости в его голосе, а похвалить ведь --
никогда не похвалит. И главное -- отнеслись по-братски, перевязали,
позаботились, не считаясь, кто выше, а кто ниже. Надо будет запомнить и
ребятам пенку хлестануть: мол, сам Дядя Джеймс у меня шофером... Ой, нет --
на хер такие приколы! Узнает, не дай бог... Эх, хорошо, когда все так удачно
получается... Шрам тоже пригодится, жаль, что не на груди... Подкидыш так и
задремал со счастливой улыбкой на разбойничьем лице...
-- Сейчас дотянем до поста и объявим большую рваклю. Подкидыша стряхнем
возле нашей клиники -- доберется, не маленький -- сами на дно. Пару-тройку
суток поскучаем, а там видно будет. Ты как их расколол и в какой момент?
Патрик покосился на спящего Подкидыша и откашлялся:
-- Бабка. Трактирщик уверял, что его сестра настолько слепошарая, что в
свидетели не годится, а эта -- вязала, да так бойко...
-- Слепые тоже вяжут.
-- Она по журналу трудилась, глянет туда и опять спицами машет. Да и
ребята слишком быстро обернулись, проверяючи. Я ведь по секундам засекал, со
своим временем сравнивал. Слишком быстро для добросовестной проверки. --
Патрик даже резанул указательным пальцем воздух перед собой, словно
подчеркивая это самое -"слишком".
-- Да, молодец, что тут скажешь. Но какого хрена ты с окурками
представление устраивал?
-- А пепельницу взять -- она увесистая.
-- Не те окурки, не крути дурака, будто не понимаешь! На улице ты с
какой целью окурки подбирал, за ним? -- Дядя Джеймс качнул затылком в
сторону Подкидыша.
-- Зачем лишние следы, если их можно убрать? Внутри все сгорит, значит
следопыты снаружи всю мелочь собирать будут. Да и он учиться должен,
понимать, что важна каждая мелочь, что небрежность недопустима, что
лопухов...
-- Ну, погнал, погнал! А гранатомет найдут -- это не следы?
-- Заграничный, вот в чем фокус. Даго в Европе такими пользуются. У
макаронников же и куплен, все удачно сошлось. Отпечатков, надеюсь, Арнольд
не оставил, а то придется... Да спит он крепко. И ослаб от потери крови и
доза мощная. В городе разбудим.
-- Ой ли? Такие-то они дураки, лягавые! Там китайцы, там, понимаешь,
американцы дагообразные. Шита белыми нитками вся твоя конспирация!
-- Белыми ли, черными, а пока -- работает. Джеймс, к девятнадцатому
подходим.
-- Вижу. Кстати, окурки да гильзы -- выкинь из кармашка, да?
Патрик аж перекосился от стыда за себя: действительно, спящий Подкидыш
навалился на Патрика и тому сначала жалко было его беспокоить, а потом он
забыл, разговаривая с шефом. Ух, как стыдно, ексель-моксель! Он вытряхнул из
левого кармана оба злополучных окурка и две гильзы, вышвырнул их в окно:
пусть ищут и сверяют, кому нужно.
Дядя Джеймс свернул на проселочную дорогу, где их ждал дежурный пост и
полевая рация, настроенная для сигнала во все точки в городе...
Сигнал был дан, а это означало, что какофония субботних улиц Бабилона
уже через считанные минуты пополнится треском автоматных очередей, грохотом
взрывов и унылым плачем полицейских сирен.
"Пленных не брать, убытки после посчитаем!" -- таково было яростное
напутствие Дяди Джеймса Герману, Боцману, Нестору, Мазиле и другим
предводителям боевых групп, сформированных еще на предварительном совещании.
Последнюю фразу он произнес по рации открытым текстом -- для большей
внушительности, понимая при этом, что ее одну к делу не пришьешь, даже если
эти слова будут перехвачены и записаны властями. Герман также обязан был
поставить в известность банды, контролирующие сопредельные территории, о
возможных инцидентах в их владениях, извиниться и кратко пояснить суть
происшедшего, но ни в коем случае не загодя, а по свершившемуся факту.
Поскольку дежурный пост стал бесполезен, Дядя Джеймс приказал ребятам
двигаться в город, ехать впереди и в пределах прямой видимости, а за
кольцевой -- к Боцману, в его распоряжение. Подкидыша решено было отправить
с ними -- пусть домчат и сдадут с рук на руки доктору Гликману. Это было
рациональнее, чем везти его с собой, когда и так времени в обрез, а забот по
горло.
-- Ну, теперь только держись -- команду я дал, -- сообщил он Патрику,
залезая на водительское сиденье. -- Теперь срочно на хату, пока полиция с
ума не посходила: начнут хватать правого и виноватого.
-- С чего бы им нас хватать -- мы же за кольцом мотор сменим?
-- Все равно: узнают -- задержат. Допросы, вопросы, сличения-обличения,
на фиг надо! Франк чего-то меня ищет срочно, а зачем? Если пенять станет
насчет переговоров -- так теперь все в порядке и даже врать почти не
придется. Я ему намекнул. где нас ждать, он ту квартиру знает. А может
ему...
-- Он не должен был знать, я ему не говорил...
-- Я говорил... И я показывал... Замолкни, я знаю что делаю и от Франка
тут подлянки не жду.
-- Значит, не только Франк, но еще и бабы какие-то знают, да?
-- Ты что, прокурор? Ишь, допрос устроил! И всюду-то ты заговоры ищешь,
всех-то подозреваешь! Да, и бабы были, представь себе. Ты пьянствовал,
понимаешь, некому было меня, сироту, на путь истинный наставить...
-- Не сходится: из твоих рассказов следует, что ты недели две его не
видел до последних событий, а я ... Но ты же сам говорил: обеспечить
абсолютно секретную точку, чтобы никто не знал!
-- Ну, все! Пыль вот уляжется, ты найдешь и обеспечишь. Не отвлекай от
дорожных знаков и сам не отвлекайся: охраняй меня и зырь по сторонам.
-- Несерьезно это, Джеймс. Тебе не двадцать лет, почикают -- тогда
поздно будет над заговорами смеяться.
-- Слушай, Патрик, морда рыжая! Ну почему я должен твое зудение
терпеть? Хуже нет, когда ты под руку нудить начинаешь. Вру: когда ты на
волынке играешь -- вот этого -- нет хуже на свете! Я не обязан перед тобой
отчитываться, я тебе бабки плачу, а не ты мне. Я руковожу всем и отвечаю за
все -- а не ты! Раз я говорю, что там все в порядке, значит так оно и есть.
Ты понял, я спрашиваю?
-- Понял. Понял я! На твое место не претендую и должен молчать. --
Патрик обиженно замер на заднем сидении и демонстративно повернулся к окну.
Дядя Джеймс почувствовал, что переборщил, что надо бы загладить
несправедливый выговор, но не было сил на это. Лихорадочное возбуждение
мало-помалу прошло, накатила усталость и апатия: хотелось поскорее добраться
до "точки" и расслабиться, забыть, до следующего утра хотя бы, все проблемы
настоящего и будущего. Но нет, Джеймс понимал, что как следует отдохнуть не
удастся до самого вечера: Франк ждет со своими разговорами, да за ситуацией
надо следить, чтобы в случае непредвиденных осложнений пассивный контроль
сменить на активный -- а как иначе? Все же он пересилил себя и со вздохом
извинился:
-- Ну, харэ дуться! Это я промахнулся с квартирой -- вольты и живчики в
голову ударили. Не все тебе одному дурью маяться. -- Он переложил на баранку
левую руку, а правую согнул в локте и протянул назад ладонью кверху.
Патрик промедлил пару секунд и хлопнул по его ладони своею. Но обида в
его душе осталась в виде мутного и труднообъяснимого словами осадка. Утром и
днем он был в полной форме, работа вытеснила из сознания и подавленность и
воспоминания о ночных кошмарах, но теперь, когда все утряслось более-менее,
тоска и дурные предчувствия с утроенной силой застучали в мозг и сердце. И
Джеймс не по делу завелся -- тоже, видать, нервишки шалят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54