Правда там ирлашек много, да и черномазые
попадаются, но здесь и мне пригляд удобнее делать, и с этими харями
очкастыми из твоей прежней школы общаться не придется. Подходит такое дело?
Гек увял. О той школе -- No55 -- ходили самые разные и невероятные
слухи, но хороших слухов -- не было. Драки, вши, вымогательство, в старших
классах -- наркотики, ранние беременности и черт те что еще. Там был стык
черного и ирландского районов: разноцветные одноклассники за порогом школы
превращались во врагов и метелили друг друга без пощады.
-- А меня там бить не станут почем зря, ведь я из другого края?
-- Пусть попробуют единственный разок -- из параши хавать будут -- и
они и предки их, если вступятся. Я, сынок, и не таких седлал и пришпоривал,
сверху сидя -- ну да сам увидишь...
Гек прибодрился. Ему представилось вдруг, как в школе его попробует
запрессовать какой-нибудь старшеклассник -- гроза всей школы, шпана и
черномазый, а тут случайно в школу зайдет отец и так его отметелит на глазах
у всех, так моську расквасит, что никто к нему больше приставать не будет, а
кто подойдет -- первый будет руку подавать -- здороваться. Гек собрал со
стола грязную посуду -- эмалированную миску, ложку, кружку из под молока,
левой рукой прижал все это к груди, а правой осторожно потащил бутылку
из-под обмякших пальцев мертвецки пьяного родителя. Как бы лишившись опоры,
Ангел подался влево и вместе со стулом повалился на пол. Гек, видя, что стул
цел, а отец не расшибся, вместе с бутылкой побежал на кухню, опустил в
раковину посуду, включил горячую воду, а сам вернулся в комнату и поставил
бутылку в шкаф, -- в ней еще оставалось граммов двести. секунду Гек
размышлял: может, попробовать, отхлебнуть, -- отец и не заметит ничего, но
тут же содрогнулся от этой мысли, закрыл дверцу и спрыгнул со стула. В свое
время он отведал самогона, единым духом выпив тайком от отца полстакана
первача. Его вырвало тогда минут через двадцать после начала веселья и рвало
всю ночь напролет с промежутками, не превышающими получаса. Счастье еще, что
батя был в полном отрубе и не просыпался до утра... Под ногами хрустнули
осколки от гипсовой статуэтки -- собрать бы надо. Но нет, отец запретил, а
они с батей вместе теперь, отец разрешит -- и он уберет, чтобы все честно
было. А когда накопит денег, то найдет и купит точно такую же царевну --
чтобы даже вблизи не отличить от старой, -- вот отец обрадуется... И снова у
них будет память о матери. Гек ухватил отца за правую руку и потащил его по
половицам -- вдоль, к тахте, на которой тот всегда спал. У Гека не хватило
бы сил поднять отца на постель, разбудить его также не было возможности --
он обычно отключался наглухо. поэтому Гек попросту взял с тахты подушку,
достал из комода ватное одеяло, одеялом укрыл, а подушку подсунул под
голову. Наволочку и пододеяльник давно бы надо было сдать в прачечную, но
Ангел, как и все пьяницы, был неряшлив, а Гек и не задумывался над подобными
мелочами -- на улице и в школе царила еще большая грязь и даже в приюте было
немногим лучше. То есть в приюте, конечно, белье стиралось вовремя, но такая
там была ветхость, такая нищенская опрятность, что в глазах Гека разницы не
ощущалось.
Внезапная боль впилась в голову и разорвала сон:
-- Па-а-дъем, гаденыш!... -- И столько было ненависти и садистского
нетерпения в отцовском крике, что Гек даже не успел вякнуть, молча вцепился
в отцовскую руку, чтобы ухо не оторвалось, а ногами судорожно елозил по
деревянным половицам, пытаясь встать.
"Папка! -- хотелось ему крикнуть, -- мы же помирились, а потом спать
легли, я же ничего не сделал!" -- Но язык словно отнялся и Гек только
беспомощно мычал.
-- Ты по карманам шарил? Ты, больше некому! Двери-окна изнутри закрыты,
-- где лавье, сучий потрох -- сорок талеров было, где!?
Отец выпустил ухо, попытался перехватить поудобнее -- за волосы, но
пальцы только царапнули по макушке, не захватив ни единой пряди -- не успели
еще отрасти. Получив свободу, Гек обрел, наконец, дар речи:
-- Папка! Не брал я денег, ей-богу не брал! Ты поищи получше... вон,
вон лопатник твой, под кроватью валяется!... Ангел в два приема развернулся
и стал тупо вглядываться в полутьму под кроватью, покачиваясь и как бы
приседая на непослушных ногах. Часы на стене отстукивали начало пятого, на
улице еще не рассвело, в комнате ярко горел свет из трехрожковой люстры и
торшера в углу -- недавнего отцовского приобретения. Гек, пользуясь
моментом, рванулся к двери и зацарапал по щеколде: в голове колотилась
только одна мысль -- удрать куда угодно, только бы оттолкнуть от себя
вонючий отцовский рот и отцовскую ненависть. Но он не успел, несмотря на
пьяную одурь отец оказался проворнее...
-- Там нет ничего, понимаешь? Нет бумажника под шконкой -- такой вот
факт. Может, мне поглубже туда залезть, получше поискать? Залезть?
-- Залезь, -- покорно повторил Гек, смысл сказанного не проникал в его
затуманенный паникой разум.
От сильного удара ногой в грудь он потерял сознание еще на лету и не
почувствовал, как ударился головой о стенку и еще раз об пол -- уже всем
телом...
Первое, что он увидел, разлепив глаза, это босые отцовские ноги,
когтистые и давно не мытые -- отец сидел за столом. Гек перевел глаза на
часы, которые показывали половину седьмого, но он не умел еще определять
время по циферблату, а потому и не понял, что пролежал без памяти полтора
часа. Он даже не сразу определил, в каком месте комнаты находится, а когда
осознал, что лежит под отцовской кроватью, то лишь вяло удивился. В голове
шумело, под ложечкой пульсировала горячая и тупая боль.
-- Очнулся, гаденыш? Слишком молод ты еще -- фуфло мне двигать... --
Ангел уже успел побриться за это время и опохмелиться в меру, во всяком
случае, выглядел он почти свежим и пребывал в хорошем расположении духа. --
Твое счастье: нашлись деньги... Но тебе наука наперед -- не ври отцу. Замечу
-- не помилую. Напакостил -- приди, скажи, пойму и разберу. Вырастешь -- еще
спасибо за науку скажешь. Почему по всей комнате мусор? Что жмуром
кидаешься? Я же вижу -- очухался. А ну, ползи сюда!
Гек неуклюже выкатился из под кровати и попытался встать, но отец,
приподнявшись, ткнул его ногой и вновь повалил.
-- Ползи, я сказал!
Ползти было совсем недалеко -- метра полтора, не больше, и Гек пополз.
Уже в непосредственной близости от отца он приподнялся на локтях и подобно
кобре метнулся головой вперед, вцепился зубами в большой палец правой ноги.
Лютая ненависть переполняла Гека, вся его жизнь, естество, разум и страсть
сплавились в одно: жажду немедленно убить родного батюшку, пусть только крик
его продолжается как можно дольше...
Второй раз он очнулся, когда за окном смеркалось. Отца не было -- ушел
куда-то, во рту горчили дряблые кровяные сгустки, не хватало четырех зубов
-- двух верхних и двух нижних. На затылке, возле виска над ухом, на лбу
прощупывалось сразу несколько разнокалиберных шишек. Гек пошевелился и
понял, что может передвигаться без особых страданий. Когда он встал, чтобы
пойти в туалет, со лба свалилось влажное полотенце. Гек сообразил, что отец
перенес его на кровать. Он не знал, что отец, постучав его головой о
столешницу, испугался перспективы мотать срок за убийство собственного сына
и позвал знакомую бабку, промышлявшую надомными абортами. Та оказала, как
умела, первую помощь, наложила компресс, дала понюхать нашатырь и сделала
укол глюкозы в вену.
"Косточки все целы" -- поджав губы пропела она и, приняв гонорарный
червонец, ушла. Ничего этого Гек не помнил, он считал, что отец сменил гнев
на милость и простил сына. На кухне Гек нашел хлеб, пол-луковицы и остатки
каши. Он ел первый раз за эти сутки и подобрал все до крошки, несмотря на
то. что измочаленные десны очень болели. Запив водой из под крана нехитрый
ужин, он поплелся обратно в комнату, лег на свою постель и стал ждать отца,
-- без радости, но и без особенного страха.
Геку за восемь лет жизни не раз доводилось быть битым, хотя и не так
жестоко, но впервые он понял, что может отплатить тою же монетой, что
победителю и обидчику тоже может быть очень больно.
Отец пришел вполпьяна и, увидев сына практически здоровым, захотел с
ним примириться, великодушно забыв о прокушенном пальце, который пришлось
продезинфицировать и перевязать. И Гек не сразу, но поддался, оттаял и
помирился с отцом, и съел яблоко, хотя десны все еще саднили, а шишки ныли
при каждом движении челюстей.
Спать легли поздно -- ведь завтра воскресенье. а в понедельник уже надо
идти в новую страшную школу, как оно там будет? Отец тяжело захрапел, а Гек
все лежал и думал. Вдруг он понял, что отец никогда не купит ему собаку и не
пойдет в школу, чтобы защитить его от шпаны, что никому не нужна разбитая им
царевна-лебедь, и что он один на свете. И Гек заплакал, беззвучно разевая
рот, тихо, чтобы не разбудить отца, вытирал одеялом лицо и снова плакал.
Отступила боль из маленького тела, утихли десны, -- зубы новые вырастут, он
знал это, и шишки сойдут... Но слезы лились и лились, не переставая, как
будто его сердце уже оплакивало потерю, пока еще недоступную для детского
ума. Да так оно и было на самом деле.
А в новой школе оказалось не так уж и плохо -- во всяком случае -- со
старой не сравнить. Гека побили в первый день учебы его же одноклассники, но
такова традиция для новичков, таковы правила, которым юные бабилонцы
следуют, не задумываясь об истоках, породивших эти правила. Точно так же
принимали ребят в подростковые банды и так же встречали в следственных
изоляторах несовершеннолетних кавалеров первой "ходки". Мир жесток -- парень
должен показать, что он не баба и не слюнтяй, что он не струсит и не
развалится в критической ситуации, не заложит товарищей. А если, не дай бог,
дрогнет парнишка, заплачет, или, еще хуже, пощады попросит -- не будет ему
жизни. Его судьба -- вечный ужас перед новым школьным (или дворовым) днем,
призрачная защита и месть обидчикам из рук тех, кому он должен стучать,
неизбывная тоска и привычное презрение к самому себе.
Конопатый ирландец -- второгодник и задира, первый докопался до Гека,
пытаясь заставить его, как новичка, дежурить по классу вместо него. Гек
наотрез отказался и на первой же перемене вынужден был пойти во двор на
"прокачку". Ирландец был на полголовы длиннее и в плечах гораздо шире Гека,
так что драка закончилась в одну минуту. Гек первым успел дважды ударить в
лицо, но от удара в лоб сам упал на пыльный асфальт, вскочил, попытался
ударить ногой в пах, а рукой в челюсть. Но пинок пришелся в бедро, а удар в
челюсть хоть и достиг цели, но также оказался слишком слабым для
здоровяка-второгодника -- Гека опять сшибли с ног. Ирландец навалился сверху
и прижал Гека лопатками к земле:
-- Будешь дежурить? Ну!
-- Нет! -- Гек грязно выругался и попытался боднуть головой.
-- А я сказал -- будешь! Будешь!?
-- Пусти, падла!
-- Говори -- будешь сегодня дежурить?
-- Нет. Пусти, говеха конопатая, пусти! -- Гек в ярости замолотил
ботинками по асфальту, пытаясь сбросить противника с себя, но это ему никак
не удавалось. Вдруг они расцепились: Гек продолжал лежать, а ирландца держал
за шиворот старшеклассник -- по виду выпускник, без форменного галстука и
такой же бледный и рыжий (родной старший брат обидчика, как узнал Гек
позднее).
-- И в чем вопрос? -- пропел он, грозно улыбаясь.
-- Да так... свои дела... порядок в классе наводим. Ронни (так звали
паренька) почти отдышался и сделал было попытку высвободиться, но старший
держал его крепко.
-- Крысятничает, стучит, ссытся на уроках?
-- Не знаю еще, -- новенький он. Пусти...
Не ослабляя своего захвата. парень повернулся к Геку:
-- Что ему надо из под тебя?
Гек не поддался на участливую фразу: пожалуешься -- себя уронишь. Но
старшему грубить -- боязно. Он уже встал, отряхнулся и теперь утирал сопли:
-- Сам не знаю, белены объелся, видать...
-- Говори ты, ну! -- Он встряхнул свою жертву и демонстративно медленно
собрал свободную ладонь в кулак...
-- Дежурить не хочет...
-- А очередь чья?
-- ...
-- Все ясно... Новоявленный судия поставил зачинщика перед собой,
отпустил и тут же дал пинка. Тот споткнулся было, но не упал и сразу же
набрал крейсерскую скорость, крича вполоборота невнятные ругательства.
-- Ты откуда к нам?
-- Из сто двенадцатой.
-- В айсорском крае, что ли?
-- Рядом.
-- Винегрет, да?
-- Угу.
-- Ваших здесь мало, смотри, пожалеешь еще...
-- Я то причем! -- отец загнал...
-- Ты мне не буркай, а то я тебе так буркну, что и остальные зубы
выскочат! Молод еще -- на меня хвост подымать... Я тебя заметил -- и если
что -- проклянешь день, когда родился. Деньги есть? Нет? А ну -- попрыгай...
-- Гек попрыгал... -- А ну -- повернись!... Гек послушно повернулся и вдруг,
осененный догадкой, рванулся бежать; однако его прозрение запоздало: от
здоровенного пинка он нырнул носом в асфальт, но успел перекатиться кубарем,
вскочил невредимый и помчался в школу, где у входа дежурный по школе гремел
колокольчиком, объявляя о конце перемены.
После окончания уроков "крещение" продолжилось. Стая одноклассников
повлекла Гека на пустырь и ему было предложено выбирать себе противника,
чтобы драться или бороться. -- "Драться". Драться -- до первой крови.
-- Вот с этим, Рони-пони, -- кровожадно заявил Гек, тыча указательным
пальцем в своего недавнего противника. На самом деле ему вовсе не хотелось
драться. но он знал порядки, помнил отцовские рассуждения типа "бей в глаз
основному, остальные сами обосрутся".
-- Мало тебе, еще хочешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54