-- Ну уж, как на духу... Ешь давай, а то остынет. Ешь, да рассказывай.
Руссо -- известная фамилия, у тебя есть родственники у нас на Сицилии?
-- Нет. А может быть и есть, я не знаю. Мне родители ничего не говорили
об этом.
-- А ты действительно сирота, или только по документам?
-- Да. Отец давно уже умер, я еще маленький был, а матушка в прошлом
году.
-- Печально... А братья, сестры?
-- Младшая сестренка была, она в два годика умерла, почти сразу после
отца. Так они вместе лежат, на кладбище Святого Серафима, -- мы же католики.
-- И мать там же?
-- Нет, мама в другом городе. Мы до этого не так давно в Иневию
перебрались жить, мама думала -- легче будет...
-- А матушка отчего умерла?
-- Она через полгода умерла, в больнице. Только мы обживаться стали...
И так быстро все случилось: вечером в больницу отвел, а наутро пришел -- она
уже скончалась... Врачи мудреную какую-то болезнь назвали, но я так понял,
что от сердца...
-- Стенокардия?
-- Вроде того, да я и не запоминал -- что толку?
-- Сочувствую тебе... И ты один остался... Сочувствую. Несладко
пришлось одному?
-- Всяко бывало. Работы не найти. Родители ни в каких профсоюзах не
состояли, страховок не платили, да и сбережений не оставили. Подрабатывал,
где придется... А потом решил: рвану в Европу, в Неаполь, авось заработаю.
-- А почему не в Штаты? Там и сицилийцев и бабилонцев полно?
-- Не знаю, сюда проще...
-- Но в Неаполь-то зачем? В этой помойке можно прожить сто лет, если не
зарежут, и не встретить ни одного приличного человека из местных. Прости
меня, Пресвятая Дева, но это сущая правда! Хотя, между нами, ваш Бабилон...
Говорят, что у вас без пулемета средь бела дня на улицу не выйти... Уж коли
ты Руссо, да сицилиец...
-- Наполовину, дон Паоло...
-- Нельзя быть наполовину другом, наполовину верным нельзя быть,
сицилийцем -- тоже самое! Или оно есть -- или его нет. Запомни покрепче. Ну,
дальше?
-- А дальше сперли у меня сумку с документами в Марселе, -- я ведь
через Францию добирался...
-- Нелегально?
-- Почему нелегально, -- у нас с ними соглашение...
Последний опасный поворот сошел более или менее гладко, -- не полезут
же они проверять французское консульство. Гек уже начал рассказывать о
знакомстве с моряками, но дон его остановил.
-- Дальше я знаю твою историю, Антонио; с тобой поступили
несправедливо. Но это будет тебе хорошим уроком: не доверяйся незнакомым
людям -- американцы они там, бушмены, -- и не гонись за легкими деньгами,
все равно не впрок будут...
Слушая Гека, он не забывал о еде и теперь, насытившись, допивал крепкий
кофе с молоком. Видно было, что он знает толк в еде, а язву в грош не
ставит. Белая рубашка, облегавшая тяжелое брюхо, потемнела от пота, щеки и
шея налились багрянцем. Дон вытащил огромный носовой платок в цветную клетку
и протер себе лоб и шею. Один из сидящих метнулся в ближний к Геку угол и
уже через секунду прилаживал вентилятор, чтобы дону Паоло стало
попрохладнее. У толстяка в кругу друзей и партнеров было прозвище: "Пуля",
так не вязавшееся с его внешним видом и манерой держаться. Но носил он его
недаром. Марио и Бутера, "крестные" Гека, подробно и не раз пересказывали
дону все, что они слышали от "Тони" о его прошлом. Первый раз
непосредственно после посадки, потом после истории с Фра Доминико и
исключительно дотошно после эпопеи с "красными".
Дон распорядился через своего старшего сына, его доверенные люди
звонили в Бабилон, чтобы тамошние друзья проверили достоверность сказанного.
Все это необходимо было сделать тщательно, быстро и в полной тайне. Другое
дело, что в Бабилоне некому было теперь заниматься чужими вопросами и
проблемами, но ради дона Паоло кое-какие справки вроде наводили. Кроме того
дон внедрил в камеру Гека дополнительного наблюдающего. Острый и тонкий ум
дона Паоло безошибочно вычленил Гека из прочего арестантского люда. Мало ли,
что за этого Тони просили друзья его людей! Нужно еще и проявить себя
человеком, достойным внимания. И этот Тони проявил себя так, что одно время
дон всерьез обеспокоился: он подумал, что паренек -- орудие хитроумных
конкурентов, которые и здесь не оставляют надежды до него добраться.
Допросив Бутеру, дон поуспокоился -- слишком тонка должна быть подобная
задумка, в жизни так не бывает. Однако вниманием к Геку не остыл: парнишка
был отнюдь не зауряден. Тем временем подоспели новости из Бабилона. Из-за
целого урагана проблем, возникших там в прошлом году, местным было не до
тщательных проверок, но так -- все вроде сходилось...
"Попробую, -- решился однажды дон. -- Познакомлюсь лично, если подойдет
-- возьму под крыло. Всем носы поутираю... И родственников у него нет..."
-- ... Мы, старики, конечно и побрюзжать любим, и молодежь поругиваем,
а все же бывает, что и не зря. Тебе сколько лет -- двадцать?
-- В мае девятнадцать исполнится.
-- Я в твои годы пас коз и кормил младших братьев и сестер -- шестеро
их было: братьев двое и четыре сестры -- невесты. Мама старая уже была, отец
погиб, так что и мне через край досталось... Но у меня были друзья, они
всегда помогали мне в трудную минуту, и я старался быть хорошим другом моим
друзьям...
Дон неожиданно икнул, прервав свою речь, и, придерживая живот рукой,
икнул еще раз. Он отпил остывший кофе, на несколько секунд задержал дыхание.
-- ... А ты вот -- все один и один, Антонио. Это нехорошо, гордыня ли
тому причиной, угрюмый нрав или нечистая совесть. Правильно я говорю,
синьоры?
Синьоры, которые тоже не зевали за богатым столом, похоже размякли и
подобрели. Во время затянувшегося разговора, когда дон Паоло, казалось,
вознамерился выслушать всю историю жизни Тони, день за днем, они не решались
его перебивать, только слушали. Теперь разговор становился общим, все
оживились, заулыбались. Один из них, невысокий крепыш с большими седыми
усами, предложил тост за дона Паоло -- достойнейшего человека и христианина,
но сам дон Паоло пить уже не стал. Он пригубил только и отодвинул бокал.
-- Не знаю как вы, синьоры, а я что-то устал сегодня и чувствую, что
мне пора отдохнуть, -- сказал он через некоторое время, когда веселье было в
тихом разгаре. С этими словами он стал грузно выбираться из-за стола. Все
поспешно последовали его примеру.
-- Ты нравишься мне, Тони. Но мне кажется, что тебе не хватает друга,
старшего брата, что ли, наставника, который мог бы уберечь тебя от
неосторожных поступков, так свойственных молодости, помочь найти свою дорогу
в жизни... Если тебе еще не надоели нравоучения старика, вспоминай иногда
обо мне, может и я когда-нибудь смогу оказаться тебе полезным.
-- Мне очень лестно, дон Паоло, что вы заметили меня и не очень строго
осудили мои недостатки. Я постараюсь исправить их и сделать все, чтобы не
потерять вашего расположения. Я был бы счастлив во всем следовать во всем
следовать советам человека такого ума и такого сердца -- как вы, дон Паоло!
Он взял протянутую для прощания руку дона Паоло в свои руки, склонился
над квадратной ладонью и поцеловал перстень, надетый на безымянный палец. От
пальцев густо разило чесноком. В комнате воцарилось напряженное молчание.
Ты скор..., но умен, мой мальчик. Со временем, быть может, ты станешь
одним из любимых моих сыновей... Я рад, что не ошибся в тебе...
Ты выбрал свой путь и очень надолго. Я не говорю -- навсегда, потому
что все мы смертны, но сколько бы не отпустил нам Господь, все мы будем идти
вместе...
Мы живем в конце двадцатого столетия и не будем цепляться за бумажные
образки, не будем резать пальцы. В наше быстротечное время важна суть вещей
и не так уж необходимо соблюдение архаических форм. Мои друзья -- отныне и
твои друзья, Тони!
Дон Паоло прижал его к своей потной груди и расцеловал в обе щеки. Были
они почти одного роста, только Гектор -- пуда на три полегче. Остальные
присутствующие как по команде выстроились за доном Паоло и поочередно
обнимали его, улыбаясь и поздравляя, кто сдержанно, кто горячо...
-- А теперь -- спокойной ночи, синьоры, спокойной ночи, Тони. Нам всем
необходим отдых. Может быть завтра тебя переведут в другую камеру, получше и
поближе ко мне. А там, Бог даст, посмотрим, что можно для тебя сделать. Я
думаю -- так и будет, если я и мои слова еще имеют вес в этом монастыре...
-- Не сомневайся, Тони, -- имеют! -- воскликнул длинноусый. -- Дон
Паоло весит куда больше девяноста килограммов!
Камера взорвалась восхищенным хохотом: все были в полном восторге от
великолепной остроты длинноусого. Дон нахмурился, напряг было губы, но не
выдержал и тоже расплылся в улыбке. Гек лихорадочно пытался понять смысл
чисто сицилийской шутки, на всякий случай тоже улыбнулся, но рта не раскрыл.
Звякнул ключ, щелкнул замок, раскрылась дверь: на пороге стоял тот же
надзиратель. Он поклонился дону Паоло и кивнул Геку... Они шли в полном
молчании. Гулко звучали шаги в темных коридорах, на всем пути никто не
попался им навстречу. Как будут расходиться остальные гости дона Паоло,
Гектор не знал, -- видимо их разведут аналогичным образом. А может они уже
сами дорогу знают...
Гек готов был поклясться, что длинноусого и еще одного он никогда в
тюрьме не встречал. С воли они приходят, что ли? Мрачная атмосфера ночной
тюрьмы усугубляла чувство нехорошей озабоченности, даже тревоги. Гек был
взвинчен и подавлен одновременно. Он многого ждал от этого долгожданного
вечера, но чтобы вот так, сходу, никого не зная "официально" войти в
сицилийскую "семью"? Уж очень все это неожиданно и непонятно...
Гек ощущал себя тряпичной куклой-петрушкой, куда всякий волен сунуть
свою грязную руку и вертеть им как вздумается... Идти в неизвестность --
страшно, а остановиться и свернуть -- еще страшнее. Да и куда сворачивать --
знать бы?

ГЛАВА 5
Дождик! К нам иди!...
Нет ему угомону:
Сбежал куда-то...
-- Паолино, ради всего святого, побереги себя! Нельзя же думать только
о других. Всем известно, какое у тебя отзывчивое сердце, -- а о том, как оно
болит, знаю только я... Ты и кофе пьешь без меры, да еще и на ночь, я просто
убеждена в этом... Твои адвокаты думают о чем угодно, только не о тебе... Ты
и так уже похудел и осунулся...
Дон Паоло вспомнил вдруг причитания своей дражайшей половины и невесело
рассмеялся. Да, годы уходят безвозвратно и ему уже давным-давно не двадцать
лет.
А ведь было, было время, оно есть -- только протереть глаза, оглянуться
порезче ...и эх... И Стефания была совсем другой -- звонкая, быстрая, как
птичка, не ела -- поклевывала... И сам то он потный и лысый... И
старый...Если бы только кофе на ночь,,, Да со всеми этими заботами -- и со
снотворным попробуй усни!
Если адвокаты не исхитрятся как-нибудь особенно ловко, сидеть ему еще
год, четыре месяца и два дня. А дела за воротами -- чем дальше, тем туже. Из
Корлеоне в прошлом году передали крайне неприятную весть: его близкий друг
получил пожизненное заключение. Пять лет он успешно скрывался по всей
Италии, то здесь, то на севере -- и кто-то предал... Лопнул банк, один из
крупнейших. Друзья с обоих побережий потеряли массу денег и хорошо
отлаженный канал их перекачки. В Бабилоне смута -- ничего не понять, кто
виноват? А здесь всякие там Риези наглеют на глазах... И проблемы эти
безразмерные поднимутся в полный рост, как только он выберется отсюда.
Молодежь теряет уважение к старшим, особенно в больших городах. Да и
собственные сыновья,
чего уж душой кривить, мягкотелы и не шибко сообразительны. Все им
легко достается за отцовской спиной, вот они и думают о бабах да машинах, а
не о делах, словно он вечен...
А этот Тони совсем неплох. Резв чересчур и бездушен. И необразован, но
разве не вся молодежь такова? Зато по-хорошему смел и умен. Традиции чтит,
не болтун... В парне чувствуется и сила и характер: когда-нибудь он мог бы
стать доном... Но он им не станет, нет. Сицилия кишит предателями и
доносчиками, чтобы здесь жить и добиваться высот -- нужны верные, беззаветно
свои люди. Это вопрос крови, деньгами и страхом всего не решить. Но это и
неплохо. Он будет служить и не помышлять о предательстве, ибо человек без
роду и племени, сицилиец наполовину, принятый в семью через голову и
недовольное урчание других -- только в нем, в доне Паоло, сможет он обрести
опору и защиту. А если с ним что и случится, то потеря невелика -- никто не
взыщет...
Где-то в октябре дон Паоло пригласил Гека на партию в шашки. К тому
времени Чичероне освободился по звонку и его место в свите дона Паоло занял
Гек. В силу своего нового положения он не был только мальчиком на
побегушках, как Чичероне; скорее он находился на положении любящего
племянника, ухаживающего за пожилым богатым дядюшкой. Ничего криминального
ему не поручали. Но зато каждый вечер Гек обязан был рассказывать дону о
тюремных новостях, о судьбах и характерах заключенных, об их проблемах,
чаяниях и все такое прочее. Он был крайне любопытен и всегда очень
внимательно слушал Гектора. А Гектору для этого приходилось поступать
поперек себе: часами выслушивать нудные излияния собеседников, мечтающих
заручиться сочувствием дона, изображать из себя рубаху-парня, собирать слухи
и доносы, да при этом всем помалкивать самому, что, кстати, получалось у
Гека проще всего. А вечером наоборот: дон в основном слушал, а Гек молотил
без умолку, безуспешно пытаясь угадать, что из рассказанного пригодится
дону, а что пройдет мимо ушей. Дон прилично играл в шашки, легко побеждая
окружающих, но на Геке нарвался: тот обыграл его одиннадцать раз подряд при
девяти ничьих. Дону даже не удалось размочить результат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54