Фабрику санировали, и теперь она принадлежит акционерному обществу... Но Винналь все же остался Винналем. Так ему и скажите, А когда возвратится ваш брат, то мы и для него найдем местечко.
— Так вы в самом деле думаете, что они вернутся! — с волнением спросила Хилья. У нее самой мелькала порой эта мысль, но уверенности не было.
— А куда же они денутся? Вернутся, это ясно как божий день. Так что до свиданья. Подумайте хорошенько о том, что я сказал. У нас вам будет не хуже, чем у Мутли.
Винналь за руку попрощался с Хильей и двинулся было дальше, но тут же снова к ней обернулся.
— Ах да, глупая история получилась с этим вашим векселем. Хорошо, что мы там в банке вовремя заметили и поправили дело. Сын мой, понимаете, был тогда ужасно занят, в голове забот куча, не мудрено, что он ошибся. Не стоит на это сердиться. Случается, знаете ли...
Для Хильи осталось загадкой: с чего это Винналь вдруг проявил к ней такую участливость и доброту? Уж не боялся ли он чего-нибудь? Не считал ли и себя виновным в высылке брата и дяди?
Возвращаясь с работы, Хилья встретилась с кладовщиком Вардьей. Тот задержал ее руку Б своей.
- Ты рада? — спросил он.
- Чему? Тому, что Винналь снова зовет к вам на работу? Что у вас там произошло? Откуда вдруг такая перемена?
Вардья многозначительно усмехнулся.
- Вполне вероятно, — сказал он, — что Винналь трусит. Ведь скоро старик своими глазами увидит красноармейцев, которые должны прибыть завтра и разместиться на пригородной мызе. По этому поводу сегодня в разных местах, и на их фабрике тоже, состоялись собрания, на них выбрали рабочих делегатов для встречи красноармейцев и передачи им приветствий. По душе ли это таким, как Винналь? Ему даже и думать тошно о том, что должно быть создано новое правительство и что его дружки туда вряд ли попадут. К тому же в один прекрасный день могут вернуться Михкель с Паулем, а каково ему будет смотреть им в глаза...
- Неужели, - удивилась Хилья, - разрешат открыто приветствовать красноармейцев?
- Пусть попробуют запретить! Небось не прошлогодняя осень! — ответил Вардья.
- И мне бы хотелось их встретить!
- Идем с нами!
- Обязательно пойду!
Вардья все никак не мог расстаться с Хильей. У него было приподнятое настроение, ему хотелось поделиться с кем-нибудь обуревавшими его чувствами, хотя ему не всегда удавалось найти подходящие слова для их выражения.
- Ты понимаешь, девочка, что все это значит?.. Понимаешь, что происходит? Воздух наэлектризован, и в любую минуту может грянуть такая гроза, что... Как же Винналю не дрожать? Ведь и собаки трусят по-разному: одна рычит, другая виляет хвостом. Винналь из породы последних... Впрочем, ну его! Теперь слово за нами... За мной, за тобой, за Михкелем, за всеми нами... Соображаешь? И уж мы-то это слово скажем!
Видно, что-то и впрямь в корне изменилось, если шутник Вардья говорил сегодня так серьезно и так взволнованно.
С бьющимся сердцем Хилья побежала домой, чтоб выложить все новости Минне.
- Знаешь, Пауль и Михкель скоро возвращаются! Вот чудесно! Они вернутся!
Но Минна не выразила радости.
- Где же мы их всех поместим? - проворчала она.
Она стала необычно молчаливой и серьезной, вечером
ушла из дому, не поужинав, а утром когда Хилья уже уходила на работу, ее все еще не было.
В этот день весь город пребывал в настороженном ожидании. Это ощущалось повсюду, где находились люди: и на улицах, и в кафе, и в магазинах, и в учреждениях. Эспе удивился тому, как осаждали банк. Одни в панике изымали оттуда свои вклады, другие, наоборот, несли туда последние гроши. Ни на миг не прекращалась толчея и в отделе сейфов. Одни приходили и, дочиста опустошив свои несгораемые шкафы, сдавали ключи, а другие до отказа набивали свои хранилища всевозможными ценностями и бумагами. На лестнице и в коридоре шла отчаянная спекуляция золотом и валютой, которые резко поднялись в цене. Бледные и нервные люди были точно в лихорадке, боялись какой-то катастрофы, разговаривали шепотом...
Договорились, что Эспе после работы зайдет за Хильей, чтоб вместе отправиться за город, на большак, по которому должна была прибыть советская танковая часть.
Велико было удивление Эспе, когда он, войдя в ворота, увидел на дворе телеги, нагруженные пожитками. По узкой лестнице грузчики волокли вниз рояль, а Минна в это время гонялась по двору за курами, чтобы, переловив их, посадить в большую бельевую корзину. Появление Эспе она и не заметила.
— Что у вас тут за суматоха? — спросил Эспе у Хильи, встретив ее на верху лестницы.
— Ах, я, кажется, не смогу пойти с тобой! Сам видишь, что тут творится. И нужно же было этой Минне затеять переезд именно сегодня!
Всем была известна тайна Минны, имевшей любовника, который иногда навещал ее, когда Хильи не было дома. Знали и то, что друг Минны торгует старьем и что его лавка находится напротив городской аптеки, а сам он живет в большом доме на косогоре, откуда открывается вид на половину города. Минна давно решила рано или поздно перебраться в этот дом, а теперь, когда возвращение Михкеля стало вопросом нескольких недель или даже дней, не имело никакого смысла медлить. Если Михкель узнает о ее шашнях, он изобьет ее до бесчувствия и выкинет за дверь. Лучше уж самой заблаговременно перебраться.
В результате, когда Хилья вернулась сегодня с работы, то глазам своим не поверила: переселение шло полным ходом.
Между тем Минна успела упрятать всех кур в корзину и, отдуваясь, поднялась наверх. Комната и кухня оголились, не осталось даже стула, чтобы присесть. Эти пустые комнаты, в которых ей так долго пришлось прожить, навели на Минну уныние. Ей хотелось выбраться отсюда тайком и незаметно, но пришлось делать это на глазах у соседей. Люди подглядывали за ней из-за гардин и, конечно, осуждали ее и порицали.
Хоть бы спросил кто-нибудь, зачем и куда она решила вдруг перебраться! Но нет, все молчат, словно и сами знают, что она задумала. И Хилье, кажется, не жалко с ней расстаться. Вот бесстыжая девчонка, она, кажется* даже довольна!
Из задней комнаты донеслись голоса. Там у Хильи гость? Как, значит, она весь город созвала полюбоваться на ее отъезд! А то и еще почище: помочь ей укладываться, чтоб она убралась поскорей! Да, дверь открылась, и вошла Хилья со своим парнем, чтоб помочь вынести последние вещи.
Эспе схватил в углу матрац и понес его вниз, Хилья встала на принесенный стул и начала снимать стенные часы. Этого еще недоставало!
- Вы меня с ума сведете! - вскричала Минна, готовая вырвать стул из-под Хильи. - Чего вы от меня хотите? Что вы ко мне пристали? Я вас не звала! Оставь часы в покое! Хочешь меня напоследок еще воровкой сделать!
Слова ее перемежались со всхлипываниями. Время от времени она отнимала от лица передник, чтоб угостить Хилью самой отборной бранью. Но чем больше неистовствовала Минна, тем спокойней становилась Хилья. Она смотрела на тетку почти с сожалением: бедная, не может сдержать себя! Но Минну этот сожалеющий взгляд приводил в еще большую ярость.
- Так вот она, твоя благодарность! Я тебя приютила из жалости: куда, мол, ты денешься одна-одинешеиька. А ты, как я вижу, вовсе бессердечная. Тебе все равно, живу ли я на свете или нет. Ты даже рада, что я уезжаю. Змея ты, гадюка! Как и вся твоя родня. Терпеть не могу никого из вас! Я вас всех ненавижу! Все вы мужичье, голытьба несчастная, и лучшей жизни не стоите. Век вам сидеть в этой грязи, из которой вы вышли, и никогда вам не видать хорошей жизни. Все вы когда-нибудь издохнете под забором, как последние нищие, вот что я вам скажу. Будете еще корочки, объедки подбирать со столов богачей!
Хилья прямо опешила от такой брани. Ей хотелось возразить, но язык словно прилип к гортани. Хилья почувствовала себя так, будто попала в когти к ведьме, о которой читала когда-то в сказке, и лишь после того, как Эспе прибежал обратно за последними вещами и с улыбкой взглянул на нее, ей удалось стряхнуть с себя оцепенение.
Минна умолкла, вытерла глаза передником, схватила с подоконника шаль и, не оборачиваясь, спустилась вниз. Возы были уже увязаны и выехали со двора.
Хилья в задумчивости остановилась посреди опустевшего двора. В книге ее жизни снова была перевернута страница. Новая страница окажется, наверно, интересней и содержательней прежней, но все же досадно, что- Минна выказала
такую черствость и уехала с таким скандалом. Что скажет Михкель, когда вернется?
Хилья смахнула рукой набежавшую слезу и вернулась в комнату, где Эспе возился со стенными часами, стараясь пустить их.
- Теперь можно отправляться, - сказал он, спрыгивая со стула.
- Есть ли смысл? - с сомнением спросила Хилья. - Все равно опоздали.
Ей бы хотелось посидеть тут в углу одной и молча поплакать. Но Эспе не оставлял ее в покое и потащил с собой. Они спустились вниз, наломали в углу двора полную охапку цветущей сирени и отправились.
Едва они достигли последних домов предместья, как вдали на шоссе увидели большую толпу людей, махавших руками и бросавших цветы.
- Идут, идут!
Сквозь тяжелый грохот танков слышались несмолкающие крики «ура» и приветственные возгласы.
Расстояние между Хильей с Эспе и головным танком быстро уменьшалось. Покрытые пылью броневые машины, гремя гусеницами по большаку, замедленным ходом двигались вперед, оставляя позади синеватый дымок. Народ, вышедший им навстречу и теперь провожавший их в город, хлынул следом, увлекая за собой наших молодых друзей. Опершись о ствол большого дерева, Хилья жадно вглядывалась в этих крепких, дочерна загоревших танкистов. Они стояли в открытых люках, положив одну руку на броню, а другой прижимая к груди охапки цветов, и, несмотря на суровую сдержанность, не могли все же скрыть своей радости.
Эти гости, прибывшие издалека на своих стальных машинах, сразу показались Хилье долгожданными друзьями, близкими и родными.
- Ребенок у тебя на руках, что ли? - окликнули Хилью сзади. Обернувшись, она увидела Вардыо.
Хилья в самом деле все время прижимала к груди, словно ребенка, охапку сирени. Как же это она забыла про цветы и оставила их у себя!
Она догнала последний танк, что-то взволнованно крикнула командиру на башне, и тот, обернувшись и наклонившись, взял у нее цветы, кивнул ей и помахал рукой.
- Спасибо, славненькая!
Хилья была тем более счастлива, что этому танкисту еще не досталось цветов и в глазах его сверкнула благодарность. Забывшись, Хилья побежала за машиной. Командир нагнулся вниз и что-то сказал ей, но танк уже ушел вперед, и она не расслышала слов.
Хилья оглянулась. Эспе исчез.
Он все время держался около Машин приглядываясь к их строению и ходу, к толщине брони, к гусеницам, к смотровым щелям, к расположению орудий. В нем снова проснулся техник.
Они нашли друг друга только в городе.
- Послушай, Анатолий, скажи, что значит это слово...
- Какое?
- Ну, это...
В памяти Хильи удержалось все: и лицо танкиста, такое маленькое под большим шлемом, и его смуглый румянец, и большие темные глаза, и пушок над верхней губой, лишь следовавшее за «спасибо» таинственное слово вдруг вылетело из головы.
Хоть солнце уже зашло, по улицам еще сновал народ. Грохота танков больше не было слышно, но отзвук его все еще не смолкал в душах людей. И Хилья и Эспе до сих пор находились под впечатлением увиденного, и ни у кого из них не было охоты расставаться друг с другом. Они без конца бродили по улицам, увлеченно обмениваясь впечатлениями дня.
- Еще немного, и я бы попала под гусеницы, - сказала Хилья. - Просто удивительно, до чего можно забыться! Я впопыхах даже и не видела, куда бегу. А командир был тоже в таком отличном настроении, что чуть и меня не поднял на башню вместе с сиренью. Не знаю, что он там сказал, но только я все поняла.
- Как же ты поняла? - холодно спросил Анатолий.
- По глазам. Ведь всем понятно, что говорят глаза, будь они черные или голубые. Разве не так?
- Как сказать, — ответил Эспе, пожимая плечами. — И что же тебе сказали эти глаза?
- Ах, словами передать трудно. Знаешь... Нет, что об этом говорить... Как много в одну минуту... Но нет, ты этого не поймешь!
Хилья была необычайно взволнована, зато Анатолий на редкость спокоен.
Наступило молчание. Но затем Хилья снова оживилась:
- Наконец-то вспомнила! Славненькая! Скажи мне - что значит «славненькая»?
- Славненькая? Ну, такая миленькая* симпатичная... Где ты откопала это слово?
- На дороге нашла.
Хилья с лукавой улыбкой поглядела на Анатолия.
- Это про тебя сказали?
- А, по-твоему, оно ко мне не подходит? Ты мне никогда такого не говорил,,
«Совсем потеряла голову!» - со вздохом подумал Анатолий.
— Ну, скажи откровенно - не подходит? - не отставала Хилья.
Анатолий смутился и не знал, что ответить.
— Сначала скажи — от кого ты это слово слышала? — сказал он в конце концов.
— А тебе что за дело?
Анатолий угрюмо умолк. Хилья начала напевать что-то веселое. Порой эта девушка умеет становиться такой чужой и до боли далекой! Анатолию впервые безумно захотелось проникнуть в ее душу...
По правде говоря, оба они еще ни разу не испытывали того, что хотя бы приблизительно напоминало любовь. Дружба — да, но не любовь. Это было простое, естественное, искреннее товарищество, заставлявшее их бескорыстно помогать друг другу, делиться своими горестями и радостями, а порой и опасностями, как, например, в то время, когда распространяли вдвоем подпольную газету. Дружбе ничуть не мешало то, что один из них уже стал зрелым молодым человеком, а другая еще недавно вышла из детского возраста.
И вдруг их невинная дружба, дала трещину, которая грозила расшириться. В голосе Хильи появилось что-то чуждое, в лице незнакомая ранее игра чувств, во всем поведении кокетливость, — откуда все это? Не, не Анатолий вызвал все это.
Незаметно для себя они дошли до пригородного парка, неподалеку откуда находилась мыза, на которой разместилась прибывшая воинская часть. Видно было, как за деревьями мелькают фигуры бойцов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56