Да, понимаю. Это слишком романтично, поэтично и, пожалуй, вводит в заблуждение. Прекрасный образ, но давайте от него уйдем. Каков этот ум? Каково качество ума, который движется от начала, следует путем становления и, основательно разобравшись в этом центре тьмы, устраняет его. Этот ум должен быть совершенно иным. И вот вопрос: что он делает или не делает в мире, который пребывает во тьме? Бом: Такой ум, наверное, тьмы не создает; он не участвует в движении этого мира. Кришнамурти: Согласен. Бом: И мы говорим, что в каком-то смысле он постоянен; он не фиксирован, но не движется. Кришнамурти: Можно ли считать его статичным? Бом: Нет, он не статичен. Он постоянен, но его постоянство в каком-то смысле также и движение. Существует постоянство, которое не просто статично, оно в то же самое время есть движение. Кришнамурти: Мы говорили, что то движение — не движение становления. Бом: А движение первоосновы, которое полностью свободно. Кришнамурти: Что происходит с этим умом? Давайте посмотрим. В нем нет беспокойства, нет страха. В нем присутствуют такие качества, как «сострадание» и «любовь». Верно? Бом: Но они могли бы прийти из первоосновы. Кришнамурти: Такой ум — ничто, не-вещь, и, следовательно, пустой, свободный от знания. Разве не действовал бы такой ум всегда в свете озарения? Бом: Он обладал бы, хотя и не всегда, качеством озарения. Кришнамурти: Да, это я и имею в виду. Бом: Но, видите ли, слово «всегда» вносит время. Кришнамурти: Уберем это слово. Бом: Я воспользовался бы словом «постоянно». Кришнамурти: Да, постоянно; давайте примем это слово. Бом: Оно лучше, но все же не совсем подходит. Кришнамурти: Да. Давайте все же им воспользуемся. Ум действует постоянно в этом свете, в этой вспышке озарения. Думаю, правильно. А какое это имеет значение в повседневной жизни? Как такому человеку заработать на жизнь? Бом: Это уже другая проблема. Ему, наверное, пришлось бы изыскивать средства, чтобы жить. Кришнамурти: Чтобы жить. Тут надо сказать, что в условиях развитой цивилизации нищенство непозволительно. Бом: Непозволительно. Приходится изыскивать средства к существованию. Кришнамурти: Итак, что ему делать? У него нет профессии, никаких специальных навыков, нет денег, чтобы что-то покупать. Бом: А разве не может человек с таким умом достаточно зарабатывать, чтобы обеспечить необходимые жизненные потребности? Кришнамурти: Как? Собеседник: Почему у него нет специальности, чтобы зарабатывать на жизнь? Кришнамурти: А почему у него должна быть специальность? Почему нужно иметь специальность, чтобы зарабатывать на жизнь? Вы считаете так, а другой спросит: «Почему я должен получать какую-то специальность?». — Я просто это рассматриваю, исследую. Бом: Предположим, вы должны о себе заботиться. Вам нужна для этого какая-то специальность. Вы же не сами по себе, не в пещере, понимаете... Кришнамурти: О, не надо мне пещеры! Бом: Понимаю. Но кто бы это ни был, он должен где-то жить; и он нуждается в какой-то специальности, чтобы обеспечить себе пищу, которая ему необходима. Видите ли, если каждый сказал бы, что никакой специальности не нужно, то человеческая раса погибла бы. Кришнамурти: Я так не считаю. Бом: И что произошло бы тогда? Кришнамурти: Это то, к чему я подхожу. Специальность предполагает, как мы сказали, знание; от знания приходит опыт, и постепенно совершенствуется мастерство. И это мастерство дает возможность зарабатывать на жизнь, бедную или богатую. Но этот человек говорит, что можно жить и зарабатывать средства иначе. Мы привыкли к стереотипу, а он говорит: «Послушайте, это же совершенно неправильно». Бом: Это зависит от того, что вы понимаете под мастерством. Предположим, например, ему нужно вести машину, это, наверное, требует какого-то мастерства? Кришнамурти: Да. Бом: Собирается ли он делать это без умения? Кришнамурти: Я предпочел бы более осторожно пользоваться словом «умение». Бом: Да, понимаю, слово «умение» могло бы иметь дурной смысл — быть очень ловким в добывании денег. Кришнамурти: Этот человек не алчный, он не думает только о деньгах, не копит на будущее, у него нет никаких гарантий. Но он должен жить. Когда мы употребляем слово «умение» применительно к тому, чтобы вести машину... Бом: ...или быть плотником... Если бы все эти виды мастерства исчезли, то жизнь стала бы невозможна. Кришнамурти: Это было бы крахом всей структуры. Но разве мы считаем, что такое умение должно быть отвергнуто? Бом: Это невозможно было бы допустить. Кришнамурти: Нет, конечно. Это было бы слишком глупо. Бом: Но тогда люди без специальности становятся очень умелыми, чтобы добывать деньги от других людей! Собеседник: Не означало бы это противоречия между жизнью и мастерством, умением и трудом, жизнью и зарабатыванием жизненных средств? Кришнамурти: Именно так! Я нуждаюсь в пище. Нуждаюсь в одежде, мне нужен кров. Собеседник: Но должно ли тут быть противоречие? Нынешнее общество так устроено, что в нем имеет место противоречие между жизнью и трудом. Кришнамурти: Мы с этим покончили. Человек, о котором мы говорим, со всем этим покончил и вернулся в мир, к людям: «Вот я». Каково его отношение к обществу, и что он должен делать? Имеет он какие-то отношения с обществом? Бом: Конечно, не в глубоком, фундаментальном смысле, хотя внешние отношения с обществом у него должны быть. Кришнамурти: Хорошо. Внешняя связь с миром. Бом: Он должен подчиняться законам, должен соблюдать правила движения, дорожные знаки. Кришнамурти: Непременно. Но я хочу выяснить, что должен он делать? Писать? Говорить? Это предполагает умение. Бом: В такого рода умении нет, конечно, никакого вреда? Кришнамурти: Я просто спрашиваю. Бом: Как и в других видах мастерства, в таких, как плотничное дело. Кришнамурти: Да, в мастерстве такого рода. Но что он должен делать? Думаю, мы могли бы представить себе качество ума человека, который покончил со всем этим, от начала и до конца, со всем, о чем мы говорили в наших недавних беседах; ум этого человека совершенно иной, но он все же в этом мире. Как воспринимает он этот мир? Говоря условным языком, вы уже достигли и вернулись назад, а я — обыкновенный человек, который живет в этом мире. Каково ваше отношение ко мне? Очевидно, отношения никакого нет, потому что я живу в мире тьмы, а вы — нет. Ваше отношение будет возможно лишь тогда, когда я выйду из тьмы, когда с тьмой будет покончено. Бом: Да. Кришнамурти: Тогда возможно только одно: между нами нет отношений. Но в этом случае между вами и мной существует противоречие: я гляжу на вас глазами, привыкшими к тьме и к разделению, а вы — нет. И все же вы должны иметь какой-то контакт, какое-то соприкосновение со мной. Вы должны иметь со мной какое-то, хотя бы внешнее, хотя бы незначительное отношение. Это отношение сострадания, отличающегося от того, что понимаю под состраданием я — не так ли? Из своей тьмы я не могу судить о том, что значит сострадание. Верно? Бом: Да, выходит так. Кришнамурти: Мне совершенно неведомы ваша любовь, ваше сострадание, я знаю лишь свою любовь и свое сострадание. И каково в таком случае мое отношение к вам? Бом: О ком мы сейчас говорим? Мне неясно, кого мы обсуждаем. Кришнамурти: Вы или «X» уже прошли свой путь, со всем покончили и вернулись назад. Бом: Тогда почему «Y» этого не сделал? Кришнамурти: «Y» этого не сделал. «Y» спрашивает: Кто вы? Вы так отличаетесь. Ваше видение жизни совершенно другое». И каково будет отношение «Y» к «X»? Вот вопрос. Не как «X» будет относиться к «Y». Не знаю, ясно ли я это выражаю. Бом: Да, понимаю. Каково отношение «Y» к «X»? Кришнамурти: До сих пор наш вопрос касался отношения «X» к «Y», но, я думаю, мы неверно ставили вопрос. Каково будет отношение «Y» к «X»? Я думаю, обычно бывает так, что «Y» или превращает «X» в объект поклонения, или его убивает, или же вообще не замечает. Верно? Бом: Да. Кришнамурти: Если «X» становится объектом поклонения, то все очень просто. У него тогда в мире есть благодетели. Но это не является ответом на мой вопрос. Мой вопрос не только в том, как «Y» отнесется к «X», но каково будет отношение «X» к «Y»? «X» обращается к «Y», настойчиво призывает его: «Послушай, выйди из этой тьмы; во тьме нет решения, так что выходи». Не имеет значения, какими словами мы пользуемся — выйти из тьмы, рассеять ее, отбросить и т.п. А «Y» говорит: «Помоги мне, укажи мне путь», и снова возвращается во тьму — вы следите? Итак, каково будет отношение «Y» к «X»? Бом: Я не вижу, чтобы у «Y» были какие-то возможности, кроме тех, о которых вы упомянули — поклоняться или сделать что-то еще. Кришнамурти: Убить или проигнорировать «X». Бом: Ну, а если у «X» сработает сострадание... Кришнамурти: Да, «X» есть то. Он не назовет это даже состраданием. Бом: Но мы называем это состраданием. Тогда «X» постарается найти путь, чтобы проникнуть во тьму. Кришнамурти: Подождите! В таком случае задача «X» в том, чтобы действовать во тьме? Бом: Чтобы выяснить, как в эту тьму проникнуть. Кришнамурти: И таким образом он зарабатывает на жизнь. Бом: Ну, возможно. Кришнамурти: Нет. Я говорю серьезно. Бом: Это зависит от того, пожелают ли люди платить ему за это. Кришнамурти: Не шутите. Серьезно. Бом: Это возможно. Кришнамурти: Возможно, «X» — учитель. «X» — вне общества. «X» не имеет никакого отношения к этой сфере тьмы, и он говорит людям, которые застряли во тьме: «Выходите». Что тут неправильно? Бом: Ничего неправильного тут нет. Кришнамурти: Это его способ зарабатывать средства к жизни. Бом: Это совершенно правильно, но только до тех пор, пока это работает. Конечно, если бы появилось много таких людей, как «X», то возможно, настал бы предел. Кришнамурти: Нет, сэр. Что произошло бы, если бы было много людей, подобных «X»? Бом: Интересный вопрос. Я думаю, произошло бы нечто революционное. Кришнамурти: Вот как раз об этом я и говорю. Бом: Все переменилось бы. Кришнамурти: Да. Если было бы много людей, подобных «X», они не были бы разобщены. В этом вся проблема, верно? Бом: Я думаю, что если бы даже десять или пятнадцать человек были вместе, они представили бы такую силу, какой никогда еще не знала наша история. Кришнамурти: Огромная сила! Верно. Бом: Не думаю, что когда-либо случалось, чтобы десять человек были вместе. Кришнамурти: Это дело жизни «X». Он считает это самым важным. Группа из десяти человек, подобных «X», произведет революцию совершенно особого типа. Стоит ли общество перед такой перспективой? Бом: Они будут в высшей степени разумны, и, конечно, найдут путь к свершению. Кришнамурти: Безусловно. Бом: Обществу это предстоит, потому что эти люди будут достаточно разумны, чтобы не провоцировать общество, а общество будет реагировать лишь тогда, когда почувствует, что уже не остается времени. Кришнамурти: Совершенно верно. Так действительно происходит. Не скажете ли вы в таком случае, что функция многих «X» состоит в том, чтобы побуждать людей к той разумности, которая рассеет тьму? И это будет их способ зарабатывать на жизнь? Бом: Да. Кришнамурти: С другой стороны, во тьме находятся люди, которые эту тьму культивируют и эксплуатируют других. И одновременно существуют такие, как «X», которые никого не эксплуатируют. Да. Кажется, что это очень просто, но не думаю, что это на самом деле просто. Бом: Верно. Кришнамурти: Является ли это единственной функцией «X»? Бом: Это — по-настоящему трудная функция. Кришнамурти: Но я хочу рассмотреть нечто более глубокое, чем просто функция. Бом: Да, функции недостаточно. Кришнамурти: Вот именно. А что помимо функции он должен делать? «X» говорит «Y»: «Слушай»; а «Y» тянет время и, мало-помалу в какой-то момент, быть может, пробудится и сдвинется с места. Но исчерпывает ли это все, что намеревается сделать «X» в жизни? Бом: Это может быть только результатом чего-то более глубокого. Кришнамурти: Более глубокого, результатом первоосновы. Бом: Да, первоосновы. Кришнамурти: Но исчерпывается ли этим все, что он должен делать в этом мире? Только лишь учить людей, чтобы они могли двинуться из тьмы? Бом: Это представляется, конечно, первейшей задачей в данный момент, ибо без этого все общество, рано или поздно, коллапсирует. Мы могли бы спросить, испытывает ли он необходимость в творчестве более глубокого порядка? Кришнамурти: Что это означает? Бом: Ну, это неясно. Кришнамурти: Предположим «X» — это вы, и вы располагаете огромной сферой, в которой действуете; вы не просто обучаете меня, а обладаете этим необыкновенным движением вне времени. Это значит, что вы обладаете беспредельной энергией и делаете все, чтобы научить меня выйти из тьмы. Бом: Это может быть лишь одной из сторон такого творчества. Кришнамурти: Итак, что еще остается, — вы следите? Не знаю, удается ли мне это выразить. Бом: Это именно то, что я пытаюсь предложить, говоря о каком-то творческом действии помимо того, что имеет место. Кришнамурти: Да, помимо того. Вы могли бы писать, могли бы проповедовать, могли бы исцелять, могли бы делать и то, и это, но все эти виды деятельности, пожалуй, тривиальны. У вас есть что-то еще. Низведу ли я вас, «X», до уровня моих ничтожных проблем? Можете ли вы быть низведены до такого уровня? Моя ограниченность говорит: «Вы должны делать что-то. Вы должны выступать с проповедями, писать, исцелять, делать что-то, чтобы помочь мне двигаться». Верно? Вы мало-помалу уступаете, но вы обладаете чем-то значительно большим, чем-то необъятным. Вы понимаете? Бом: Да. И что из этого следует? Кришнамурти: Как эта необъятность воздействует на «Y»? Бом: Не имеете ли вы в виду, что существует какая-то более непосредственная деятельность? Кришнамурти: Или существует более непосредственная деятельность, или «X» делает что-то совершенно особое, чтобы воздействовать на сознание человека. Бом: Что это могло бы быть? Кришнамурти: Дело в том, что «X» не «удовлетворен» одними лишь проповедями и разговорами. То необъятное должно как-то действовать. Бом: Вы употребляете слово «должно» в смысле ощущения потребности или необходимости делать это? Кришнамурти:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51