.. Ясно таким
образом, что все принимают начала в известном смысле противоположными. И
это вполне разумно, так как начала не должны выводиться ни друг из друга,
ни из чего-нибудь другого, а, наоборот, - из них все, а это как раз присуще
первым противоположностям; они не выводятся из других, так как они первые,
и друг из друга в силу своей противоположности".
Но хотя начинать действительно правильно с противоположностей, однако
нельзя двинуться дальше, если исходить из них в качестве неопосредованных:
"ведь тогда возникает недоумение, каким образом плотное может по своей
природе сделать что-либо редким или редкое - плотным. То же относится и ко
всякой другой противоположности, так как не дружба соединяет вражду и
делает из нее что-нибудь, и не вражда дружбу, но по отношению обеих есть
нечто иное, третье". Это третье должно быть подлежащим (ЙpoceЕmenon),
сказуемыми которого являются (но не в одно и то же время и не в одном и том
же отношении) противоположности.
Как же представляет себе Аристотель это "третье" в "Физике"? Он мыслит его
как "особое природное начало", которое должно быть положено "в основу
противоположностей". Особое природное начало опосредует противоположности:
"теплое - холодное", "образованное - невежественное", "единое - многое" и
т.д., так как, по словам Аристотеля, "противоположности не могут
воздействовать друг на друга" (курсив мой. - П.Г.). Третье начало -
подлежащее - само уже не будет противоположностью чего-либо, подчеркивает
Аристотель.
Чтобы наглядно показать, как следует понимать это "лежащее в основе",
Аристотель говорит: "Лежащая в основе природа познаваема по аналогии: как
относится медь к статуе, дерево к ложу или материал и неоформленное
вещество, до принятия формы, ко всему обладающему формой, так и природный
субстрат этот относится к сущности, определенному и существующему предмету".
Опосредуя противоположности с помощью третьего - "подлежащего", или
"лежащего в основе", - Аристотель порывает с тем методом мышления, у
истоков которого стоит элейская школа, а завершителем которого в античности
по праву считают Платона (этот метод сам Аристотель называет диалектикой).
Именно отсутствие "среднего звена" между противоположностями, согласно
Аристотелю, лежит в основе тех апорий, которые характерны для философии
элеатов: "...первые философы в поисках истины и природы существующего
уклонились в сторону, как бы сбитые с пути незнанием; они говорили, что
ничто из существующего не возникает и не уничтожается, так как возникающему
необходимо возникать или из сущего или из не-сущего, но ни то, ни другое
невозможно, так как сущее не возникает (оно уже существует), а из не-сущего
ничего не возникнет... и таким образом... они стали утверждать, что многое
не существует, а есть только само сущее". Здесь Аристотель излагает учение
Парменида, лежащее в основе также и апорий Зенона, которого Аристотель
называл "первым диалектиком".
Действительно, Парменид исходил из "последних" противоположностей, далее
уже ни к чему не сводимых: сущее - не-сущее (бытие - небытие); из
невозможности их опосредовать он сделал последовательный вывод: бытие есть,
небытия нет. "А мы утверждаем, - возражает Аристотель, - что когда
возникает что-нибудь из сущего или из не-сущего, или когда не-сущее или
сущее производит или испытывает что-нибудь, или вообще когда оно становится
чем-нибудь определенным, то в известном отношении это ничем не отличается
от того случая, когда врач делает или испытывает что-нибудь, или вообще из
врача что-либо делается или возникает..."
Там, где для элеатов возникали неразрешимые трудности: как из небытия может
возникать бытие, из не-сущего - сущее - трудности, которые пытался
разрешить Платон, открывший, что бытия нет, если нет небытия, что единого
нет, если нет иного, - там для Аристотеля дело обстоит весьма просто, если
не сказать - прозаически. Он указывает, что эта драматическая коллизия
бытия - небытия ничем не отличается от случая, когда речь идет о бытии или
небытии тех или иных предикатов любого из известных нам "сущих", например
врача. Как же поясняет Аристотель свою мысль? "...Врач, - говорит он, -
строит дом не как врач, а как строитель и седым становится, не поскольку он
врач, а поскольку он брюнет: врачует же и становится невежественным в
медицине, поскольку он врач. А так как мы правильнее всего говорим: "врач
делает или испытывает что-нибудь или становится чем-нибудь из врача", если
он испытывает или делает это или становится чем-нибудь, поскольку он
является врачом, то ясно, что и "возникать из не-сущего" обозначает:
"поскольку оно является не-сущим". Вот этого-то не умея различать, прежние
философы и сбились с пути и благодаря этому незнанию наделали столько новых
ошибок, что стали думать, будто ничто прочее не возникает и не существует,
и устранили всякое возникновение".
Разберемся в аргументах Аристотеля. Его рассуждение исходит не из сущего
как такового, как некоторого подлежащего (субъекта или субстанции) и
не-сущего как противоположного ему подлежащего же, а из сущего и не-сущего
как предикатов некоторого подлежащего (в данном случае - врача). В
результате предикаты, которые характеризуют врача, поскольку он именно врач
(умеет ли он хорошо лечить или не умеет), а также изменение, происходящее в
нем, поскольку он врач, т.е. появление на место одного предиката другого,
противоположного ему, будут выступать как сущее или как возникновение
сущего из сущего. В отличие от них изменение предикатов, принадлежащих
врачу "по совпадению", т.е. не поскольку он именно врач, но поскольку он
также и строитель или поскольку он вообще человек и т.д., следует
рассматривать как возникновение сущего из не-сущего. Другими словами,
седина возникает у врача как не-врача, и дом строит врач как не-врач - в
этом именно смысле и возникает сущее из "не-сущего". У Аристотеля, таким
образом, возникновение из "не-сущего" трактуется как случайное
возникновение, причем само понимание случайного здесь весьма характерно.
Пример с врачом показывает, что именно понимает Аристотель под случайным:
признак "седины" для подлежащего "врач" совершенно не связан с его
сущностью как врача и в этом смысле случаен. В "Метафизике" Аристотель тоже
указывает, что возникновение из несуществующего "может совершаться только
привходящим образом", т.е. случайно. Поскольку у критикуемых Аристотелем
"диалектиков" речь идет о возникновении сущего из не-сущего, то всякое
возникновение для них в конечном счете случайно, поэтому они и не считают
возможной науку о природе, где происходит возникновение и уничтожение. Что
же касается аристотелевского понимания возникновения, происходящего не
случайно, то оно возникает из сущего. Аристотель специально ради объяснения
возникновения подразделяет все существующее на возможное и действительное -
категории, играющие важную роль в его философии. Не случайно возникает то,
что переходит из возможного в действительное. В примерах с врачом не
случайно возникает ухудшение или улучшение врачебного искусства, ибо всякий
врач в возможности является искусным или неискусным врачом.
Вместо абсолютного различения сущего и не-сущего Аристотель говорит о
переходе от существующего одним способом к существующему другим способом;
основанием для различения этих способов является у него "природный
субстрат", предикатами которого будут "сущее" и "не-сущее". Подытоживая
свое рассуждение, Аристотель говорит об элеатах (и всех тех, кто не сумел
найти "третье"): "Если бы указанный природный субстрат был ими замечен, он
устранил бы все их незнание". Главное же, что невозможно объяснить при
отсутствии "третьего", опосредующего противоположности, - это, по убеждению
Аристотеля, изменение; поэтому элеаты и доказывали невозможность
(немыслимость) изменения.
Платон в отличие от элеатов признавал изменение, но считал, что изменчивое
не может быть предметом достоверного знания, а потому и не разрабатывал
физику как науку о природе. Согласно Аристотелю, этот взгляд Платона
обусловлен его методологическим принципом; он тоже не сумел (или не счел
нужным) найти средний термин, к которому были бы отнесены
противоположности. В самом деле, Платон противопоставляет друг другу два
начала: сущее и не-сущее; второе начало он называет также "материей",
"неопределенной двоицей", "большим и малым", - одним словом, "иное" есть
принцип бесконечной изменчивости.
Материя у платоников выступает, таким образом, как начало небытия (хотя и
не только), т.е. как лишенность, по словам Аристотеля. "Мы, со своей
стороны, говорим, что материя и лишенность - разные вещи, из коих одна,
именно материя, является не существующей по совпадению, лишенность же - не
существующей сама по себе, что материя близка к сущности и в известном
отношении есть сущность, лишенность же - ни в коем случае. А они считают
"большое" и "малое" одинаково не-сущим или то и другое вместе, или порознь
каждое, так что этот способ образования триады совершенно иной, чем наш".
В полемике с платониками Аристотель "расщепляет" платоновское понятие
"иного" на два понятия: лишенность (stЪresiV) и материя (Зlh). Лишенность -
это противоположное сущего, а материя - среднее между этими двумя
противоположностями - сущего и не-сущего: "Так как существует нечто
божественное, благое и достойное стремления, то одно мы называем
противоположным ему, а другое - способным стремиться и домогаться его,
согласно своей природе. У них же (платоников. - П.Г.) выходит так, что
противоположное начало стремится к своему уничтожению. И, однако, ни форма
не может домогаться самой себя, ибо она не нуждается, ни противоположности,
ибо противоположности уничтожают друг друга. Но домогающейся является
материя..."
Материя. Различение Аристотелем двух родов бытия - действительного и
возможного
Стремясь найти "лежащее в основе" третье, которое было бы посредником между
противоположностями, Аристотель вводит свое понятие материи, уточняя
платоновское понятие материи как "иного", "небытия", "неопределенной
двоицы". Уже у Платона в "Тимее", как мы отмечали, материя выступает не
только в качестве "небытия", но и как "восприемница и кормилица всего
сущего". Однако это второе значение материи у Платона, во-первых,
недостаточно выявлено и отделено от первого, а во-вторых, при уточнении
этого понятия Платон сближает материю с пространством. Аристотель же четко
и последовательно проводит различие между "лишенностью" и материей как
возможностью (d·namiV). Что же касается понимания этой последней, то здесь
Аристотель полемизирует с Платоном, считая недопустимым отождествление
материи с пространством.
Рассмотрим оба эти момента последовательно. Введение Аристотелем понятия
материи как возможности вызвано его неприятием метода Платона, исходящего
из противоположностей "сущее - не-сущее". В результате такого подхода,
пишет Аристотель, Платон отрезал себе путь к постижению изменения,
составляющего главную черту природных явлений. "...Если взять тех, кто
приписывает вещам бытие и небытие вместе, из их слов скорее получается, что
все вещи находятся в покое, а не в движении: в самом деле, изменению уже не
во что произойти, ибо все свойства имеются <уже> у всех вещей" (курсив мой.
- П.Г.).
Этот упрек Аристотеля в адрес Платона, впервые создавшего тот метод,
который объясняет все отдельное, исходя из его места в системе, т.е. метод
системно-структурный, есть, по существу, тот же упрек, который часто можно
слышать и сегодня по отношению к системно-структурному методу. Платон,
говоря современным языком, не может объяснить развитие и изменение, ибо его
система синхронична и диахрония в ее рамках невозможна, она разрушает эту
систему.
Итак, противоположности бытие - небытие, говорит Аристотель, нужно
опосредовать чем-то третьим; таким посредником между ними выступает у
Аристотеля понятие "бытия в возможности". Понятие возможности Аристотель
вводит, таким образом, для того, чтобы можно было объяснить изменение,
возникновение и гибель всего природного и тем самым избежать такой
ситуации, которая сложилась в системе платоновского мышления: возникновение
из не-сущего - это случайное возникновение. И, действительно, все в мире
преходящих вещей для Платона непознаваемо, ибо носит случайный характер.
Такой упрек по отношению к великому диалектику античности может показаться
странным: ведь, как известно, именно диалектика рассматривает предметы с
точки зрения изменения и развития, чего никак нельзя сказать о
формально-логическом методе, создателем которого справедливо считают
Аристотеля.
И тем не менее упрек Аристотеля вполне оправдан, если разобраться в
существе дела. Действительно диалектика Платона рассматривает предмет в его
изменении, но только это особый предмет - логический; парадоксальным
образом оказывается, что при этом в поле зрения Платона не попадает то
изменение, которое происходит с чувственными вещами. Еще более
парадоксально то, что для создания условий, при которых в поле зрения науки
могли бы оказаться изменения, происходящие в чувственном мире, нужно было
разработать логику, которая отличается от платоновской, а именно такую, в
которой сами логические формы перестали бы быть субъектом изменения.
Субъект изменения у Аристотеля из сферы логической переместился в то
"подлежащее", по отношению к которому логические определения выступили как
"сказуемые", как "предикаты". Если у Платона "отношение" было первичным, а
"относимые" - вторичными, то у Аристотеля дело обстоит наоборот. Сущее,
таким образом, имеет у Аристотеля двоякий характер: сущее в
действительности и сущее в возможности. И поскольку оно имеет "двоякий
характер, то все изменяется из существующего в возможности в существующее в
действительности, например из белого в возможности в белое в
действительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52