Мать должна быть успокоенной после смерти. Ей ни к чему неприкаянно бро
дить по земле, выискивая ту, кто бросил новорожденную дочь в лесу, на пожив
у дикому зверью.
Это долг дочери. Найти и воздать по заслугам.

3

Ц Кошачье отродье! Ц сухонькая старушка билась о прутья клетки. Худая р
ука со скрюченными пальцами тянулась вперед. Добраться, дотянуться до не
навистных черных волос и рвать, рвать, оставляя в сжатом кулаке клочья во
лос вместе с кожей!
Доната обессиленно закрыла усталые глаза и осталась сидеть там, где сиде
ла. У противоположной стены клетки, пристроенной к бревенчатому сараю. О
т камней, которые швыряла в нее оголтелая орава детей, это не спасало. Но о
т протянутых в слепой ненависти рук сесть подальше Ц первое дело.
Ц Доченьку мою! Ц старуха, схватившись за прутья, с недюжинной силой со
трясала клетку. Ц Ты сожрала! Ты! Тварь! Доченьку… Прошлой весной похорон
или. И кровь всю высосала до донышка! Привезли сюда, а она, кровиночка моя, в
ысохшая вся, горлышко растерзано… И всю кровь… Кошачье отродье…
Злые слова перекатывались в голове, как прошлогодняя фасоль в сухом коро
бе. Так ли обстояло дело на самом деле, как говорила старуха, Доната не зна
ла. Была ли мать виновна в тех грехах, что спешили ей приписать? Вряд ли. Не з
ря же всю дорогу повторяла с завидным упрямством «сколько лет держалась
, а тут»…
Мало ли смертей в деревне случается? Кого русалка утащит, кого звери дики
е загрызут, кого и вовсе Лесунья заприметит, да жизни лишит. Не говоря уж о
б Отверженных, не к ночи будут помянуты…
Мать лежала в земле, придавленная могильным камнем, и достать ее уже не мо
гли, значит, за все смерти придется ответить ей, Донате. Спасибо хоть, моги
лу не стали тревожить. Знают: потревожь душу, будет потом не упокоенная по
земле бродить, сколько бед принесет. С такой не каждая знахарка справитс
я.
Видела Доната и местную знахарку. Маленькую старуху с закрытыми бельмам
и глазами за руки подвели к клетке двое мужиков.
Ц Посмотри, Наина, что за тварь мы поймали, Ц пробасил высокий бородаты
й мужик, а посмотрел на Донату. И столько кровожадного ожидания скорой ра
справы было в том взгляде, что Доната, непривычная еще, дрогнула и отшатну
лась.
Ц Рада бы посмотреть, Мокий, да не дал Отец света видеть, Ц ворчливо заск
рипела старуха и повела крючковатым носом.
Ц Прости, Наина, Ц с готовностью извинился Мокий. Ц Сказал не то. Тебе р
ешать, кошачье отродье мы поймали, или другое что.
Старуха молча стояла перед клеткой. Белые глаза щурились. Издалека могло
показаться, что она действительно высматривает что-то на лице Донаты. Си
зый нос с кровеносными сосудами задвигался из стороны в сторону. Она дол
го молчала.
Мокий переминался с ноги на ногу, безуспешно ожидая ответа. Грудь, густо п
оросшая шерстью, виднелась в отворотах не по-деревенски яркой рубахи. Ус
тал ждать не только он. Порывисто вздохнула и Доната, ожидая решения собс
твенной участи. Хотя, собственно говоря, что она хотела услышать? Конец од
ин. Сейчас ее сожгут, или через месяц, на Праздник Урожая. Прямо на следующ
ий день, День Раскаяния. Когда каждый должен повиниться перед Отцом во вс
ех грехах, совершенных за год. Вот и попросит деревня прощения, возложив д
ля верности на алтарь ее сожженные косточки…
Еще и приговаривать будут: если солгали мы тебе, Отец, в раскаянии своем, п
оступай с нами так, как мы поступаем с врагом своим.
Старуха молчала.
Доната перевела взгляд на второго мужика, приведшего знахарку. Жилистый
, нелепый, как колодезный журавль, он стоял поодаль. Поймав его взгляд, Дон
ата невольно провела рукой по шее. Тот заметил, и злорадная ухмылка искри
вила тонкие губы.
Мужика звали Вукол. Это он первым вышел на поляну, где перед могилой матер
и сидела на коленях Доната. Она услышала лай собак гораздо раньше, чем ког
да, удерживая рвавшихся с поводков псов они Ц торжествующие, не считавш
ие нужным сдерживать злобу Ц появились в поле ее зрения. Доната не двину
лась с места. Сидела, глядя прямо перед собой, и такая тоска царила на серд
це, что не смогли ее вывести из состояния полной отрешенности ни рычание
собак, ни скалящиеся в радостных ухмылках лица охотников, ни даже пощечи
на вот этого самого Вукола, что откинула голову назад.
Она, наверное, должна быть благодарной им за то, что не убили сразу. Надели
на шею железный обруч, звонко щелкнувший потайным замком Ц это его нево
льно искала ее рука, привыкшая за три дня пути поправлять клятый ошейник,
и на цепи, торжественно как одержимую демоном, ввели в деревню. Она должна
им сказать спасибо, что вместо камней на нее обрушился град ругательств
и плевков.
Ц Оставьте нас, Ц скрипнула старуха, и Доната вздрогнула. Так порой дом
а скрипела несмазанная дверь, а маленькая Доната, устав от одиночества, п
ыталась распознать в скрипе звуки человеческой речи.
Мужики не заставили просить себя дважды. Благоразумно отступив подальш
е, они застыли, недружелюбно поглядывая в сторону клетки. Словно Доната м
огла раздвинуть железные прутья и причинить вред их драгоценной знахар
ке.
Ц Да, девка, напутано у тебя. Сразу не разберешь, Ц старуха задумчиво пок
ачала головой, но ответных слов не ждала. Ц То, что ты не Кошачье отродье, я
сно это. Не пойму, зачем Рогнеда держала тебя у себя… На черный день, что ли?

Донату передернуло от злой шутки. И оттого, что злые слова соседствовали
с именем матери.
Ц Что это еще? Ц старуха сморщилась, как печеное яблоко. Белые глаза зак
рылись под тяжелыми, испещренными морщинами веками. Ц Ты не Кошка… нет, н
е Кошка. Ты Ц хуже. Это ж надо, кого на старости лет увидеть довелось… Ладн
о, Ц она махнула сухой рукой, Ц конец един. Сожгут тебя, девка, на второй д
ень после Праздника Урожая. И нам Ц прощенье, и тебе Ц избавленье от мук
грядущих. Лучше тебе, если грехи и есть Ц покаяться перед смертью. Родств
енников у тебя здесь нет, Ц она вдруг хитро улыбнулась, и Донату бросило
в дрожь. Ц Вот и проклянешь кого, а все одно Ц не подействует.
Ц Что, Наина, Ц невыдержал Вукол, Ц отродье она?
Ц Отродье, Ц кивнула старуха, и уже поворачиваясь, тихо добавила, чтобы
слышала только Доната. Ц Отродье, только не кошачье. Вот как…
Тут только почувствовала Доната, как сильно болит нога, за которую укуси
л шакал. Пока ее на ошейнике тащили через лес, ей было не до боли. Боль гнезд
илась в душе, и при любом движении напоминала о себе острым уколом в сердц
е. Да таким, что перехватывало дыханье и темнело в глазах. Больше Доната не
чувствовала ничего. Даже леса. Без матери лес умер.
Только ночью, когда ее оставили одну, подвинув между железными прутьями
плошку с водой, как собаке, Доната осмотрела рану. Всю дорогу она чувствов
ала, как рана то затягивалась, то снова начинала сочиться кровью. Невысок
ие кожаные сапоги оказались пропитаны едва ли не насквозь. Но когда Дона
та омыла рану, то с удивленьем поняла: не так она страшна, как представляла
сь. Зверь наверняка вырвал бы здоровый шмат мяса, если бы не вовремя нанес
енный удар. А так Ц только прокушенная кожа.
И это была единственная радость за весь месяц, оставшийся до мучительной
смерти на костре.

Раннее утро Праздника Урожая дышало тревогой.
Перед рассветом Доната очнулась. Холодная волна окатила измученное сер
дце. Слово «завтра» крепкой веревкой перехватило горло, да так, что пришл
ось открыть рот, чтобы не задохнуться.
Мимо пробежал мальчишка, придерживая на ходу помочи от штанов. Рыжие куд
ри притягивали лучи восходящего Гелиона. Доната долго смотрела ему всле
д. Вот для него, босоногого пацана, и цену жизни толком не осознающего, ест
ь слово «послезавтра». Для него есть. А для нее нет.
Послезавтра есть для стайки разодетых по случаю праздника девиц. Суетли
вых, крикливых и не обращающих внимания ни на кого, кроме парней. Румяные,
остроглазые, в расстегнутых на плечах цветастых косоворотках, те степен
но шествовали по деревенской улице. Спасибо еще: не запустил никто напос
ледок увесистым камнем в ее клетку. Эти парни бывали особенно меткими, и т
олько хорошая реакция спасала Донату от жестокого удара. И вдруг ей остр
о, до боли, захотелось, чтобы кто-нибудь из них бросил в нее камнем. Окажись
удар смертельным, и смерть бы кусала локти, не досчитавшись целого дня в ч
ереде томительных, пропитанных страхом суток.
Послезавтра есть даже для старухи, что проходя мимо, по привычке погрози
ла кулаком в сторону клетки. Старуху поддерживала под локоток девица, ры
скавшая по сторонам колючим взглядом. Старуха ругалась, а девица торопли
во шептала ей что-то на ухо. Видимо, успокаивала, что завтра она вдоволь на
сладится видом мучений кошачьего отродья.
Что-что, но к старикам в деревне относились с таким почтением, что Донате,
наблюдавшей со стороны, порой становилось не по себе. Однажды она стала с
видетельницей того, как пожилая женщина со всего маху била палкой по скл
оненной спине парня. Добро бы за дело, а так Ц за мелкую провинность. Угор
аздило же того споткнуться и рассыпать корзину спелых яблок. Парень терп
еливо сносил удары, не говоря ни слова, и улыбался, улыбался…
Доната, сидя на корточках, обняла колени руками. Свет, Свет, о чем она думае
т на пороге небытия? Ей бы о собственной участи подумать, а ее воротит от ч
ужого подобострастия перед стариками. Кем еще станет после смерти Ц а н
у как Марой-морочницей, будет жизнь высасывать из людей. Наплачутся тогд
а в деревне. Наплачутся, да поздно будет.
День обещал быть жарким. Доната в томительном ожидании облизнула сухие г
убы. Она забыла, пила ли в последнее время. Такие мелочи, как голод и жажда, д
авно перестали ее беспокоить.
Праздничная суета началась ближе к полудню. На Донату не обращали вниман
ия впервые с того памятного дня, как посадили в клетку. Только Вукол колод
езным журавлем постоял у клетки, сверля ее недобрым взглядом. Вид он имел
такой, словно мало ему было, что ее только сожгут на костре. Дай ему волю, он
бы и кожу с нее живой сорвал, чтоб дольше мучилась. Да девица нарядная заче
м-то, воровато озираясь Ц стеснялась что ли? Ц запустила в клетку яблок
ом. Большим, с румяным боком. Не гнилым еще…
Дальше был длинный безоблачный день, жаркое марево, дрожащее у дороги, то
пот сотен ног, обутых в праздничные сапоги, визг, крики. А ближе к вечеру хо
р нестройных голосов, шум далекой гулянки, девичьи мольбы прямо за сарае
м, звуки то затихающей, то разгорающейся пьяной свары, даже чудился плач и
жалобный вой, как по покойнику… Потом все слилось в бесконечно долгий не
умолчный гул.
Доната сидела у самых прутьев и провожала глазами последний в ее жизни з
акат. Белый диск Гелиона садился за лес. Но у самой кромки его поджидала че
реда жадных серых туч Ц предвестниц близкой грозы.
Потом пришла ночь, принесла с собой тишину, и как подачку швырнула призра
чную свободу. Что ж… За неимением других подарков приходилось принимать
. Только ночью Доната могла позволить себе дышать полной грудью. Только н
очь освобождала от вязкой ненависти, что затягивала, как зыбучий песок. Д
алекие звезды, безмолвие, изредка нарушаемое ленивым лаем собак, да свеж
ий ветер Ц единственная ласка за последнее время.
Судя по всему, собиралась гроза. Звезды постепенно скрывались за тучами.
Порыв ветра зашелестел в кронах деревьев. Вполне возможно, что случится
чудо, и весь завтрашний день будет лить дождь. Как же они будут жечь ее на к
остре? Под навесом, что ли?
Деревня крепко спала.
Ц Эй, ты, Ц голос раздался так близко, что Доната вздрогнула всем телом, а
уж, казалось бы, ко всему привыкла.
У прутьев, в углу, там, где смыкалась клетка с сараем, стоял человек. Лицо ег
о скрывал капюшон. Доната обрадовалась, решив, что ее лишают самого мучит
ельного: ожидания. Уж лучше смерть от ножа, чем на костре, в дыму, глядя на то
, как жадные языки пламени добираются до беззащитной плоти.
Ц Эй, глухая, иди сюда, Ц снова позвал человек, и она подчинилась.
Гадая про себя, что за напасть ей грозит, и кто скрывается в темном провале
капюшона, она подошла вплотную к тому месту, где стоял человек.
Ц Иди сюда, Ц и прутья, скрепленные навесным замком, разошлись в сторон
ы. Ц На, Ц рука протянула ей ворох тряпья. Ц Пусть думают, ты еще здесь. По
ложи в угол.
Не задумываясь о том, что делает, Доната взяла груду тряпья и свалила в уго
л. Сойдет и так… Как можно заниматься всякой ерундой, когда клетка открыт
а?
Ц Вот дура, руку давай, Ц шепот раздался у самого уха. Доната ухватилась
за протянутую руку. Тонкие пальцы дрогнули. Ц Полегче. За мной иди…
За ним идти не получилось. В кромешной темноте она натыкалась на все, на чт
о можно было наткнуться. Доната вдруг представила, что кто-то нарочно рас
ставил все это на пути, чтобы она, проблуждав по кругу с неведомым спасите
лем, вернулась назад, в клетку. Незнакомец терпел недолго. После очередно
го неудачного шага человек пребольно взял ее за локоть. Но идти стало лег
че. Отсчитывая шаг за шагом, Доната недоумевала: как он ухитряется видеть
в темноте? Не иначе колдовство.
Некоторое время шли молча. Незнакомец убыстрил шаг, и ей пришлось сделат
ь то же самое. Напряженно вслушиваясь в ночную тишину, Доната вдруг отчет
ливо поняла, что не слышит дыхания незнакомца, и мгновенный озноб пробра
л ее тело до костей. Панически отшатнувшись в сторону, она ощутила на пред
плечье Ц даже сквозь рубаху Ц ледяное рукопожатие, в котором было мало
человеческого, и испугалась еще больше.
Ц Тпру, Ц как лошади приказал незнакомец и, наконец, шумно вздохнул. Ц О
сторожней не можешь?
Услышав его дыхание, Доната счастливо улыбнулась и успокоилась. Хотя бы
не кровопивец, уже радость.
Сколько времени прошло, она не знала. Шаг за шагом, шаг за шагом в пустой те
мноте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35