— Когда это еще будет? А пока погибнут сотни, даже тысячи хороших людей.
— Да, конечно,— сказал Асо и призадумался.
Невеселые были у него мысли. Хотел утешить товарища, а теперь его самого надо было утешать. Как он верил, что революция, победив, навсегда уничтожит зло старого мира! И что же? Происходят странные, печальные вещи, многое непонятно, вот хотя бы то, что случилось с ним... Он в полном недоумении. Слова юноши о том, что могут погибнуть тысячи преданных революции людей, взволновали его. Вполне возможно, что Асад, пользуясь данной ему властью, станет уничтожать настоящих революционеров. Вот и его, Асо, расстреляет, просто для того, чтобы устрашить Карима и Хайдаркула. Так и придется уйти из этого мира, не насладившись плодами победившей революции!.. Асад Махсум может еще и оклеветать его, назвать предателем, врагом Советской власти!.. Очернит его доброе имя! Неужели Фируза поверит в это? А его будущий ребенок будет стыдиться своего отца?!
Мрачные мысли Асо были прерваны тяжелым вздохом товарища по несчастью. Тут только Асо почувствовал, что весь окоченел от холода. Он сделал несколько движений, чтобы хоть немного согреться, и, переложив поудобнее подушку, сказал:
— Ложись-ка спать! Нам обоим места хватит, а подумать о своей судьбе успеешь, времени впереди много...
Но заснуть им долго не удавалось.
Ночь длилась бесконечно... Их угнетала, давила густая тьма. С нетерпением ждали они рассвета. Наконец он наступил. Можно было уже увидеть поперечные балки на потолке, потом стены: вскоре глаз различил и предметы поменьше — чашку, кувшин, чайник.
Извне доносились голоса, шаги... Начинался пасмурный осенний день.
Асо проснулся с головной болью, зевнул, потянулся и сел. Юноша тоже сидел, обхватив колени и положив на них голову. Неясно было, спит он или нет. Асо решил его не трогать, а сам поднялся и зашагал по комнате, но не прошел он из угла в угол и двух раз, как стражник открыл дверь и позвал арестованных оправляться. Вернувшись, они увидели в комнате Найма, он стоял недалеко от двери и покручивал усы.
— Ну, мулла Аббас,— сказал он, обращаясь к юноше,— как себя чувствуешь? Нравится ли тебе наша мехманхана?
Бело-розовое, сытое лицо Найма выражало полное довольство, глаза победоносно сверкали.
Юноша посмотрел на него с отвращением и, ничего не ответив, хотел пройти на свое место. Но Наим крепко схватил его за плечи и грубо повернул лицом к себе.
— Отвечай, негодный! Где лучше, здесь или в доме красавицы невесты?
— Если ты живешь в ее доме, то здесь лучше в тысячу раз! Юноша сильным движением сбросил руки Найма с плеч. Наим не
ожидал такой смелости, вспыхнул от гнева и даже не нашел сразу что сказать. В ярости он только скрипел зубами.
— Ах так,— сказал он, когда обрел наконец дар слова,— ты еще не знаешь, куда попал. Погоди, станешь мягким, как воск, будешь у меня в ногах валяться!
Но юноша не сдавался:
— Ты меня не запугаешь!
— Замолчи! Ты понимаешь, с кем говоришь? Ты и ахнуть не успеешь, как твоя шкура окажется у кожевника!
— Э, не те времена! Руки у тебя коротки.
— Не те времена?! Наши времена настали! Мы теперь распоряжаемся, что хотим, то и делаем.
Асо возмутился, не сдержался:
— А вы-то кто такие, чтобы распоряжаться?
— Замолчи, сволочь! — разъярился Наим.
— Сам ты сволочь! — распаляясь, крикнул Асо.
— Сын собаки, не задирай меня, не то...— И Наим угрожающе взялся за револьвер.
— А что ты мне сделаешь?
— Да я вас обоих — и немедля — пошлю в преисподнюю!
— Эй, басмач,— чуть не бросился на Найма юноша,— меня ругай, в меня стреляй, если хочешь, но этого человека оставь в покое!
— Что ты изрыгаешь, ублюдок?
Наим поднял кулак, намереваясь стукнуть юношу по голове, но Асо предупредил его, схватил за руку и с силой оттолкнул.
Наим зашатался, ударился о стену.
Застывший на месте с открытым ртом стражник мгновенно очнулся и взялся за ружье. Но тут появился Асад Махсум. За ним шел Сайд Пахлаван. Мановением руки Асад приказал сторожу поставить ружье на место, а сам насмешливо сказал Найму, еле державшемуся на ногах:
— Что это с вами, Наим-палван, вы словно прилипли к стене?
— Я расправлюсь с этими негодяями,— хрипло крикнул Наим, снова берясь за револьвер.
Лицо Махсума стало страшным, он яростно крикнул:
— Безмозглый болван, осел, скотина! Вон!
Рука уже лежала на маузере, Наим, увидев это, поторопился уйти.
— Не сердись, Асо! — мягко, чуть ли не просительно заговорил Махсум.— Этот дурак будет наказан.
Бросив взгляд на второго узника, Махсум спросил стражника:
— Ели они утром?
— Нет, сейчас чай принесу.
— Распорядись там, чтобы дали рисовую кашу, хлеб, накорми их!
— Сейчас.
Услышав распоряжения Махсума, Сайд Пахлаван улыбнулся. Асо заметил эту улыбку и понял, что появление Махсума, благожелательное отношение к арестованным — дело его рук.
— Если у меня сегодня еще найдется время, мы продолжим наш разговор,— сказал Махсум, уходя.
— Я причинил вам столько неприятностей, простите,— сказал юноша Лео, когда они остались одни.
— Пустяки! Вот и Махсум называет Найма ослом, он и ведет себя как осел... При чем вы тут? А вас, оказывается, зовут Аббасом?
— Да, я Аббас Козим-заде, из кишлака Зираабад.
— А работаете где?
— В Кагане, в депо. Наверное, там еще не знают о моем аресте... Л может, моя мать уже побежала к ним за помощью.
— А отца у вас нет?
— Нет, только мать...
Разговор оборвался, наступила тишина. Вскоре пришел стражник с блюдом рисовой молочной каши и хлебными лепешками, завернутыми и скатерть. Он поставил все это у порога и сказал:
Возьмите, поешьте и возблагодарите Асада Махсума, хорошенько помолитесь за него!
Асо и Аббас промолчали, а как только стражник вышел и запер их на ключ, они расстелили скатерть и с аппетитом принялись за еду. За Ленда Махсума они не молились, зато от всей души помолились за Сайда пахлавана.
Теперь я поведаю вам историю моего ареста,— сказал, насытившие!., Аббас.
В трех верстах на запад от Кагана был расположен большой, густонаселенный кишлак Зираабад. Неподалеку находилась железнодорожная станция, называвшаяся до революции Амирабад и впоследствии переименованная в Пролетарабад. Обслуживали эту станцию в большинстве своем жители Зираабада; часть из них работала в депо Кагана. Заниматься земледелием было здесь невыгодно, так как почвы вокруг сухие, солончаковые и давали плохой урожай. Вот и становились здешние жители железнодорожниками, соприкасались на этой работе с русскими, сами начинали говорить по-русски, принимали участие в революции...
Аббас Козим-заде был сыном железнодорожника, который решил и его определить на работу в депо. Он привел сына туда, отдал в ученики. Аббасу работа понравилась, он увлекся ею.
Незадолго до революции отец внезапно заболел и умер. Аббас тяжело переживал смерть отца. Он впал в апатию, перестал ходить на работу, плакал. Каждый день на рассвете уходил на кладбище и сидел, приго-рюнясь, у могилы отца. Как ни увещевала его мать, как ни уговаривали друзья взять себя в руки, ничего не помогало. Тогда мать обратилась за помощью к товарищу мужа, душевному русскому человеку. Мастер пошел на кладбище, постоял несколько минут молча подле плачущего Аббаса.
— Почему бросил„ работу? — спросил он. Аббас молчал.
— Я с тобой говорю, почему не работаешь? Отец твой богачом был, что ли? Наследство оставил? На какие средства ты с матерью жить будешь?
— У нас только горе да беда... больше ничего нет.
— Значит, пусть мать умирает с голоду, так, что ли?
Аббас словно очнулся. Только сейчас дошла до его сознания горькая истина. Он молча встал. Мастер взял его за руку и повел домой.
— Завтра выйдет на работу,— сказал он матери Аббаса.— Вот вам пока немного денег, собрали товарищи Козима.
При воспоминании о покойном муже женщина разрыдалась, растрогало ее также внимание друзей.
С этого дня Аббас аккуратно ходил на работу и вскоре получил звание мастера-кузнеца. Он стал примером для всех. Товарищи любили его за скромность, он не чванился, не кичился своим умением, оставался таким, как раньше. Это не каждому дано, особенно в молодости, когда всем свойственно порисоваться, щегольнуть успехами. В юности это даже естественно. Скромность, серьезное отношение к делу — признак возмужания. Да, Аббас возмужал.
Во времена эмира запрещено было пить вино, теперь запрещение это отпало. В магазинах появились спиртные напитки. В Кагане и Бухаре бакалейные и винные лавки работали даже ночью.
Известно, что великие поэты Востока воспевали вино как источник вдохновения. Но это же вино служило причиной многих несчастий. Пьянство — первый шаг к воровству и разврату. Пьянство ввергает человека в бездну безумия и одиночества, от него отворачиваются друзья и родные, он теряет семью. Великие классики, воспевшие вино, призывали к умеренности, но разве молодые знают меру? Для этого нужен жизненный опыт. Но Аббас оказался благоразумным юношей. Все заработанные деньги он тратил на самое необходимое, удавалось даже часть денег сэкономить, припрятать на непредвиденные расходы.
Аббас был из тех, кто принимал активное участие в революции: двадцатилетний сильный юноша, он вместе с другими бойцами с оружием в руках атаковал бухарский Арк. Битва длилась неделю. Победителем вернулся он в свой кишлак и на прежнюю работу в депо. Авторитет его возрос, партийный комитет железнодорожной станции Каган отметил его заслуги, молодежь единодушно избрала его секретарем комсомольской ячейки. Он никогда до тех пор не занимался организационной работой, но ему помогли старшие товарищи, опытные партийцы, и он очень скоро освоился с практической комсомольской работой. А вот открывать собрания, ораторствовать, делать доклады не научился.
Аббас был трудолюбив. В свободные часы, вооружась кетменем, он усердно работал на своем участке, выращивал овощи и фрукты. Ему с матерью жилось хорошо. Для полноты счастья не хватало только молодой жены в доме. Мать беспрестанно говорила об этом. «Лишь тогда я умру спокойно, когда увижу, что сын мой счастлив». Но среди девушек их кишлака ни одна ему не нравилась. «Та, что станет моей женой, должна быть хорошей помощницей моей матери... Подождем, потерпим, и к нам придет счастье».
В глубине души он мечтал об этом. И вот, незадолго до ареста, он влюбился в красивую девушку из кишлака Кули Хавок. Там жила тетя Аббаса, которую они с матерью время от времени навещали.
По соседству с тетиным двором находился двор Найма; дворы даже сообщались между собой небольшой калиткой.
Однажды вечером, находясь с матерью в гостях у тети, Аббас вышел во двор, чтобы не мешать их разговору. Вечер был чудесный. Солнце только что зашло, и небо еще было светлым, а с востока выплывала полная луна. Звезды едва мерцали, побежденные ее сиянием. Воздух был напоен ароматами плодов и сена, окропленного свежей росой. Стрекотали ночные цикады. Из дома доносились голоса мирно беседующих женщин.
Аббас присел на край деревянной суфы, чтобы насладиться очаровательным осенним вечером. В Зираабаде стоит запах мазута, паровозного дыма, в уши врываются гудки паровозов. Впрочем, как ни хорош тихий, ничем не омраченный осенний вечер, нужны и мастерские, и поезда, и заводы... Вот какие мысли бродили в голове Аббаса, когда он, случайно посмотрев на крышу соседнего дома, увидел там девушку, то и дело поглядывающую на него. На ее лице играла лукавая улыбка. «Но сон ли этот вечер и прекрасная девушка?» — подумал юноша. Он то закрывал, то открывал глаза и наконец убедился, что все происходит или ну. Какое чудо красоты эта девушка! Нет, сама пери в деревенском платье слетела на крышу, чтобы похитить его сердце и унести в свое за волшебную гору Каф. Обыкновенная девушка не может быть красавицей. О счастье, она подзывает его к себе, подавая знак тонким пальчиком... Как бумажка, притянутая янтарем, потянулся Аббас к соседнему двору. И тут раздался чудесный голосок:
— Братец Аббас, вы меня не узнаете?
Что она говорит? Ведь он не волшебник, он простой смертный, как он может ее узнать?
— Вы пери! — пробормотал он.
Девушка весело рассмеялась и покачала головой.
— О нет, я Нозгуль! Вы забыли меня, неудивительно — три года назад бабушка увезла меня в Гиждуван, а когда война кончилась, мы вернулись. Я вас видела несколько раз, а вы в мою сторону и не смотрели... Такой гордый...
— Что вы? Просто я был ослеплен вашей красотой. А вы и впрямь местная?..
— Мой отец Наимбай, ака Аббас.
— Счастливец!
Иметь такую дочь... Пусть во всем ему будет удача! Нозгуль мягко улыбнулась, а юноша продолжал:
— Раз вы меня знаете, то не зашли бы сюда на минутку?
— Нет, милый братец, нельзя мне... Каждую минуту может неожиданно явиться отец, он так часто по ночам приходит... Если увидит — убьет.
— Ну, теперь я часто буду сюда приходить днем, может, тогда вы сможете зайти.
— Да, непременно приходите! Я...
Нозгуль не договорила, ее позвала мать. Спускаясь с крыши, она снова ласково улыбнулась Аббасу и опять сказала:
— До свидания, милый брат, будьте здоровы!
— Желаю вам того же!
В ту ночь они оба не могли уснуть, мечтая друг о друге. Аббас с этого дня стал частым гостем в доме тети и наконец признался матери, что влюблен в дочь Наимбая Нозгульхон.
— Слава богу,— радостно сказала мать,— дожила я до этого дня!
Тут же было принято решение высватать Нозгульхон, поскорее устроить свадьбу и привести в дом молодую красавицу. Тетя Аббаса одобрила это решение и, приготовив поднос с угощением, вместе с его матерью отправилась в дом Найма. Их там радушно приняла мать девушки. Она не раз видела Аббаса, он ей очень нравился, сказала лишь, что надо сообщить мужу, получить его разрешение. Его сейчас нет, он на службе у Асада Махсума, но иногда приезжает домой, нужно потерпеть.
Пришлось Аббасу примириться с этим, он понимал, что такое серьезное дело не может решиться без ведома главы семьи. Выхода нет, утешало лишь то, что мать Нозгуль дала согласие, на нее возлагал он все свои надежды и с нетерпением ждал появления Найма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50