Соловьев быстро записывал.
— А какая будет повестка дня? — спросил он.
— Проанализируем сущность бухарской революции, наметим ближайшие задачи. Так я думаю. Ведь эта революция не имеет себе равных в истории.
Первая революция на Востоке. Необходимо как следует разобраться в ее ходе и развитии, предотвратить трудности, искажения.
— Конечно, конечно! Эта революция еще и тем важна, что Бухара находится у врат Индии, Афганистана, Ирана и как бы проливает свет на весь Восток.
— Верно,— продолжал Куйбышев.— Жаль только, что не все из руководящих здесь товарищей это понимают. Нужно им помочь и советом и делом. А некоторые вообще заняты только собой, упиваются властью... Вот мы все это и обсудим. Запишите, пожалуйста, кого надо пригласить непременно.
Он назвал имена Файзуллы Ходжаева, Садриддина Айни и многих других известных людей.
— Пойду, пожалуй, в сад, немного отдохну,— сказал, оторвавшись от блокнота, Куйбышев,— он так хорош сейчас.
В этот ноябрьский день стояла ясная, солнечная погода. Лишь два-три облачка, легкие, как лебяжий пух, проплывали в небе. Изумительно красива была разноцветная листва деревьев; рядом с еще ярко-зеленой — золотая, оранжевая, красная... Каждый порыв ветра срывал и бросал на землю пеструю охапку листьев. Деревья до самого верха были обвиты вьюнками — красными, розовыми, темно-синими, фиолетовыми. Неугомонно жужжали пчелы.
Куйбышев особенно любил кусты базилика. Он тщательно ухаживал за ними, и они разрастались вверх и в стороны. Вот и сейчас он полил из лейки цветы, большим садовым ножом взрыхлил землю под кустиками, сгреб и сложил в кучу подальше от цветника палые листья.
Он думал о Бухаре... Знаменитый древний город! Сколько дал он миру великих талантов... Все богатство Бухары, вся ее красота теперь принадлежат народу. Вот где простор для творчества!.. Но нужны разумные, преданные люди, они нужны, как воздух и вода, как земля!..
Мысли его перенеслись в Ташкент, где находились жена с сынишкой. Хорошо бы им приехать сюда... Соскучился... И зной уже здесь прошел, фрукты в изобилии, и поспокойнее стало. А сынишка, наверное, вырос...
Его мысли прервал подошедший Соловьев.
— Валериан Владимирович, вас спрашивает Карим, пришел с какой-то женщиной...
— Карим? — обрадовался Куйбышев.— Выздоровел? Соловьев замялся:
— Да... вроде бы...
— Что, не совсем? Он с женой? — спросил Куйбышев, направляясь в дом.
В приемной сидели Карим и Фируза. Паранджу она сняла. Карим отдал честь по-военному, Фируза поклонилась.
— О, Карим-джан, как я рад! А с тобой кто?.. Фируза? Слышал о ней... Ну, пойдемте.
Фируза и Карим последовали за Куйбышевым в его просторный светлый кабинет. Туда же пришел и Соловьев.
— Ну, рассказывай,— обратился Куйбышев к Кариму.— Здоров?
— Спасибо...— Волнение сжало ему горло.— Меня отпустили по моей просьбе... Врачи поняли, пошли навстречу.
— Что же случилось? — удивился Куйбышев.
— Да вот,— кивнул Карим в сторону Фирузы.— Прошлой ночью люди Лсада Махсума арестовали ее мужа Асо и увезли в загородный Диль-кушо.
— Арестовали работника ЧК?!— воскликнул Соловьев.
- Мы пошли в ЧК,— сказала Фируза,— там никто нам не помог. М-да!..— протянул Куйбышев.— А потом...
Потом от Асада за мной в больницу явились... Тоже увезти хотели, но врачи не дали.
— Мало им было подстрелить его!..— запальчиво крикнула Фируза.
— Вот оно как, товарищ Соловьев,— многозначительно сказал Куйбышев.— Этот человек хочет захватить все в свои руки. Мне он сразу очень не понравился, но в ревкоме его поддержали.
— Однажды позвонил по телефону товарищ Ходжаев и высказался неодобрительно о поведении Асада Махсума: он, мол, вмешивается не в свои дела, арестовывает кого ему угодно,— сказал Соловьев.
Куйбышев глубоко задумался. Он знал историю Карима. Ему сообщили и о похищении Ойши. Его удивляло отношение к этому бухарского правительства, тот факт, что Махсум располагал войском. В чем тут дело? Возможно, кто-то его руками готовит переворот... Такая может завариться каша... Нужно предупредить!
— Асад Махсум, видимо, считает себя независимым,— заговорил он.— Но почему бухарское правительство это терпит, не принимает мер?
— Думаю, что одни боятся его, а другие охотно поддерживают,— сказал Соловьев, неплохо осведомленный о делах Бухары.
— Очевидно, так! Пожалуйста, позвоните Ходжаеву, спросите, найдется ли у него сегодня время для встречи со мной.
Есть важное дело.
— Сейчас.
Соловьев ушел, а Куйбышев обратился к Кариму:
— Где твоя невеста, что с ней?
Карим, вздохнув, опустил голову. За него ответила Фируза:
— Она в плену у Асада Махсума. Говорят, что он женился на ней. И с ее согласия.
Карим вскочил с криком:
— Нет, нет! Ойша дала мне слово, она не может изменить, выйти замуж за убийцу! Прошу вас, дайте мне ружье, патроны,— взмолился Карим,— я сам рассчитаюсь с Махсумом! Без Ойши мне все равно не жить!..
— Эх, парень, ты думаешь справиться с одним ружьем, в одиночку?! Чтобы покончить с Асадом Махсумом, нужно много людей и много ружей...
— А Ойша? Как же мне быть?..— простонал Карим. Его душил кашель, он умолк.
Фируза бросилась к нему, уложила на кушетку. Куйбышев поднес стакан с водой. Карим отпил немного, перестал кашлять, глубоко вздохнул. Он был очень бледен.
Соловьев тем временем привел врача. Пока врач осматривал больного, все вышли в соседнюю комнату.
— Пуля, наверно, задела легкое,— сказал Куйбышев,— отсюда этот кашель. К тому же он тяжело переживает похищение Ойши. Нужно с ним поменьше говорить об этом, поддерживать в нем бодрость духа...
— Бедняга, тает как свеча,— сказал Соловьев.— А такой был крепкий парень!..
Фируза, глотая слезы, опустила голову. Вошел врач и веско сказал:
— Больного надо немедленно отправить в госпиталь, иначе он погибнет!
444
— Сейчас же будет машина, сопровождающий,— сказал Куйбышев,- но я попрошу и вас поехать вместе с ним и сообщить, как его устроили.
- Да, да,— сказал врач и вернулся к больному.
Правительство Бухары не имело возможности сразу заняться строительством новых зданий.
Не было средств, материалов, людей... Нужно было удовлетворить более важные нужды жителей. И естественно, что государственные учреждения и общественные организации расположились в старых правительственных зданиях и в домах, конфискованных у баев и бывших вельмож. Центральный Исполнительный Комитет, например, разместился в Арке, в доме, ранее принадлежавшем кушбеги; Центральный Комитет Бухарской Коммунистической партии находился в квартале Хавзи Рашид в роскошном особняке одного бая; Совет нази-ров — в квартале Куй Мургкуш в здании богатея, торговавшего каракулем.
Все эти дома были построены незадолго до революции на полуевропейский лад из жженого кирпича, так называемого «солдатского». Эмир Алимхан понастроил для себя такие же дворцы и в Ситораи Мохи Хосса, и в Ширбадане, и в Дилькушо, и в Кагане и поддерживал баев, увлеченных этим новшеством. А баи словно соревновались между собой в великолепии и роскоши.
Здание Совета назиров находилось в малоприметном переулке, расположенном неподалеку от главной улицы, между воротами Кавола и площадью Сесу.
Хайдаркул, направляясь туда, проехал в фаэтоне мимо хауза Девон-беги, мимо площади перед медресе Кукельташ и Ячменного базара, выехал на главную улицу, ведущую к воротам Кавола, и вскоре очутился в переулке, где и сошел с фаэтона у здания Совета назиров.
У главы народного правительства Файзуллы Ходжаева шел в это время прием посетителей. В кабинет председателя, смущенно озираясь, вошли двое молодых людей. Их поразила пышная роскошь этой комнаты. Через три широких окна с цветными витражами вливались потоки света. Весь пол был устлан туркменским ковром работы кизылаякских мастериц. Стены и потолок расписаны кистью знаменитых мастеров-орнамен-талистов. На большом письменном столе красовалась хрустальная чернильница, золотились подсвечники. На одном углу стола высилась стопка книг, на другом — папки с делами. Перпендикулярно к этому столу, стоявшему в глубине, впритык к нему, через всю комнату тянулся другой, обитый зеленым сукном. По обе его стороны стояли тяжелые кожаные стулья.
Файзулла Ходжаев сидел за своим столом. Среднего роста, смуглый, красивый, с темными выразительными глазами, черными густыми волосами, зачесанными назад, он выглядел молодо. На нем был френч из серого сукна и такие же брюки галифе.
Приветливо встретил он вошедших юношей:
— Сюда, сюда, садитесь поближе. Вы от школы «Намуна»?
Прекрасно! Как учеба? Ребята охотно посещают занятия? Хватает ли вам книг, тетрадей? На что жалуетесь?
Начало беседы ободрило юношей. Один из них так расхрабрился, что даже сказал:
— Наша школа образцовая не только по названию... Мы хотим носить форму... Чтобы на улице нас различали.
— Что ж, мысль неплохая,— улыбнулся Ходжаев, каждой бы школе иметь свою форму... А как смотрит на это отдел народного образования?
— Обещают, но все откладывают, не сегодня завтра, говорят... Вот мы и боимся, что школа «Учунчи Туран» нас обгонит... или «Авлоди Шухадо»... Получат форму, а мы...
— Вот как? — сказал Ходжаев и призадумался. «Ребят воспитывают неправильно, уводят от главной задачи — хорошо учиться... Соревнуются, кто раньше получит форму! Нет еще опытных, разумных учителей! Да и кто они, эти учителя? Бывшие турецкие офицеры или полуграмотные люди, бежавшие из Туркестана. От них трудно ждать толку. Мы должны готовить новых...»
— Кто ваш директор?
— Шовкат-эфенди.
— Ну так вот — вам дадут красивую форму, но при одном условии...
Молодые люди внимательно слушали.
— Все школы будут соревноваться в учении. Та школа, где будет больше всего отличников, дисциплинированных, образцовых учеников, получит форму раньше всех и самую красивую. Согласны?
— Очень хорошо! — воскликнули оба разом. И вдруг один, замявшись, робко сказал:
— Но что скажет эфенди-директор...
— Будет создана комиссия при отделе образования. Она и оповестит директоров всех школ. А вы пока подтягивайте товарищей, чтобы хорошо учились...
Юноши попрощались и ушли, а Ходжаев записал что-то в свой блокнот. Потом в раздумье зашагал по кабинету.
«Да,— думал он,— совершить революцию, установить Советскую власть — это еще полдела. Главное — строить новую жизнь. Увы, не все это понимают, думают — эмира убрали, значит, все в порядке, и успокоились, а некоторые даже мешают... А сколько дел! Просвещение, законы, вода, земля, торговля... А тут еще борьба с врагами республики, при-тпившимися сторонниками эмира! Надо поговорить с Куйбышевым сегодня о всех этих делах. Пора положить конец разногласиям внутри руководства, групповщине...»
В кабинет, постучавшись, вошел высокий, худой человек средних лет, одетый в белый холщовый халат, а поверх его еще в другой — из каждуманской алачи. На голове его красовалась пестрая ковровая тюбетейка. Окладистая борода придавала ему солидный вид.
Почтительно пожал он двумя руками руку Ходжаева.
— Как здоровье, храни вас бог? Ходжаев пригласил его сесть.
— Слушаю вас.
— Имя мое Наби, я — ткач. Тку, что закажут,— и адрас, и бархат, и алачу... Да вот ваши люди работать не дают... не дают, да и только. Появилось новое учреждение — финансовое... каждый день оттуда являются, новый налог назначают... Мы и при эмире света божьего не видели, а теперь — свобода и — то же самое... Э, да что говорить, сами понимаете...
Ходжаев слушал внимательно и, подумав, ответил:
— Мастер Наби, и вы должны понять, что нет государства без налогов...
— Верно говорите, но надо по справедливости.
— А вас что, неправильно обложили?..
— Сам не знаю... Работаю я немного, мне лишь бы семью прокормить. Вот, я принес заявление...
Мастер подал Ходжаеву бумагу, и тот внимательно ее прочитал.
— Хорошо, дам записку в финансовый отдел. Вы ее отнесите, они ознакомятся с вашей работой и уменьшат налог. Но это не решает дела...
— Почему?
— Видите ли, даже если совсем снимут с вас налог, вы не сведете концы с концами, доходы не покроют расходов. Подорожали материалы — краски, шелк, хлопок... Да и не найти их. Пока вы работаете с тем, что запасли раньше, но надолго ли этого хватит вам?
Наби изумился:
—- Вы просто провидец, господин, словно в моем доме побывали! Но как же быть?
— А вот как: Советская власть намерена помогать кустарям и ремесленникам, но не отдельным лицам, а артелям.
— А что это — артель?
— Это вроде большой семьи, содружества... Пусть несколько ткачей или красильщиков объединятся, делают сообща свою работу, правительство будет помогать в получении материалов, скупать вашу продукцию или лавки для вас откроет... Так и вы сможете спокойно работать, и народ получит необходимые ему вещи. Согласны?
Мастер Наби, улыбаясь, степенно ответил:
— Если все так и будет, то артель — это хорошо. Мне нравится, но как другие посмотрят?
— Думаю, что и другие согласятся. Найдите сами несколько человек и растолкуйте им...
— Мне? Найти?
— Да, вам! Вы поняли, в чем суть, вот вы им и разъясните... Если добьетесь согласия, организуем артель. Выберете председателя, получите товар, и работа закипит. Вам дадут и новое светлое помещение, там установите ткацкие станки... И работать будете не до седьмого пота, а в определенные часы.
Наби впитывал каждое слово.
Да, это дело! Поговорю с ткачами... А сейчас отправлюсь-ка я н финансовый отдел.
Непременно сходите, там все сделают!
— Дай вам бог здоровья...
Как только Наби вышел, появился секретарь, доложивший о приходе Хайдаркула.
— Зовите! И больше никого сюда не впускайте.
— Хорошо.
Ходжаев хорошо разбирался в людях и сразу поверил Хайдаркулу. Он видел в нем человека, всем своим существом служащего делу народа, отдающего ему все свои силы и немалый жизненный опыт. Он находил в нем единомышленника по важнейшим вопросам. Поэтому часто советовался с ним. В последнее время Ходжаева очень беспокоило самоуправство Асада Махсума, сейчас этот человек перешел все границы. Вопрос о нем не сегодня завтра будет стоять в ЦК, примут, конечно, меры для его обуздания, но нужно к этому подготовиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50