..
Командир понял, что от этих людей толку не добьешься. Он записал имена тех, с кем говорил, и приказал, чтобы они не отлучались никуда, пока не приедет специальная комиссия и не расследует дело.
В городе Карима отвезли в больницу. Асо, отпросившись у командира, пошел к Хайдаркулу и рассказал ему все, что знал о случившемся.
— А куда же делась арба с Ойшой и ее матерью? — спросил обеспокоенный Хайдаркул.
— Не знаем,— сказал Асо.— Я думаю, что сведения об этом вам может сообщить Асад Махсум.
Сперва надо навестить Карима, - сказал Хайдаркул.
Ласковое солнце, которое освещало своими лучами в то утро путь Карима, а потом стало свидетелем непонятного происшествия, к вечеру закрылось облаками и печально возвращалось в свою ночную келью. Резкий ветер бросал в лицо людям пыль с неметеных улиц. Какая-то тяжелая темная пелена обволокла Хайдаркула. Больница у ворот Шейха Джалола, превращенная теперь в военный госпиталь, тоже наводила печаль.
Они вошли к начальнику госпиталя и попросили разрешения навестить Карима. Начальник сказал, что после тяжелой операции раненого тревожить нельзя. Но Хайдаркул объяснил, кто он такой, и его вынуждены были пропустить.
Карим не спал. Лицо его порозовело, и глаза смотрели живо.
- Лежи спокойно,— сказал Хайдаркул, увидев, что тот шевельнулся.-- Не двигайся! Доктор разрешил нам войти с условием, что мы не станем тебя беспокоить. Ты поправишься... Рана оказалась неопасной. Ты просто ослабел от потери крови. Доктор говорит, что за десять — пятнадцать дней ты встанешь. Не волнуйся. По словам Асо, басмачей разогнали люди Асада Махсума.
- Ойша?— спросил слабым голосом Карим.
Ойша жива и здорова,— сказал Хайдаркул, хотя и не знал ничего Ойша в Гиждуване ждет тебя...
Карим взглянул недоверчиво и покачал головой.
Я сейчас пойду к Асаду Махсуму,— сказал, вставая, Хайдаркул, — узнаю все подробно и потом навещу тебя... Пока не волнуйся! Я...
-- Нет, сказал Карим, беспокойно оглядываясь. Нет, не ходите к нему... Асад Махсум сам... стрелял... в меня... Сам! Все это его работа... Асада!
Карим умолк, закрыл глаза.
Хайдаркул вновь опустился на стул и смотрел на Карима.
— Что говоришь, Карим?-- сказал Асо Неужели сам Асад? Карим кивнул.
«Арбакеш подозревал не зря!» — подумал Хайдаркул и спросил Карима:
А басмачи? Ты видел их?
Басмачей не было - сказал Карим и, передохнув, добавил:— Все люди Асада!
В это время к больному вошел врач и попросил гостей покинуть больного.
Хайдаркул, позабыв про усталость и голод, направился прямо в ЧК. Асо распрощался с ним на углу и пошел домой, после трехдневной разлуки он соскучился уже по своей Фирузе.
Кланяйся от меня Фирузе! сказал Хайдаркул.-- Если понадобишься, я пошлю за тобой.
— Хорошо.
Будьте здоровы!
По дороге в ЧК Хайдаркул никак не мог собраться с мыслями. То, что произошло, касалось не только его самого, его сестры и племянницы,— это имело отношение к новой власти, к Советскому государству. Неужели Асад Махсум вместо того, чтобы заботиться о безопасности граждан, сам начал разбойничать и употреблять для своих грязных целей оружие Советской власти и свое положение советского руководителя? Если вовремя не удержать его, потом будет поздно.
«То, чего я боялся, свалилось мне на голову!»— сказал про себя Хайдаркул и вошел в ЧК.
Председателем ЧК в то время был Ходжа Хасанбек Ибрагимов; он и раньше был знаком с Хайдаркулом. Хайдаркул прошел прямо в кабинет председателя. Кабинет Ходжи Хасанбека был невелик, но очень внушителен. Войти в него можно было только через две смежные комнаты, где люди из ЧК внимательно оглядывали входившего, даже если он был известным человеком; если же это был неизвестный, то его обязательно опрашивали и обыскивали. Оба окна кабинета выходили во двор, были закрыты толстыми занавесями и забраны железными решетками. В глубине кабинета была еще дверь — второй выход в коридор. Кабинет был убран коврами, знаменами, уставлен книжными шкафами, посредине стоял стол и много стульев. На стене над головой председателя висел портрет Ленина. Когда Хайдаркул вошел в кабинет, Ходжа Хасанбек разговаривал по телефону. Он кивнул Хайдаркулу, протянул руку и поздоровался, не прерывая разговора. Хасанбек был высокого роста, сухощавый. Давно не бритая голова его покрылась щетиной седых волос, борода тоже была с проседью. Ему очень шла гимнастерка голубого сукна. Усталый и взволнованный, Хайдаркул сел в кресло около стола председателя и слушал его разговор.
— Нет, нет!— говорил в трубку председатель ЧК-— Я не могу освободить этого бекского сынка, нет! Не могу, даже если бы он был своим... Нет, не сейчас. Мы расследуем все, разберемся, потом посмотрим... Да, через месяц или через два... Нет, революционный закон не позволяет. Никак нельзя. Ваш старший брат сам убьет меня... Нет, нельзя... Вот так! Что? Сегодня вечером? Не могу, дело есть. Найдите кого-нибудь другого... При чем тут зазнайство? Мы прах под ногами народа! Да! Вот ко мне пришел Хайдаркул, видимо, с каким-то важным делом... Да, конечно! Руководство партии!.. Без сомнения.
Мы подчинимся... Ну пока!
— Кто это?— спросил Хайдаркул, указывая на телефон.
— Ибодхан!— сказал Хасанбек.— Его дружок, сын каршинского бека, напился и пытался обесчестить сына одного водоноса. Ты сам знаешь, сейчас профсоюз водоносов — самая сильная организация в городе. Они говорят: «Мы пролетарии Бухары»,— и колют орехи у нас на голове. Если я сейчас начну по-приятельски освобождать бекских сыновей, может получиться скандал... Не так ли? Пусть Ибодхан обидится, ничего, а его приятель пусть немного отдохнет в подвале...
— Неужели Файзулла Ходжаев не может заставить своего брата вести себя достойно?— сказал Хайдаркул.— Ведь это ложится пятном на имя большого человека.
— Ишан-джан,— так почтительно называл Хасанбек Файзуллу Ходжаева,— очень занят; возможно, он и не знает, что делает Ибодхан... Ладно! Ибодхан молод, избалован, он еще наберется ума-разума и остепенится... Я сам с ним поговорю.
— Пес с ним,— сказал, вздохнув, Хайдаркул. Вы слышали о происшествии около моста Мехтар Косыма?
— Слышал. Басмачи напали на арбу вашего родственника...
— К сожалению, не басмачи!— прервал его Хайдаркул.— Я это подозревал, а теперь мои подозрения подтвердил Карим, жених моей племянницы... Он был на той арбе. Это Асад Махсум подстроил все, сам подстрелил Карима, а девушку с матерью увез неизвестно куда...
— В самом деле, Махсума нет на месте — в загородном саду Диль-кушо,— сказал удивленно Ходжа Хасанбек.— Неужели это проделка самого Асада? Что, ему не хватает жен в Бухаре?
— Увидел девушку и сразу распустил слюни, назвал ее пери... Такой уж человек — не умеет сдерживать свои поганые страсти, хочет любыми средствами достичь цели.
— Но почему бы ему не обделать это дело в открытую, мирным путем, без кровопролития? Я думаю, что вы не отказались бы от такого зятя?
— Я ведь вам сказал, что Ойша помолвлена с Каримом, и они ехали в Гиждуван справить свадьбу.
— Да, да, верно, верно...— сказал Хасанбек.— А как сейчас состояние Карима?
— Карим в больнице... в плохом состоянии. Врачи обещают вылечить, но бог знает что будет. Ойша с матерью исчезли, никто не знает, где они. Нужно их найти. Вот за этим я и пришел к вам.
Ходжа Хасанбек протянул руку к звонку на столе и дважды позвонил.
Вошел его секретарь.
— Что прикажете?— сказал он.
— Быстро по телефону разыщите Асада Махсума, у меня к нему дело.
— Слушаюсь!
Человек вышел из кабинета. Хасанбек закурил папиросу и задумался.
— Асада Махсума не следовало назначать на эту должность! — сказал Хайдаркул, как бы продолжая свою мысль.
— Ишан-джан тоже так думает,— сказал председатель ЧК.— Это ошибка. Ничего хорошего нельзя ждать от этого человека. Но у него много сторонников в ревкоме. Даже в Центральном Комитсме партии и у вас в аппарате есть люди, которые поддерживают его.. Идет разговор о том, чтобы ввести его в руководящий состав...
— За какие заслуги?
— Не знаю. Оказывается, он храбр, бесстрашен, огонь-революционер. А этот революционер такое сейчас вытворяет! Его должность — комиссар округа, а он вмешивается и в дела города, арестовывает людей, кое-кому неугодных... Как-то в Гала Ошё разграбили кооперативный магазин... Свидетели говорят, что там были люди Асада. К нему на службу идут воры, разбойники, всякая нечисть...
— А вы что ж смотрите? На основании всех этих сведений вы можете его обезоружить и арестовать.
Ходжа Хасанбек улыбнулся и сказал:
— Мне это не под силу. Да, да, я правду говорю, мне это не по силам!
С какими людьми я сделаю это? Сколько у ЧК людей? И четверти того, что есть у Асада Махсума, не наберется. А если мы бросим на него наши войска, красноармейцев, у нас не будет сил на все другое. Где у меня войска, где оружие? Нет их у меня! А с другой стороны — он ведь лицо официальное, можно сказать, государственное лицо, глава организации... Его без разрешения ревкома и ЦК я не имею права взять. Вошел секретарь.
— Я не нашел Асада Махсума, на месте его нет. Его заместитель Исмат-джан говорит, что он с Окиловым уехал в Шофиркамский тумен — в погоню за басмачами.
— Значит, басмачи поехали в Шофиркам?
— Не знаю.
— Из Шофиркама есть какие-нибудь известия?
— Нет, ничего не поступало.
— Хорошо. Скажите, как только Махсум приедет, пусть немедленно мне позвонит. Урунбаю скажите, чтобы взял трех-четырех людей и под каким-нибудь предлогом, будто мимо ехал, пусть заедет в загородный сад Дилькушо и проверит, там Махсум или нет. Пусть разузнает, не привозили ли туда двух женщин.
— Слушаюсь.— Секретарь вышел.
— А что, если я сам поеду и узнаю все?— спросил Хайдаркул.
— Ни под каким видом!— решительно сказал председатель ЧК.— У этого подлеца плохой характер, он не рассуждает...
Лучше нам поступить обдуманно.
— Как же?
— Этой ночью я хорошенько все выясню, а завтра вместе пойдем в ревком и в Совет назиров, поставим вопрос и будем действовать по их решению.
— Хорошо,— сказал Хайдаркул и, распрощавшись, вышел. Совсем стемнело. Холодный ветер, как плетью, сгонял над землей
дождевые облака. На улицах зажгли фонари. Хайдаркул решил идти домой. На улицах было мало прохожих. Ничто вокруг не привлекло его внимания, да он так погрузился в размышления, что и не заметил бы ничего.
В лице Асада Махсума он видел большую опасность для революции. «Победа досталась нелегко, и нельзя допустить, чтобы ею воспользовался какой-то своевольный разбойник! Ходжа Хасанбек в известной мере прав — у нас нет военной силы. Революцию нужно защищать от врагов оружием. Надо мобилизовать местное население, члены партии должны показать пример. Советская Россия, конечно, поможет нам — даст оружие. Враги революции многочисленны. Подобно Асаду, они думают, что революция совершилась для них, для того, чтобы они пришли к власти и смогли жить в свое удовольствие. Они не думают ни о народе, ни о стране, ни о том, как улучшить жизнь для людей. Свобода женщин им нужна лишь для того, чтобы они сбросили паранджу и можно было бы их выбирать по сердцу для своего гарема. Судьи должны выносить приговоры их личным врагам и противникам, милиция, и ЧК, и Окружная комиссия должны охранять их интересы, их самих и их семьи... Тьфу!»
...Прошли уже недели и месяцы после победы революции в Бухаре, а у него до сих пор нет приличного жилья, нет дома. Хорошо, что сохранилась каморка старухи Дилором — туда он перенес свои пожитки и припасы. Он один, ему и этой каморки достаточно... А если бы живы были жена и дочь, что бы они сказали?! Разве не сказали бы они, что, вынеся столько лишений, испытав такие муки, дожив наконец до победы, он мог бы добиться хоть какого-нибудь улучшения своей жизни? Но для этого ему пришлось бы обратиться к большим людям, говорить о себе, просить для себя... Нет, пока ему хватит и того, что есть. Правда, когда Ойша с матерью только один день погостили у него, трудновато было всем устроиться... А где они сейчас?
Что могло с ними случиться?..
Подумав о них, Хайдаркул остановился и огляделся. Он еще не дошел до квартала Гозиен, через который обычно ходил к себе домой. Он быстро направился к месту своей работы.
Сторож удивился, увидев его в столь поздний час; открыл дверь кабинета, спросил, не заварить ли чаю. Хайдаркул поблагодарил, отказался от чая и сел за свой стол. Он был рассеян, не знал что делать. Протянув руку, хотел взять телефонную трубку, но не взял — задумался.
Кому позвонить? В Секретариат ЦК? Кому? Что они могут сделать? Асад Махсум — отъявленный негодяй, головорез, вооружен с ног до головы, у него в подчинении полтысячи войска. Против этой черной силы нужно двинуть могучее оружие... или же... умным тонким приемом вырвать у него из рук обманутый им отряд и направить против него самого... Но как это сделать?!
Так он сидел, раздумывая, когда дверь открылась и вошел Сайд Пах-лаван. Он очень изменился с виду: теперь вместо халата на нем была военная форма, на голове барашковая шапка, на ногах сапоги. Он подстриг свою густую бороду и выглядел помолодевшим.
— Салом! — сказал он.— Ты сказал, чтобы я приходил без разрешения, вот я и пришел.
Сайд Пахлаван уже почти неделю жил в лагере Асада Махсума, служил помощником Найма Перца. Сам Асад вспомнил встречу с ним, а Наим поручился за него; Асад Махсум оказал ему доверие — поручил хозяйственные дела отряда. Сайд Пахлаван энергично приступил к работе; с разрешения Махсума съездил в кишлак, перевез жену и ребят в Бухару и засел в Дилькушо, налаживая хозяйство отряда. Одновременно он следил за тем, куда ездил и что делал Асад Махсум.
— Входи, входи, Сайд Пахлаван! — сказал, увидев его, Хайдаркул.— Ты пришел вовремя! В самый нужный момент!
— Я давно уже пришел, не застал тебя и пошел навестить семью. Ну как ты жив-здоров?
— Спасибо, здоров. А как ты?
— Хорошо,— сказал Сайд и немного помолчал.— Жаль только, что не могу тебя порадовать хорошими вестями...
— Знаю,— сказал Хайдаркул.— Говори же, не раздумывай!
Сайд Пахлаван тихонько поднялся и на цыпочках подошел к двери, быстро распахнул ее, выглянул в коридор, потом, успокоенный, вернулся, сел и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50