Лицо Аватара чуть заметно смягчилось. Мужчина поднял голову, по знаку Барродаха, шатаясь, поднялся на ноги и встал справа от трона. Одежда его сделалась красной от крови тех, кто был прежде него; поворачиваясь, чтобы вызвать следующего по очереди, бори услышал, как того рвет у него за спиной.
Первая капитуляция, казалось, сняла заклятие, и один за другим — впрочем, с достаточным количеством исключений из общего числа, чтобы гора трупов рядом с Панархом и лужа крови у подножия трона заметно увеличились, — оставшиеся Дулу принесли присягу новому правителю. Ни один из них не осмелился встретиться глазами с прежним господином. Замыкали цепочку Дулу постарше, некоторые — в мундирах. Когда первый из них оказался у трона, Эсабиан поднял руку.
— Довольно. Эти разделят участь своего господина.
Один из палачей рывком поднял Панарха на ноги и грубо поставил лицом к лицу с Эсабианом. Как и прежде, седовласый правитель стоял неподвижно, пристально глядя на своего неприятеля и, похоже, не замечая запекшуюся у него на волосах, на лице и одежде кровь. Слева от трона еще дергались тела последних из тех, кто предпочел верность Панарху; в воздухе стоял густой запах смерти.
— Ну что, Геласаар, — произнес наконец Эсабиан. — Похоже, большинство твоих Дулу избрали жизнь, а не смерть.
— Точнее будет сказать, некоторые избрали верность; те же, что остались, будут еще много раз умирать по ночам, вспоминая этот день. — Панарх обвел взглядом оставшихся в живых. — Однако я не судья им. Единственным оставшимся долгом будет для них теперь суд над самими собой, и они будут вершить его со всей строгостью.
Эсабиан раздраженно поджал губы.
— Не в твоей власти больше судить кого-либо, Геласаар. Отныне и до конца твоих дней ты будешь лишь жертвой обстоятельств, а не вершителем судеб.
Прежде чем ответить, Панарх смерил его испытующим взглядом.
— Ты ведь мало разбираешься в искусстве править, должарианец, если думаешь, что правитель триллионов подданных является чем-то иным, кроме как жертвой обстоятельств. — До Барродаха вдруг дошло, что Панарх пропустил мимо ушей умышленно грубое обращение к нему Эсабиана и разговаривает с ним на равных — как монарх с монархом. — Все, что он может делать, — это выбирать один путь из нескольких возможных... и еще молиться.
Эсабиан холодно усмехнулся.
— Похоже, ни твои молитвы, ни твой выбор не помогли тебе. — Он покосился на учиненный тарканцами разгром. — Да и оставшиеся тебе верными подданные — тоже.
Геласаар приподнял бровь, и в глазах его мелькнула ирония.
— Действительно, мне кажется, я сильно переоценивал твои умственные способности.
Барродах крепче сжал пульт управления ошейником и поднял его, но замер, повинуясь знаку Эсабиана.
— Ты хоть немного представляешь себе трудности, ожидающие того, кто правит более чем тысячей обитаемых планет и несчетным множеством орбитальных поселений? — продолжал Панарх. — До некоторых из них так далеко, что мои указы доходят туда только через несколько недель, и столько же времени уходит на то, чтобы их ответ вернулся ко мне. Как по-твоему, почему основополагающий закон моего права называется Пактом Анархии? Даже опираясь на всю мощь военного флота, все, что я могу, — это не допускать войн между планетами и обеспечивать свободу торговли и перемещений.
Панарх помолчал, обводя взглядом зал.
— Я могу понять твой успех здесь и, возможно, на Лао Цзы — сочетание успешной диверсии и жадности глупцов, но чего еще ты надеешься добиться, имея в распоряжении только «Кулак Должара» и шайку оборванных рифтеров? Что ты будешь делать, когда появится мой Флот?
Голос Панарха звучал легко, но убежденно, и на мгновение Барродах почти поверил в то, что Эсабиан упустил какую-то важную деталь своего плана. И тут Властелин-Мститель издевательски улыбнулся.
— Твоя забота о моих сложностях, право же, трогательна, Аркад, но вот твое представление о моих возможностях ошибочно. Всего пару часов назад одна из шаек оборванцев-рифтеров, как ты их назвал, добилась капитуляции Шарванна — того хватило лишь на полдня сопротивления. Твой линкор «Корион» продержался в том же бою не больше пяти минут, а ведь это только одна из моих побед.
— Шарванн лежит в пяти днях отсюда, — возразил Панарх, чуть возвысив голос. — Ты никак не мог узнать этого, даже если бы это было и правдой — таких средств просто нет. И мне неизвестно такое оружие, что смогло бы справиться со щитами линкора за несколько минут, а планеты — за несколько часов.
— Тебе — может быть, а вот Уру — известно, — улыбнулся своему врагу Эсабиан. Холодная ярость исчезла, теперь он наслаждался разговором.
В первый раз с начала церемонии чувства Панарха проступили на его лице; на мгновение Барродах увидел в его глазах тень сомнения.
Судя по всему, Эсабиан тоже заметил это, поскольку повернулся к Барродаху.
— Тел урдюг палиахаи, эм ни арбен этиссен! — объявил он.
Барродах низко поклонился, приняв переход на должарианский язык как официальное объявление о начале завершающего действия палиаха. Расплескивая ногами кровь, он обошел вокруг трона и произнес, наконец, слова, которые столько раз репетировал в одиночестве своих покоев:
— Ну что, Аркад, хочешь узнать свою дальнейшую судьбу?
— Здесь нет места любопытству, — отвечал Панарх, но не Барродаху; взгляд его лишь скользнул, не задерживаясь, по бори, и вновь вернулся к Эсабиану.
Барродах замолчал в замешательстве: такая реакция отравила то наслаждение, которого он ожидал от этой минуты. Все же он сделал два шага за трон и достал из-за него два небольших полупрозрачных контейнера, только что положенных туда тарканцами. Торжественно ступая по луже крови, он вынес их вперед и поставил у подножия трона.
«Все-таки он глупец, — злорадно подумал Барродах. — Он совсем не знает своего врага. Мой господин никогда не совершит такой ошибки».
Барродах наслаждался моментом, глядя, как спокойное безразличие в глазах Панарха сменяется легким удивлением. Долго, очень долго ждал Барродах этой минуты.
Панарх заговорил, глядя на Эсабиана; слова его отдавались от сводов зала негромким эхом:
— Я не сомневаюсь, большую часть прошедших двадцати лет ты провел, выдумывая что-нибудь особо кровавое, и мне кажется, что ничего — разве что эти своды сейчас обрушатся на тебя — не удержит тебя от того, чтобы объявить мне это.
Эсабиан, забавляясь, опустил подбородок на руки, и Барродах отступил на шаг, чтобы лучше видеть выражение его лица.
— Кровавое? — переспросил Эсабиан. — Что ж, пожалуй, хотя и не такое, конечно, как жертвоприношение Долу, совершенное здесь сегодня. — Он махнул рукой в сторону горы окровавленных тел. — И свершится это не моими руками. Мне нет нужды марать их, убивая тебя, — узники Геенны сами сделают это за меня.
Барродах не удержался от злорадного фырканья. По рядам оставшихся в живых Дулу слева от трона прошло движение.
Взгляд Эсабиана на короткое, жуткое мгновение остановился на бори. Изгиб рта и легкое движение брови пояснили Барродаху: Аватар ждет объяснений.
— Прошу прощения, Господин. Я просто представил себе, каким праздником для изгнанников Геенны будет его прибытие.
— Верно. Именно мысль о справедливости, что восторжествует при этом, и подсказала мне это решение. — Эсабиан снова повернулся к Панарху. — Увы, ту часть моего палиаха, которая касается твоих сыновей, не удалось завершить столь же изящно. Мой народ не одобряет неопределенности в свершении мести.
Последние слова Эсабиана прозвучали для Барродаха приказом — он нагнулся и постучал по верху обоих контейнеров. Их лицевая поверхность сделалась прозрачной, открыв взглядам присутствующих две аккуратно отрезанные мужские головы. Открытые глаза их незряче уставились куда-то в бесконечность; багровый отсвет от лужи крови у ног Эсабиана окрашивал их щеки подобием здорового румянца.
— К сожалению, избыточное рвение одного из моих подчиненных обрекло твоего младшего сына на совсем иную смерть, загнав его в атмосферу газового гиганта, так что комплект неполон, — продолжал Эсабиан, внимательно глядя на своего врага. Скорбь и гнев мелькнули на лице Панарха и тут же исчезли. Выражение лица Эсабиана не изменилось, но глаза расширились и Барродах расплылся в улыбке при виде своего господина, наслаждающегося горем своего врага.
Панарх молчал. Эсабиан снова улыбнулся,
— Уж не изменил ли тебе твой хваленый ум, что ты молчишь?
— Ум, должарианец, зиждется на жизненном опыте. — Геласаар обвел зал взглядом, словно прощаясь со знакомым окружением, и холодно усмехнулся. — И то, и другое грех тратить на глупца.
Барродах прямо-таки сжался от страха. Никогда еще ему не доводилось слышать, чтобы кто-то обращался к Эсабиану так вольно; те, кто пытался, умерли, кто-то быстро, кто-то в страшных, долгих муках — в зависимости от настроения Аватара. Впрочем, настроение это угадать сейчас было совершенно невозможно: вот перед ними враг, который двадцать лет назад победил Эсабиана, который лишился теперь всего, кроме жизни, и он разговаривает со своим победителем так же свободно, как если бы они просто беседовали на палубе какого-то корабля в глубоком космосе, где титулы и звания не имеют ровно никакого веса. Барродах отчаялся даже представить себе, чем это может кончиться, и это страшило его больше, чем холодный гнев Эсабиана.
Эсабиан же выпрямился на троне, оскалив зубы в странной, натянутой улыбке.
— Ты назвал глупцом меня?
Барродах содрогнулся: он шкурой ощущал таящийся где-то почти на поверхности гнев — словно шторм, готовый обрушиться на Хрот Д'оччу.
— Ты, который потерял империю, флот, наследников? Ты, которому так и не удалось проникнуть в тайны Ура?
Барродах снова поднял пульт управления нейроспазматическим ошейником, и снова Эсабиан жестом остановил его. Барродах отступил в тень, отчаянно жалея, что не может стать невидимым.
— Я сумел, — сказал Эсабиан и указал пальцем на устройство, которое сжимал в руках Барродах. — И я управляю урианскими энергиями так же легко, как эта штука управляет тобой.
Геласаар улыбнулся — словно шутке, которую Эсабиану не дано оценить.
— И где он сейчас, этот Ур, а, Джеррод Эсабиан Должарский? Сгинул десять миллионов лет назад, если не больше, а слепая судьба отдала их оружие в руки идиоту. Ты получил в распоряжение империю, которой не сможешь править, и трон, который не сможешь сохранить.
Глаза Эсабиана раздраженно сузились, и Барродах понял, что разговор этот пора кончать, пока не вышло еще хуже. Решительным движением нажал он на кнопку пульта. Ошейник на шее у Панарха вспыхнул пульсирующим светом, и Барродах услышал исходящее от него негромкое гудение. Лицо Геласаара исказилось. Он изо всех сил пытался сделать вдох, чтобы говорить. С минуту в зале не было слышно ничего, кроме хриплого, сдавленного дыхания.
Внезапно он дернулся, запрокинув голову, и в глазах его вспыхнул роковой огонь. Голос его сделался отрешенным, и Барродах вдруг понял, что Панарх относится к тем немногим, у которых нейроошейник вызывает приступ эпилепсии, иногда с галлюцинациями.
— Слушай меня, должарианец, — прохрипел он, глядя сквозь своего неприятеля куда-то вдаль. — Я вижу теперь твою судьбу. Этот трон будет твоим — на время, потом другой, древнее этого, но потом — ничего.
Барродах изо всех сил вцепился в пульт, пытаясь заставить этого человека замолчать. Пульсирующие вспышки участились, но Панарх продолжал, словно не замечая этого, как будто его питала неведомая сила корней Мандалы.
— ...и в конце концов все время будет твоим, но и его тебе не хватит... — Свистящий шепот все не прерывался; голубые глаза горели неестественным светом.
— Все вон отсюда! — рявкнул Барродах оцепеневшим от ужаса зрителям. — Живо! — Тарканцы оттеснили толпу Дулу от трона. Барродах продолжал жать на кнопку ошейника. Эсабиан все не шевелился и не трогал своего врага, вся шея которого превратилась в сплошную язву от ультразвукового воздействия ошейника.
— Недолгое правление, должарианец... и конец его — мучительный до невероятности... — выдавил из себя Панарх, и гулкое эхо Тронного Зала вдруг усилило его задыхающийся шепот. Барродах из последних сил давил на кнопку, ощущая растущий гнев своего господина.
Сведенное судорогой тело Панарха вдруг расслабилось, и он в упор посмотрел на Эсабиана. Взгляд голубых глаз, только что светившихся волевой решимостью, сделался мягким и загадочным.
— Мне жаль тебя, — произнес он.
Барродах рванулся вперед, чтобы ударить его, надеясь направить гнев Эсабиана на эту очевидную мишень прежде, чем он обрушится на всех остальных окружающих.
— Нет, — остановил его Аватар. — Не трогай его.
Барродах остановился и попятился, кланяясь; потом в страхе повернулся и бросился бегом из зала. У тяжелых створок Врат Феникса он задержался при виде поджидавших тарканцев.
— Входите, но не раньше, чем он прикажет! — распорядился он и только тут набрался смелости оглянуться.
Эсабиан стоял неподвижно — черная фигура на красном полу, уменьшенная до карликовых размеров чудовищным пространством зала. Голову лежавшего у его ног человека окружал пульсирующий нимб, но ног Эсабиана свет от него не касался.
18
Все еще продолжая изучать странные физические свойства Сердца Хроноса, Вийя вошла в небольшой отросток пещеры глубоко в теле луны. Единственный обитатель помещения, высокий мужчина лет сорока пяти, при её появлении оторвался от экрана.
— Ну как, узнала что-нибудь? — спросил он с улыбкой, от которой взгляд его карих глаз казался обиженным, как у побитой собаки.
— Достаточно, — ответила она, прикидывая, как много может доверить ему. Нортон был из тех, кто вырос рифтером — он унаследовал корабль от своего отца. На грудном кармане его черного скафандра красовалось вышитое золотое солнце, точно такое же, как на борту «Солнечного Огня». Честный и прямолинейный, он плохо разбирался в политике Панархии; впрочем, это его не особенно заботило.
— Долго еще ремонтировать «Огонь»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58