Дис ему — на один зуб, раз плюнуть.
— Перехватила что-нибудь из шифровок Братства?
— Только несколько приказов. Там у них еще есть «Эстил». Нет, уже был. Ихнюю гопу поджарили. И еще «Коготь Дьявола».
Вийя чуть усмехнулась.
— Таллис Й'Мармор — в союзе с Хримом Беспощадным?
Маленькая блондинка фыркнула.
— Ну, я перехватила только один приказ Таллису, и ты была права — всего одно упоминание, но и его достаточно.
— Должар, — пробормотала Вийя, и от того, как она произнесла это слово, от её странного акцента, оно показалось еще более зловещим.
Осри снова поерзал на своих подушках, нахмурился, и глаза маленькой рифтерши блеснули словно у грызуна. Потом она расплылась в ухмылке и повернулась к мужчинам.
— Ну вы и задали Таллису работенки! Последний раз, когда я видела его, он все еще пытался уйти с орбиты Колдуна!
— Марим, — объявила Вийя не без иронии, — позволь представить тебе инструктора Осри из Академии панархистов и Крисарха Брендона нур-Аркада.
Осри — и он знал, что это отражается на его лице, — был глубоко уязвлен отклонениями от положенной церемонии представления, но Брендон только улыбнулся Марим.
— Просто «Брендон» сойдет, — галантно заявил он. Марим улыбнулась и подошла ближе, по-птичьи склонив голову набок от любопытства.
— Аркад? Никак нынче урожайный день на необычных гостей. Сначала этот говнюк Хрим, теперь вот Его Королевское Как-Там-Его. — Она повернулась к Осри: — А вы, значит, пилот?
Он кивнул, не доверяя своему голосу. Сделанное мимоходом этой соплей косвенное признание какой-то взаимной договоренности между Архоном Шарванна и этим сбродом сильно поколебало его веру в жизненные устои Тысячи Солнц.
— Ну а вы, — продолжала она, снова поворачиваясь к Брендону с явственно написанным у нее на лице недоверием, — вы точно зарываете талант в землю, просиживая штаны у себя на троне, или что там у вас положено делать богатым штучкам. Я видела, как вы ушли от этого козла вонючего, Таллиса, сквозь атмосферу Колдуна. Я думала, вам точно хана — кто это выучил вас так летать?
— Маркхем, — ответил Брендон, и улыбка медленно сползла с лица Марим. Она покосилась на Вийю — та продолжала разглядывать Сердце Хроноса так, словно не слышала.
— Лучший пилот из всех, кого я знаю. — Марим передернула худыми плечами, потом повернулась и снова отдернула занавеску. — Пойду перехвачу чего-нибудь. Жрать хочется — страсть, — объявила она и исчезла.
— И куда вы собирались идти, прежде чем у вас отказали скачковые системы? — подняла на них взгляд Вийя.
— Артелион, — коротко бросил Брендон. Осри заметил, как его указательный палец непроизвольно провел по костяшкам другой руки. Движение это не укрылось и от Вийи; взгляд её скользнул по его рукам и остановился на безмятежно улыбающемся лице.
— Автопилот вашего корабля оказался разбит, так что считать заложенную в него информацию невозможно. Это я тоже успела проверить.
Осри сразу заметил, что его облегчение не укрылось от нее — глаза её иронически сузились. Он стиснул зубы, твердо решив не говорить больше ни слова, хотя и не был уверен, что это поможет.
— Значит, вы прилетели сюда просить помощи у Маркхема? — продолжала она. — И какой именно?
Брендон опустил бокал. Если он и думал о чем-то, на лице его это никак не отражалось. Некоторое время он молчал.
— Маркхем посадил бы меня на корабль и отправил бы туда, куда мне нужно.
— Это правда, — с удивительной прямотой согласилась женщина, и вдруг в уголках глаз её заиграла улыбка. — И насколько я понимаю, ваше упоминание об узах нерушимой дружбы имеет целью добиться подобного же ответа от меня, верно?
— Ну, или этого, или угрозы продать нас тому, кто заплатит больше, — отозвался Брендон не менее весело. — С учетом нашего статуса.
— Любой враг Хрима Беспощадного — мой потенциальный союзник, — резко заявила Вийя. — Скажите мне, что вам нужно, и я решу, что можно сделать.
— Перелет на Артелион, — мгновенно отозвался Брендон. — Не знаю, мог ли тот курьер действительно улететь с Шарванна, а если и мог, вряд ли он направлялся на Артелион. Мы должны сообщить о том, что видели... и доставить это, — он кивнул на серебряный шар, — в безопасное место. — Он наклонился вперед и ободряюще улыбнулся: — Я могу сделать этот полет очень прибыльным — считайте это выкупом.
Она мягко усмехнулась.
— Выкуп за царство? Предел мечтаний рифтера, да? — Она потянулась за Сердцем Хроноса, взяла его и встала. — Можете подождать здесь. Я ненадолго. — Она задержалась у портьеры и пристально посмотрела на Осри: — Пожалуй, мне стоит пояснить, что вы должны оставаться здесь, — добавила она, и на этот раз в её голосе прозвучала угроза. — Если вы заметили, эйя находятся в смежной комнате, и они начеку.
Они остались вдвоем.
— Она взяла артефакт моего отца, — прошипел Осри с плохо скрываемой яростью. — И позвольте мне предположить, Ваше Высочество, эти ваши, с позволения сказать, друзья наверняка блефуют насчет возможностей этих существ.
Он понизил голос и покосился на портьеру, за которой исчезли эйя, потом изобразил жестом, как они хватают оружие и убегают.
Брендон откинулся на подушки и расхохотался. На скулах его пылал румянец, глаза сияли. Осри вдруг понял, что тот совершенно пьян — ничего удивительного, они не ели со вчерашнего ужина у отца и спали всего пару часов... если только Брендон, на котором был еще вчерашний костюм, вообще спал. От смеха Брендона раздражение Осри только усилилось.
«Это угрожает не только мне, но и отцовскому артефакту — и я застрял тут с этим безмозглым пьяницей, чью жизнь поклялся защищать...»
Он заговорил как можно резче, стараясь хоть как-то напомнить Крисарху о его — Крисарха — долге:
— Простите меня за тупость, но я не вижу в нашем положении решительно ничего смешного.
— Успокойся, Осри, — сказал Брендон. Голос его звучал, как ни странно, совершенно ясно, хотя Осри не без мрачного удовлетворения отметил про себя, что аллергический насморк поразил и его тоже. — В нашем положении мы пока не очень много можем сделать. — Осри бросил еще один взгляд на портьеру, но Брендон предупреждающе поднял руку. — Чем ты занимался в Академии в дни, отведенные на занятия по рукопашному бою? Или тебя отвлекали на штабные задания?
— Я прошел ту же базовую программу, которую не могли не пройти и вы...
— Если бы ты прошел хотя бы первый уровень подготовки по уланшу, ты бы понял, что она и без своих маленьких убийц сделала бы нас обоих одной левой.
Осри даже забыл о подслушивающих эйя.
— Обоих?
— Значит, ты этого не заметил. Возможно, это не бросается в глаза... тем, кому не тесно в рамках базового академического курса, кто не пытался их расширить. Я, — улыбка Брендона сделалась едкой, — пытался, с моим другом Маркхемом. Возможно, Осри, как раз он и обучал эту женщину. Я заметил это сразу же по тому, как она сидит, как держит руки. Так что тебе грозила, пожалуй, размозженная гортань, а мне... что ж, возможностей много, из которых лучшая — это разряд лучемета. И сама она прекрасно прикрылась бы столом от всего, что мы могли попытаться сделать. Именно поэтому она сидела с той стороны.
Осри снова вспыхнул и огляделся по сторонам убедиться, что их не подслушивают, поскольку Брендон не делал себе труда понизить голос. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но взгляд Брендона уже устремился куда-то вдаль, мимо него. К его удивлению, третий сын Аркада поднял полный бокал.
— За тебя, Маркхем, — сказал он и выпил.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
17

ОРБИТА АРТЕЛИОНА
Дым от курильницы благовоний поднимался вверх аккуратным столбиком, и кисловато-сладкий запах их заполнил все помещение. Внутри дымного столбика струились и извивались причудливые кривые, и взгляд Анариса поднимался следом за ними вверх, пока не остановился на пустых глазницах водруженного на семейный алтарь черепа своего деда. Колени ныли от долгого стояния на металлической палубе, но он не обращал внимания на боль, сосредоточившись на ожидании.
В помещении было холодно и темно. Светили только свечи, отлитые из дедовского жира его сыном, Джерродом, который с триумфом воцарился теперь на лежавшей под ними планете. За спиной Анариса слышались время от времени легкий шелест одежды, тихое позвякивание металла с того места, где стоял кивернат Ювяжт, и тревожное дыхание остальных.
Они совершали эгларрх хре-иммаш, поклонение духу мщения, воплощенному в беспокойной душе Уртигена гаррка Эсабиана, что принял смерть от рук собственного сына двадцать девять лет назад. С тех пор каждый месяц, вот уже триста шестьдесят три раза Джеррод Эсабиан совершал жертвоприношение, дабы отвратить гнев отца, принося тому в дар кровь и свидетельства своего успешного правления. Только таким образом можно было избежать мщения возмущенного покойника, обреченного на одинокое тридцатитрехлетнее ожидание здесь, пока не сможет присоединиться к останкам предков в Чертогах Дола.
Однако на этот раз, по уши занятый завершением своего палиаха — равного которому не знала еще история Должара, — в Изумрудном тронном зале Мандалы, Эсабиан поручил эгларрх своему сыну. Согласно давнему обычаю, совершать поклонение столь сильному духу, как покойный Уртиген, мог только один из его прямых потомков, ибо только они как аватары являлись носителями духа Дола.
Анарис холодно улыбнулся черепу, прекрасно зная, что никто из присутствующих не осмелится поднять на него глаза на протяжении всей церемонии. «Ничего, дедуля, мы с тобой еще подстроим его падение. Это его первая ошибка». Эсабиан не знал, да и не мог знать самого бесценного дара, открытого Анарису панархистами, которые буквально отворили потайные врата его разума.
Анарис собрал в кулак всю свою волю и начал дышать глубже, набирая полные легкие дыма благовоний. Потом встал и склонился над медной жертвенной чашей, раскалившейся докрасна от пылавшего под ней огня. Он сам разводил этот огонь — каменный уголь и щепотка праха берцовой кости Уртигена. Он взял скальпель и приставил его острием к вене на левом запястье.
— Даракх этту миспеши, уртиген-далла, даракх ни-палиа энташж пендешчи, пром гемма-ми ортоли ти наррх, — осчастливь нас своею милостью, о великий Уртиген. Приди к потомкам своим не с отмщением, прими в залог мою кровь, что текла раньше в твоих жилах.
Он вонзил скальпель в вену и повернул руку так, чтобы струя темной крови ударила в чашу. Она зашипела и запузырилась, соприкоснувшись с раскаленным металлом; запах горелой крови заполнил помещение — темный, как месть, вонючий, как страх. Дым поднялся от чаши; Анарис уронил скальпель и изо всех сил сконцентрировался.
И тут, очень медленно, дым соткался в две призрачные руки, шевелившие длинными пальцами у него над головой. Руки повисели в воздухе какое-то мгновение и рассеялись. Череп пошевелился.
Сквозь нараставший звон в ушах и жуткую головную боль Анарис услышал вздох ужаса и перепуганный шепот:
— Уртиген мижпечши! Анарис даракх-кренчж! — Уртиген смилостивился! Анарис принят!
Анарис оперся на алтарь одной рукой и, борясь с головокружением и подступающей тошнотой, оглянулся через плечо. Присутствующие испуганно стихли.
— Никому об этом не рассказывать! — приказал он. — Это должно остаться между нами двоими — мной и моим предком.
Они послушно поклонились; похоже, даже искренне, даже кивернат — формально выше его по положению, ибо в его руках были жизни и смерти любого из находившихся на корабле, — склонился перед ним.
— Теперь ступайте. — Он повернулся обратно к алтарю и, напряженно выпрямившись, дождался, пока за спиной с шипением закрылся люк. Потом бегом бросился через все помещение. Он еле-еле успел добежать до туалета, и его вывернуло наизнанку.
Он прополоскал рот и умыл лицо, все еще борясь с тошнотой от нестерпимой головной боли. Подняв голову, он глянул на свое отражение в зеркале — обычный смуглый цвет лица сменился мертвенной белизной, глаза покраснели, на лбу вздулись вены.
«Дар панархистов», — подумал он, вспомнив странную женщину из института Синхронистики, протестировавшую его и обнаружившую его способность к телекинезу. Еще он вспомнил, как был разочарован поначалу слабой силой, с которой тот проявлялся — ни задушить ненавистного врага на расстоянии, ни вырвать ему сердце из груди... Максимум, на что он был способен, — это чуть сдвинуть лист бумаги на столе или изменить траекторию полета мотылька — и это после всех упражнений, которым она его обучила.
«Но еще они обучили меня сдержанности».
Именно искусство уланшу, умения владеть собой и своими возможностями, первым открыло ему глаза на то, что сдержанность — тоже сила. Ему вспомнилась последняя встреча с панархом перед его возвращением в Должар. «Грубая сила может лишь убить, но покорить — никак», — говорил тогда Геласаар, испытующе вглядываясь ему в лицо, словно пытаясь понять, какая часть души Анариса стала панархистской, а какая — осталась должарианской. Панарх говорил тихо, без обычной своей напористости, словно отложив в сторону все свои титулы ради возможности поговорить по душам, но Анарис даже так продолжал ощущать исходящую от него властность. — «Я мог бы превратить Должар в выжженную пустыню, населенную одними мертвецами, и некому было бы оплакать их — но что бы это мне дало? Я предпочитаю оперировать метастазы — твоему отцу еще только предстоит понять этот урок».
Анарис медленно выпрямился.
Урок, который в конце концов уничтожит отца — ведь он всего только слепое орудие в руках судьбы. Он улыбнулся собственному отражению. Так что, Геласаар, возможно, это твоему духу я буду совершать жертвоприношение, когда воцарюсь на Изумрудном Троне.
Он вышел из туалета и с минуту просто постоял у алтаря. Пламя свечей затрепетало от его движения, и в глубине пустых глазниц деда забегали тени. Даже его отец был бессилен перед должарианскими суевериями. Ну что ж, это будет теперь его оружием. «Принят Уртигеном».
Анарис усмехнулся и тут же поморщился от боли. Этим он тоже обязан панархистам, точнее, покойному уже младшему наследнику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58