Именно по последнему признаку - волевому
элементу умысла - и происходит его подразделение на прямой
н косвенный .
При прямом умысле лицо не только сознает общественно
опасный характер своего деяния и предвидит его общественно
В советской уголовно-правовой литературе высказывались взгляды, от-.
рицающие, с одной стороны, необходимость деления умысла на прямой и
косвенный и, с другой - самостоятельное существование таких форм вины, как
косвенный умысел и преступная самонадеянность, которые, по мысли сторон-
ников подобных взглядов, представляют единую форму вины - заведомвсть.
Суть первой точки зрения сводится к тому, что, поскольку разграничение
прямого и косвенного умысла основано исключительно на модификации эле-
ментов воли, а последняя, в конечном счете, включена в сознание, обуслов-
ливающее её, то и деление субъективной стороны преступлений по этому
основанию является нецелесообразным. Кроме того, само определение во-
левого элемента косвенного умысла как <сознательного допущения> не спо-
собно выражать содержания, вкладываемого в это понятие. (См.: В.Я.Лив-
шиц. К вопросу о понятии эвентуального умысла.- <Советское государство
и право>, 1947, №7).
Рассматривая слово <допускать> с этимологической точки зрения,
В. Я. Лившиц считает, что оно способно обозначать лишь бездействие, в то
время, как преступления, совершенные с косвенным умыслом, могут заклю-
чаться как в действии, так и в бездействии.
Сторонники второй точки зрения считают, что практически немыслимо
определить <неуловимую грань между сознательным допущением и легко-
мысленной надеждой на избежание результата, а поэтому и нецелесообразно
сохранять деление, не имеющее практической ценности>. (М. Н. Чельцов-
Бебуто в. Спорные вопросы учения о преступлении.- <Социалистическая
законность>, 1947, № 4).
Указанные конструкции, на наш взгляд, не учитывают основного момен-
та в установлении существующего деления вины-стремления законодателя
опасные последствия, но и желает наступления этих последст-
вий. При косвенном же умысле лицо, сознавая общественную
опасность своего деяния и его общественно опасные последст-
вия, прямо этих последствий не желает, хотя сознательно и до-
пускает их наступление/
1 Для анализа субъективной стороны преступления каждого из
соучастников этого общего подразделения оказывается недоста-
точно. Интеллектуальный и волевой элементы умысла требуют
дополнительной расшифровки и прежде всего установления то-
го, что должно охватываться сознанием действующего субъекта.)
Ст. 8 Основ, определяя интеллектуальный элемент умысла,
указывает на сознание общественно опасного характера дейст-
вия или бездействия и предвидение его общественно опасных
последствий. Другими словами, сознание действующего лица
должно охватывать общественную опасность, действие и его по-
следствие, а поскольку между действием и последствием должна
быть причинная связь,- то сознание преступника должно охва-
тывать и её.
В формальных преступлениях, где накагуемым является са-
мо действие, вопрос о последствии не возникает. Не возникает,
следовательно, и вопрос о причинной связи.
Представляется бесспорным, что и организатор преступле-
ния, и подстрекатель, и пособник должны сознавать обществен-
но опасный характер своих действий: они должны понимать, что
в результате их действий другое лицо совершит общественно
опасное деяние и этим деянием (в материальных преступлениях)
будет причинено общественно опасное последствие.
Вопрос о сознании соучастником общественной опасности
своего деяния тесно связан с вопросом о сознании его противо-
правности. В советской уголовно-правовой литературе выска-
зывались различные точки зрения о том, должно ли лицо, со-
вершающее умышленное преступление, всегда сознавать про-
тивоправность своих действий ". Большинство склоняется к
максимально индивидуализировать вину субъекта, а вместе с тем и наказание.
Авторы этих точек зрения стремятся к упрощению конструкций форм винов-
ности и, пожалуй, к облегчению их применения, но тем самым они сбрасывают
со счетов субъективные моменты. Во всем многообразии жизненных ситуаций
нет, да и не может быть, двух стереотипных положений, и поэтому установ-
ление законодателем такой конструкции форм вины, прк которой эти индиви-
дуальные моменты найдут максимальнбе выражение в законе, является наибо-
лее приемлемым.
В свое время в упрощении вины еще дальше шел Г. С. Фельдштейн, по-
лагавший, что в пределах сознаваемой вины нет прочных точек опоры для ее-
различения. (См.: Г. С. Фельдштейн. Психологические основы и юриди-
ческие конструкции форм виновности в уголовном праве. М., 1903).
" В первые годы Советской власти на сознание противоправности как
необходимого элемента умысла указывал М. М. Исаев. (См.: М. М. И с ае в. Об
умысле, неосторожности и сознании противоправности.-<Советское право>,
мнению, что противоправность является необходимым элементом
умысла
В условиях общенародного государства каждая правовая нор-
ма соответствует моральным воззрениям советских людей и по-
этому подстрекатель, толкающий то или иное лицо на соверше-
ние преступления, или пособник, оказывающий исполнителю
преступления помощь, всегда сознают аморальность своего по-
ступка, его антиобщественный характер. У каждого соучастни-
ка преступления есть реальная возможность понять противо-
правность своего поступка, поскольку общественная опасность
и противоправность действий исполнителя, как правило, осо-
знаётся им всегда.
. Если же лицо не сознает, что оно склоняет другое лицо к
совершению общественно опасного и противоправного деяния
или оказывает помощь таковому, то о соучастии говорить не
приходится, так как отсутствие сознания этих обстоятельств ис-
ключает умькдбез которого соучастие невозможно.
Однако соучастник преступления должен сознавать не толь-
ко общественную опасность и противоправность своего дей-
ствия, но и его основные свойства, понимать, что именно его
действие вызвало решимость или оказало помощь исполнителю
в совершении конкретного, запрещенного законом деяния. В тех
случаях, когда состав преступления, выполняемый исполните-
лем, включает также определенные последствия, соучастник дол-
жен сознавать и эти последствия.
Из сказанного выше вытекает, что соучастники должны не
только сознавать свойства своей деятельности, но и деятельно-
сти исполнителя, которая рассматривается ими как конечный
результат их совместных усилий. Поскольку же результат дей-
ствий исполнителя выражается в причинении последствий, к
1925, №5, стр. 47 и след.; его же. Основные начала уголовного законода-
тельства СССР и союзных республик, стр. 40-46).
Иначе подходил к этому вопросу А. Н. Трайнин, полагавший, что созна-
ние противоправности в понятие умысла не входит. (См.: А. Н. Трайнин.
Уголовное право. Часть общая. М" 1929, стр. 268). Этой точки зрения при-
держиваются некоторые криминалисты и в настоящее время. (См.: Советское
уголовное право. Часть общая. Л" 1960, стр. 317).
См.: Б. С. Маньковский. Проблема ответственности в уголовном
праве. М" 1949, стр. 107-III; Б. С. Утевски и. Вина в советском уголовном
праве, стр. 211-234; А. А. Герцензон. Уголовное право. Часть общая,
стр. 331-333; В. Макашвили. Вина и сознание противоправности. Мето-
дические материалы ВЮЗИ, № 2, М., 1948; В. Ф. Кириченко. Значение
ошибки по советскому уголовному праву. М., 1952, стр. 31; А. А. Пионт-
к о веки и. Учение о преступлении, стр. 350-357.
На таких же позициях стоит ряд криминалистов других социалистических
стран. (См., например, Ф. Полячек. Состав преступления по чехословац-
кому уголовному праву. М" 1960, стр. 240; Л. Шуберт. Об общественной
опасности преступного деяния. М" 1960, стр. 12-13). Иначе решает этот
вопрос И. Лекшас. (См.: Ион Лекшас. Вина как субъективная сторона
преступного деяния. М" 1958, стр. 57-58).
достижению которых соучастники стремились, последние созна-
ют, хотя и в общих чертах, причинную связь между своими дей-
ствиями и этими последствиями.
Мы говорим <в общих чертах> потому, что и организатор, и
подстрекатель, возбудившие решимость в другом лице совер-
шить преступление, т. е. выполнить фактическую сторону соста-
ва преступления, предусмотренного статьей Особенной части,
и пособник, оказавший такому лицу необходимую помощь, не всег-
да могут предвидеть, как будет развиваться деятельность испол-
нителя. Точнее: соучастники не всегда могут предвидеть, какой
способ действий изберет исполнитель. Так, например, подстрекая
к убийству, подстрекатель может и не знать, как склоненное
им к убийству лицо выполнит состав: задушит, застрелит или
отравит свою жертву.Яание подстрекателя может ограни-
читься лишь сознанием того, что.в результате деятельности лица,
которое он подстрекнул к совершению преступления, наступит
желаемое им последствие. . .- .
Поэтому организатором преступления или подстрекателем к
неу должно быть признано лицо, склонившее другое лицо не
только к исполнению преступления, но и к подстрекательству
или пособничеству. Несущественным является также и то обсто-
ятельство, знал или не знал, сознавал или не сознавал органи-
затор или подстрекатель, к какой функциональной роли опреде-
ляет он лицо\
Для иллюстрации этого положения воспользуемся следую-
щим примером. Сергеев подстрекает Григорьева к убийству
Семенова. Но Григорьев, который в результате этого подстрека-
тельства решил убить Семенова, подговорил Дрожкина совер-
шить это убийство. Последний и убил Семенова. Григорьев -
подстрекатель к убийству. Каково же положение Сергеева -
лица, давшего толчок к развитию клубка последовавших за
этим событий? Ясно, что Сергеев от ответственности, освобожден
быть не может и, исходя из характера его деяний, должен рас-
сматриваться как подстрекатель к преступлению, совершенному
Дрожкиным. Положение не изменится, если Сергеев с самого
начала подстрекал Григорьева склонить Дрожкина к убийству
Семенова.
Аналогично решается вопрос и тогда, когда налицо подстре-
кательство к пособничеству.
Здесь можно возразить, что подстрекательство к пособниче-
ству заключается в склонении лица к совершению второстепен-
ных действий, не входящих в фактическую сторону состава пре-
ступления, предусмотренного статьями Особенной части. Однако
это возражение представляется несущественным: как при подстре-
кательстве к исполнению, так и при подстрекательстве к пособ-
ничеству подстрекатель склоняет другое лицо к совершению пре-
ступления. Если можно так выразиться, он создаёт преступника,
независимо от того, к какой функциональной роли в едином со-
участии его определяет.
Советское уголовное законодательство всегда исходило из
принципа равной уголовной ответственности соучастников и ни-
когда не содержало каких-либо обязательных правил, устанав-
ливающих смягчение наказания для отдельных соучастников.
Наказание каждому из соучастников определяется в зависи-
мости от степени и характера его участия в совершении преступ-
ления. /
Конечно, при прочих равных условиях, роль пособника пред-
ставляется менее важной, чем роль иных соучастников. Однако
градуировать степень ответственности каждого из соучастников
не представляется возможным. Всё определяется фактическими
обстоятельствами каждого конкретного дела .
Случаи, когда между исполнителем, с одной стороны, и ор-
ганизатором, подстрекателем или пособником, с другой, стоит
ещё одно лицо, выполняющее подстрекательские или пособни-
ческие функции, охватываются понятием сложного или посред-
ственного соучастия
Рассматривая вопросы сложного соучастия, А. Н. Трайнин
говорит лишь о подстрекательстве к пособничеству и о пособни-
честве к подстрекательству. Нам представляется, что это поня-
тие более широкое. Помимо названных проф. Трайниным двух
случаев, оно может также заключаться в подстрекательстве к
организационным действиям или пособничестве им, в подстре-
кательстве к подстрекательству, пособничестве пособничеству и,
наконец, в организационных действиях, при которых отдельные
соучастники определяются к функциональной роли подстрека-
телей или пособников.
Воспользуемся таким примером. С. обратился к Г. (шоферу,
с которым он раньше работал) с предложением перевезти за
вознаграждение, как он выразился, <левый товар>. Г. согласил-
ся, но затем передумал; чтобы не подводить С., Г. уговорил сво-
его знакомого шофера А. осуществить перевозку <левого това-
ра>, что тот и сделал, соблазнившись обещанным вознагражде-
нием.
В этом деле А. выступал как пособник группы расхитителей
Иную точку зрения отстаивал Э. Я- Немировский. Руководствуясь до-
революционным русским законодательством, устанавливавшим обязательное
снижение наказания для пособников, он писал: <Склонение к пособничеству
следует рассматривать как психическое пособничество, а не подстрекательство,
а иначе оно влекло бы наказание большее, чем самое пособничество, ибо под-
стрекательство карается наравне с исполнением>. (Э. Я. Немировский.
Учебник уголовного права. Общая часть. Одесса, 1919, стр. 203). В подобной
трактовке сказывались, с одной стороны, казуистичность дореволюционного
законодательства и, с другой стороны, формальный подход к рассмотрению
существа подстрекательства.
См.: А. Н. Тр айнин. Учение о соучастии, стр. 123-124.
социалистической собственности, Г.- был подстрекателем к по-
собничеству, а С.- подстрекателем к подстрекательству.
Мы уже подчёркивали, что соучастник не всегда может пол-
ностью сознавать способ действий исполнителя. Его сознанием
может не охватываться и ряд других моментов, относящихся к
объективной стороне, как-то: место, время и средства (орудия)
совершения преступления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42