В свете полыхнувшего зарева казалось, что водонапорная башня покачнулась. Тимаш невольно зажмурил глаза, дожидаясь, что она рухнет…
Но башня стояла на месте.

5

«Хейнкель» судорожно клюнул носом раз, другой, из правого мотора потянулась тоненькая струйка дыма. Она становилась все плотнее, темнее, в ней возникли огненные змейки. Протяжный, вибрирующий звук нарастал, невооруженным глазом было видно, как сотрясаются крылья, будто от нервной дрожи.
– Чья батарея подбила? – коротко спросил Дерюгин, не отрываясь от цейсовского бинокля.
– Батарея капитана Гвоздикова, товарищ полковник, – возбужденно ответил Костя Белобрысов. Он тоже наблюдал за подбитым бомбардировщиком в бинокль. – Сейчас упадет.
Но самолет не хотел падать. Он упрямо тащил за собой черный хвост. Вокруг белыми шапочками вспыхивали разрывы зенитных снарядов. Остальные «хейнкели», набирая высоту, уходили на запад, где полнеба заняли пышные кучевые облака. Бомбардировщики стремились нырнуть в огромное белое облако, чтобы стать недосягаемыми для зениток.
– Уйдет ведь на одном моторе! – сожалеючи произнес Григорий Елисеевич.
– У него и крыло загорелось, – сказал адъютант. – Не уйти ему, товарищ полковник. Сейчас скопытится!
От «хейнкеля» одна за другой отделились три точки.
– Я говорил! – воскликнул Белобрысое. – И до линии фронта не дотянули.
Яркими одуванчиками расцвели на голубом небе три парашюта. А бомбардировщик, истошно завывая, пошел вниз, брюхом коснулся острых вершин сосен, и через какое-то время там взметнулось невысокое пламя с черной окаемкой. Раздался глухой взрыв.
– Машину! – скомандовал Дерюгин.
В нем вдруг пробудился охотничий азарт, захотелось самому встретить на земле парашютистов. Адьютант помахал рукой шоферу, и из березняка резво, выкатила зеленая, с коричневыми разводами «эмка».
– Вперед! – скомандовал Дерюгин. – Успеть бы их встретить еще в воздухе.
– Эх, нам на «эмку» да еще бы крылья! – пошутил шофер – смешливый ефрейтор с медалью «За отвагу».
– Лесок проскочим, – заметил Белобрысое. – А там начинается пожня. Парашютисты в аккурат туда угодят. Ветру-то нет.
– Через лес напрямик есть дорога, – сказал шофер. – Только берегите головы: ох и покидает на колдобинах! Позавчера наши подбили «юнкерс», он упал на краю болотины, а летчики скрылись.
– Эти не скроются, – сказал Григорий Елисеевич.
– Тут до передовой напрямую семь километров. – Костя Белобрысов передал командиру полка с заднего сиденья автомат. – Диск полный, товарищ полковник… Не следовало бы вам сюда ехать! Мы и без вас их встретили бы. Мало ли что…
– Хорошо бы взять всех живыми, – сказал Дерюгин, пропустив слова Кости мимо ушей.
«Эмка», не сбавляя скорости, свернула с проселка на травянистую лесную дорогу, если можно было назвать дорогой чуть заметную колею от тележных колес. Колючие ветки молодых елок захлестали по дверцам машины, гулко грохнуло в днище, и все высоко подпрыгнули на сиденьях.
– Зараза, камень… – проворчал шофер. – Тут в траве ни хрена не видно.
Григорий Елисеевич даже отшатнулся от полуопущенного окна, когда «эмка» чуть ли не впритирку прошла рядом с толстенным сосновым стволом. Слышно было, как на крышу посыпались иголки и сучки.
– Ты точно знаешь, что мы выедем на пожню? – спросил Григорий Елисеевич.
– Другой дороги нет, товарищ полковник, только в объезд, – ответил шофер. – Но похоже, мы приедем прямехонько к Михаилу Ивановичу Топтыгину в гости.
Дерюгина иногда раздражал не в меру разговорчивый шофер – он всего две недели как сел за руль «эмки», но машину водил лихо. Вот если бы еще побольше жалел ее… Ишь гонит! Как только рессоры выдерживают… Григорий Елисеевич сам бы не смог себе объяснить, чего это он вздумал поехать к самолету. Сколько их уже сбили его зенитчики… Хотя парашютистов взять в плен было бы не худо…
Вот и вчера: генерал-лейтенант Балашов представил зенитчиков полковника Логинова к награде… А ведь тот «юнкерс» подбили зенитчики Дерюгина! Правда, приземлились они в расположении части полковника Логинова. А этот экипаж опускается на его, Дерюгина, территорию. Хотя адъютант и переживает, а риска тут нет никакого: пока парашютисты будут освобождаться от строп, они их и возьмут…
Григорий Елисеевич даже не понял, что произошло: послышался негромкий треск, «эмка» вдруг круто вильнула в сторону и с ходу ткнулась носом в огромную ель. Шофер навалился грудью на черный руль, все в трещинах стекло перед ним окрасилось яркой кровью.
– Засада! – крикнул Белобрысов, распахивая дверь и бесцеремонно выталкивая командира полка на землю.
Шофер неподвижно сидел в кабине, подбородком касаясь приборного щитка, на медаль его капала кровь.
– Не высовывайтесь из-за машины, они там, – Адъютант махнул рукой на молодой ельник.
И действительно, оттуда брызнула длинная автоматная очередь. На дверце, над головой Дерюгина, будто сами по себе возникли несколько круглых отверстий. «Неужели конец? – подумал он, сжимая автомат в руках. – И какого черта понесло меня?!»
Раздвинулись молодые елки, на поляну выскочили несколько человек в красноармейской форме, но с немецкими автоматами в руках.
– Немцы! Вот сволочи, переоделись в нашу форму, – шепнул Белобрысов и выпустил подряд несколько очередей.
Те сразу залегли. Адъютант повернул к полковнику сердитое лицо:
– Почему не стреляете?!
Только сейчас Дерюгин сообразил, что надо стрелять, и тоже дал длинную очередь по ельнику.
– Да не сейчас, а когда рыла свои высунут! – локтем толкнул его Костя.
Григорию Елисеевичу даже не пришло в голову на него обидеться. Так уж само собой получилось, что адъютант взял командование на себя…
За спиной совсем близко послышался треск кустов. Белобрысое обернулся: наставив автомат, на них смотрел человек в красноармейской форме.
– Рус, сдавайся! – крикнул он.
Рядом возник еще один верзила. Будто током ударило Дерюгина – он стремительно, волчком развернулся на месте и почувствовал, как бешено затрясся в его руках автомат. Тот, что кричал им, вдруг навзничь опрокинулся на ольховый куст, второй успел лишь передвинуть автомат на животе и, согнувшись пополам, сунулся лицом в траву.
В самый разгар стрельбы послышался треск моторов, из-за поворота один за другим выскочили несколько мотоциклистов. Увидав «эмку», затормозили. Молодой капитан с двумя орденами Красной Звезды плюхнулся рядом с Дерюгиным и зло бросил:
– Какого дьявола вас-то принесло сюда? – Он глянул на знаки различия и немного сбавил тон. – Зенитчики? Ваши, что ли, подбили бомбардировщик?
– Хотели экипаж взять… и вдруг эти… – кивнул Дерюгин на убитых немцев. – Моего шофера наповал.
– И вас могли бы… в плен взять, – опять сердито заговорил капитан. – Разведчики… Они уже не раз на нашу сторону наведываются! Ваше дело, товарищ полковник, побольше фрицев сбивать, а уж парашютистов ловить мы сами будем.
– Стараемся, – неловко улыбнулся Дерюгин. Адъютант отчитал его, теперь этот…
Прибывшие с капитаном красноармейцы рассыпались по кустам. Немцы поспешно отступали, стрельба все отдалялась. Неподалеку от разбитой «эмки» завалился набок зеленый мотоцикл с коляской. Водитель в танкистском шлеме, подвернув ногу, неподвижно лежал на прелых листьях, пересыпанных сухими сосновыми иголками.
– Спасибо, капитан, – поблагодарил Григорий Елисеевич. – Не вы, нам бы туго тут пришлось…
Капитан пристально всматривался в командира полка.
– Товарищ полковник, да вы ранены!
Дерюгин машинально дотронулся до шеи и взглянул на ладонь. Она вся была в крови. Он повернул голову в одну, потом в другую сторону и почувствовал резкую боль возле уха.
– Надо же, я и не заметил, – растерянно сказал он.
Стрельба прекратилась, и скоро на дороге показались бойцы, вернулся и Костя. Он бросился к полковнику:
– Когда это вас?
Один из бойцов протянул ему пакет с бинтом. Костя дернул за бечевку, сорвал вощеную бумагу.
– Слава богу, рана пустяковая, – бодро говорил он. – Кожу чуть ниже уха содрало. Царапина.
– Лейтенант, захватите с собой немецкий автомат, – распорядился Дерюгин, когда тот перевязал его. – Надо же и нам какой-нибудь трофей привезти.
То, что Белобрысов небрежно назвал его ранение царапиной, Григорию Елисеевичу не понравилось: как-никак ранение получено в открытом бою.


Глава тридцать вторая

1

Маленький городок весь утопал в зелени. Кузнецов в сером пиджаке, перепоясанном ремнем с орластой бляхой, и с повязкой полицая на рукаве шел позади рослого эсэсовца, оставлявшего за собой запах крепкого одеколона. Весело насвистывая популярный мотивчик, тот широко шагал по дощатому подрагивающему тротуару. Под мышкой у него в бумажном пакете, перевязанном шпагатом, угадывались бутылки. Хромовые сапоги блестели, тяжелый пистолет оттягивал желтый кожаный ремень с портупеей, высокая фуражка с серебряной кокардой была лихо сдвинута на затылок.
Был теплый летний вечер. Пахло липами, в садах за оградой млели яблони со спрятавшимися в листве крепкими зелеными плодами. Прохожих было мало. Иногда покажется впереди женщина с ведром, но, заметив эсэсовца, поспешно перейдет на другую сторону, норовя поскорее скрыться в воротах. Один раз проехали на зеленом мотоцикле с коляской полевые жандармы в касках с рожками, металлические ошейники на груди, как у породистых собак. В коляске сидел мужчина с грязным бинтом на голове.
Иван Васильевич проводил мотоцикл взглядом.
Эсэсовец свернул к деревянному дому с резными наличниками и высокой трубой, привычно потянул за веревку, поднимая щеколду калитки. Вот он поднялся на крыльцо, надвинул на лоб фуражку, костяшками пальцев негромко постучал в дверь. На пороге появилась молодая черноволосая женщина в нарядном атласном платье и в лакированных туфлях. Эсэсовец скрылся в коридоре. Звонко щелкнула задвижка.
Иван Васильевич продолжал путь мимо дома дальше, навстречу ему, шлепая босыми ногами по белым вытершимся доскам настила, бежал мальчишка в синей майке поверх коротких, вздутых на коленках штанов. Он хотел было соскочить с тротуара на булыжную мостовую, уступая дорогу, но «полицай» ловко ухватил его за подол майки.
– Пусти, дяденька, я к мамке… – заскулил мальчишка.
– Хочешь галету? – спросил Кузнецов, озираясь по сторонам, но близко никого не было. – Кто в этом доме живет?
– Маруська Бубенцова, – протянул мальчишка, ощупывая глазами его карманы. – Она в этом… казино официанткой работает… Правда, галету дашь?
– Даже две, – пообещал Иван Васильевич. – А кто еще в доме?
– Одна Маруська. Матка ейная ушла жить к знакомым…
– Всех тут знаешь? Как звать-то тебя?
– Вадик…
– Вадик? Надо же… Что ж Маруська Бубенцова так-таки одна живет в таком большом доме?
– Вечером тут патефон играет, тетки с фрицами, то есть с вашими офицерами, танцуют. Вон видите, скворечник на сарае весь в дырках? Дак это офицеры из наганов палили.
– И каждый вечер гуляют?
– Не-е, больше в субботу и воскресенье.
– Ну беги к своей мамке, Вадик. – Иван Васильевич протянул ему две немецкие галеты.
… Дождавшись темноты, Кузнецов легко перемахнул невысокий, забор – он уже знал, что собаки во дворе нет, – обошел дом кругом. По огороду можно было выйти к пожарному депо. Судя по всему там никто не дежурил – дверь на замке. От пожарки мостовая вела на окраину городка, где смутно темнела громада элеватора. Вернувшись к дому, Иван Васильевич тронул ручку двери – как он и ожидал, она была изнутри закрыта. Тусклый свет керосиновой лампы пробирался лишь в одно занавешенное окошко. В узкую щель Кузнецов разглядел большую комнату, оклеенную зелеными обоями, патефон на тумбочке, стол с бутылками и открытыми консервными банками. На спинке стула небрежно был брошен черный мундир с портупеей. Виднелась белая полуоткрытая дверь в другую комнату.
Вскоре свет погас, и весь дом погрузился в тишину. Иван Васильевич, присев на штабель досок, задумался. В дом ему без шума, пожалуй, не пробраться. Все окна на задвижках, даже форточки плотно закрыты. Разве что через печную трубу?..
Еще позавчера он был в партизанском отряде… После ликвидации немецкой базы в Андреевке отряду было приказано немедленно оставить эту местность и идти на соединение с отрядом, действующим в другом районе. Этот переход потребует немало времени, а Кузнецову нужно было срочно возвращаться на Большую землю.
С провалом операции по взрыву особняка явки были утрачены, и он решил действовать самостоятельно.
В районном городке, близ которого базировался полк «юнкерсов», Кузнецов находился всего несколько часов. Семенюк подробно рассказал ему про охрану аэродрома, близ которого находился склад с горючим, который они так и не успели взорвать. И вот Иван Васильевич готовился осуществить свой тщательно продуманный план. Но для этого ему необходимы были эсэсовская форма и надежные документы, с которыми он мог бы проникнуть на аэродром, ну а там как повезет…
Громко топая, он поднялся на крыльцо и решительно забарабанил кулаками в дверь.
– Какого черта? – послышался недовольный голос. Иван Васильевич представил себе, как эсэсовец впотьмах натягивает на себя мундир. Интересно, оружие взял?
– Господин офицер, вас срочно вызывают в комендатуру. Убит бургомистр! – отрывисто пролаял по-немецки Кузнецов и весь сжался в комок, приготовившись к встрече.
– Это ты, Вилли? – Шаги за дверью приблизились. Дверь распахнулась, и в черном проеме показался высокий босой эсэсовец в накинутом наспех мундире.
– Кто убит, Вилли? – Он пристально вглядывался в Кузнецова. – Мой бог, это не Вилли!
– На том свете разберешься, – пробормотал Кузнецов.
Удар отработан, и смерть должна быть мгновенной. Приняв в объятия навалившееся на него тяжелое тело, опустил его на крыльцо, стащил мундир и встретился взглядом с молодой женщиной, стоявшей в длинной ночной сорочке на том самом месте, где только что стоял эсэсовец.
– Ни звука! – шепотом предупредил Иван Васильевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86