И назвал пароль.
Григорий Борисович мучительно вспоминал: кто же это такой? Память не подвела – перед его мысленным взором возникло красивое лицо петербургского офицера, бриллиантовый перстень на пальце. Он приезжал в Тверь, когда в их сети попадала особенно важная политическая птичка. Сам допрашивал.
– Он за границей? – спросил Шмелев. Незнакомец на это ничего не ответил. Назвавшись Лепковым, он на словах передал, что оба сына Шмелева живы-здоровы, старший, Бруно, служит в военной разведке, младший, Гельмут, летчик. О бывшей жене ни слова. Сыновья взяли фамилию своего деда – барона фон Бохова. Что ж, внуки барона устроились неплохо.
– Говорите… Борис, то есть Бруно, служит, в военной разведке? – улыбнулся Шмелев. – А как же чистота арийской расы? Я ведь чистокровный русский.
– Меня просили передать, что очень надеются на вашу помощь, когда придет час освобождать от большевиков Россию.
– Долго я ждал этого часа, – вздохнул Шмелев. – Так что же я должен делать?
– Ничего, – ответил Лепков. – Ровным счетом ничего. Спокойно живите, дышите прекрасным хвойным воздухом.
– И вы специально приехали сюда, чтобы мне это сказать? – холодно спросил уязвленный Шмелев.
– Рядом с вами воинская база. Зачем рисковать? Когда нужно будет действовать, вам скажут, – жестко бросил Лепков.
– Кто?
– Вот новый пароль: «Сойка прилетит в полдень». Вы должны ответить: «Лучше в полночь». Человек, который придет с этим паролем, все вам объяснит. Вы должны выполнять его указания.
– Пока я никому ничего не должен, – заметил Шмелев. – Я хочу знать: кому все это нужно? Вы уже второй приходите ко мне и ничего толком не объясняете. «Ждите, скажут…» А время, дорогой господин, идет. И у меня не две жизни.
– Неужели вы не чувствуете запаха пороха? – улыбнулся Лепков. – Теперь недолго ждать.
– А тот человек, который ко мне приходил, где он?
– Вы ведь работали в полицейском управлении, а такие наивные вопросы задаете.
– Когда это было, – вздохнул Григорий Борисович. – И потом, старые навыки вряд ли теперь понадобятся.
– Не прибедняйтесь, – снова улыбнулся Лепков.
– Существует ли какой-нибудь центр? – нажимал Шмелев. – По-русски: кто наш хозяин? Кому мы будем служить? И какой прок от всего этого?
– Вы опять за свое? – мягко упрекнул гость. – Я сообщил вам лишь то, что мне поручили.
– Вы сказали, пахнет порохом… Выходит, немцы освободят Россию от большевиков? – задумчиво продолжал Григорий Борисович. – Думаете, хватит у них силы? Это же Россия, ане какая-нибудь Бельгия или Норвегия.
– Гнтлор назвал Россию колоссом на глиняных ногах, – нарушил молчание Лепков.
– Не верю я немцам, – сказал Шмелев. – Допустим, они свернут шею Советам, а посчитаются ли с нами? Ведь интересы у нас с немцами разные.
– Не будем заглядывать так далеко, – проговорил Лепков. – Если Германия нападет на СССР, мы с вами в любом случае будем в выигрыше. И вы это отлично понимаете, так что прекратим беспредметный разговор.
– Как я понял, вас – или кого там – интересует воинская база?
– Вы правильно поняли. С сегодняшнего дня считайте себя на службе. Деньги и все прочее скоро получите. А для нас подготовьте подробную информацию об этой базе. До скорой встречи!
Он ушел по направлению к вокзалу, где глухо попыхивал паровоз. Шмелев присел на ступеньку, закурил и, глядя, как за кромкой бора, расплавляя в огне кроны сосен, встает солнце, задумался.
Неужели и впрямь свершится то, чего он ждал столько лет? Не напрасно ездил в Тверь к Марфиньке, составлял хитроумные письма к жене, надеялся, что к ней придут нужные люди, прочтут их… Что ж, отныне жизнь его наполняется иным смыслом! Кто долго ждет, тот больно бьет! Прав этот… Лепков, что сейчас только Германия может освободить Россию от большевистской заразы. Конечно, у Гитлера я свои цели, но хуже, чем сейчас, никогда не будет. И немцы способны будут оценить усилия русских патриотов…
Из газет Григорий Борисович знал, что назревают большие события в мире, с неослабевающим интересом следил он за действиями Гитлера. Разгромленная в первую мировую войну Германия под пятой «железного» фюрера набирала силу. Гитлер открыто вооружал армию, строил эсминцы, запускал в серию «мессершмитты», «юнкерсы», «фокке-вульфы», на плацах под звуки оркестров маршировали солдаты, штурмовики, гитлерюгенд. И от парадного шествия вермахта уже содрогалась старая Европа. Оттуда, из возрождавшейся милитаристской Германии, можно ждать великих перемен. Шмелева не обманывали демагогические заверения фашистских руководителей о желании жить с Советским Союзом в дружбе и мире. Германия и СССР рано или поздно обязательно столкнутся в смертельной схватке… В это Шмелев верил, этого с нетерпением ждал…
В мельчайших подробностях анализируя свой разговор с Лепковым, Григорий Борисович упрекнул себя в том, что годы, прошедшие в бездействии, притупили его полицейский нюх, иначе он не задавал бы разведчику столь наивные вопросы.
Что ж, Григорий Борисович рад, что снова о нем вспомнили!..
Услышав паровозный гудок, он не поленился, вышел посмотреть на двинувшийся состав. Это был необычный поезд, он состоял всего из трех спальных вагонов и нескольких платформ с механизмами – на таких спецпоездах разъезжают инженеры-путейцы, проверяющие состояние железной дороги. Вот, значит, с кем приехал в Андреевку Лепков!
В Андреевке недавно арестовали дежурного по станции Курицына. Он не раз резко критиковал Шмелева, упрекая его в том, что бидоны с молоком для детских садов доставляются на станцию несвоевременно, а поезд, как известно, стоит в Андреевке всего три минуты. Несколько раз грузчики не успевали погрузить в багажный молоко, и оно скисало, о чем не раз звонили на станцию из Климова. А однажды на правах партийного контроля нагрянул к Супроновичу в столовую и обнаружил в леднике изрядный запас незаприходованного масла, которое Григорий Борисович в обмен на первосортный коньячок передал старому приятелю… В общем, Шмелев посоветовал Якову Ильичу написать донос на настырного дежурного по станции, который сует нос в каждую дырку. Через полмесяца приехали из области и увезли с собой Курицына. В доносе было сказано, что дежурный по станции сознательно хотел устроить крушение поездов и только благодаря юным пионерам, обнаружившим лопнувший рельс, катастрофа была предотвращена…
Сотрудник НКВД в Андреевке Иван Васильевич Кузнецов стал была защищать Курицына, но представитель из области сделал ему устный выговор за утрату бдительности. Георгию Борисовичу не нравился веселый светлоглазый энкавэдэшник, хотя они всегда вежливо раскланиваюсь друг с другом; он думал, что и того отзовут из Андреевки, но ничего подобного не случилось – старший лейтенант Кузнецов по-прежнему появлялся в поселке. Только теперь у него была другая черная овчарка, которую тоже звали Юсупом.
Совсем недавно исчез из Андреевки Николай Михалев. Этот тихий, незаметный человек встал поперек дороги сразу двоим – Шмелеву и Леониду Супроновичу. Пока он работал трактористом в леспромхозе, никому не мешал. Леонид похаживал по ночам к его жене Любе, а Григорий Борисович и думать не думал о Михалеве. Года два назад Николай перешел из леспромхоза на базу, возил к железнодорожной ветке ящики со взрывчаткой и разным оборудованием для базы. Обо всем этом сообщил Шмелеву Кузьма Терентьевич Маслов, который давно ничего не скрывал от своего благодетеля, – Григорий Борисович уже столько передавал ему денег, что Маслову и в десять лет теперь не рассчитаться. Долг, разумеется, Шмелев с него и не требовал, наоборот, когда Кузьма заикался насчет того, чтобы хотя бы часть отдать, махал руками и переводил разговор на базовские дела. Маслов и сам охотно стал все рассказывать. Или он полностью доверял Григорию Борисовичу, или смекнул, что тот неспроста интересуется складами, но зачем он это делает, выяснять не стал. И получилось, что Кузьма Терентьевич вот уже несколько лет снабжает ценнейшей информацией Григория Борисовича, даже когда тот и не спрашивает его ни о чем. Шмелев не сомневался, что Маслова завербовать пара пустяков, но не делал этого. Не было нужды. Он платил за сведения из своего кармана. Теперь будет платить немецкая разведка…
Может, и пришла пора открыть глаза Маслову на то, кто он такой, Шмелев? Но по зрелому размышлению Григорий Борисович решил, что торопить события не стоит: Кузьма Терентьевич и так полностью в его руках.
Как-то Григорий Борисович попросил Маслова привести к нему Михалева. Были распиты три бутылки водки, хмель развязал языки. Будто ловя мысли Шмелева на лету, Маслов заговорил о базе, потом об опасном грузе, который возит Михалев на своем автомобиле. Григорий Борисович подхватил эту тему, начал развивать: мол, за такой опасный труд, наверное, и платят больше? Тихий с осоловевшими глазами, Николай жевал хлеб с салом и бубнил, что никто ему ничего лишнего за вредность не платит, а потом вдруг вытаращил бесцветные глаза на Шмелева и стал допытываться, откуда тот знает, что он, Михалев, возит взрывчатку в снаряды. Об этом никто не должен знать…
Все бы ничего, Шмелеву и Маслову удалось отвлечь его новой бутылкой и разговором о рыбалке, но Григорий Борисович возьми и скажи: неплохо бы, дескать, раздобыть хоть немного толовых шашек с детонаторами, чтобы рыбу поглушить на дальнем озере… Михалев вздыбился, стал орать, что за водку его не купишь, как некоторых, очевидно, он имел в виду Маслова, а за кражу взрывчатки недолго угодить и за решетку… И вообще надо, пожалуй, обо всем рассказать Кузнецову…
Пришлось напоить шофера до полного отключения, и потом еще с неделю Григорий Борисович вздрагивал каждою ночь от малейшего шороха: не за ним ли пришли? Маслов успокоил, сказал, что Михалев ничего не помнит и говорит, что никогда так скотски не напивался.
Шмелев несколько успокоился, но решил отныне быть более осторожным в разговорах с односельчанами, особенно с теми, кто работает в арсенале.
Леонид Супронович после возвращения из далеких краев поработал на лесопилке, потом устроился в ремонтно-путевую бригаду. Работал на совесть, силенки у него хватало и через пару лет стал бригадиром. Рослый, кудрявый, загорелый до черноты, он частенько заходил к Шмелеву. По поселку шел слух, что младший Супронович охоч до чужих баб, хотя и был давно женат на односельчанке Рите Даниловой, высокой, стройной и худенькой женщине, родившей Леониду двоих детишек. В маленьком поселке все всё знают друг о друге, знали люди и о том, как Леонид темными ночами крался к дому Михалевых. И как часто бывает, то, что знали все, не знал лишь сам Михалев.
Однажды осенней ночью в поселке раздался выстрел: Михалев, неожиданно вернувшийся домой с ночной смены на своем грузовике, застал с Любкой Леонида Супроновича. Тихий Коля в бешенстве сорвал со стены заряженное ружье, и… не будь у Леонида мгновенной реакции, наверное, уже гнили бы его кости на кладбище, – в самый последний момент успел он отвести от себя дуло шомпольной одностволки, заряженной крупной дробью.
Что там дальше произошло, никто не знает, только Леонид вышел из дома Михалевых при полном облачении, и дверь за ним смиренно закрыл сам Николай. Недели две он прихрамывал, а под глазами носил ядреные синяки. У Леонида Супроновича была тяжелая рука.
На Михалева не пришлось и заявление в органы писать, Николай сам ухитрился серьезно проштрафиться: на погрузке вылез из кабины, когда ему положено было сидеть там до конца, а в это время в кузов опустили тяжелый ящик со взрывоопасной начинкой. Грузовик охнул, плохо закрепленный тормоз сорвался, машина задом покатилась с разгрузочной площадки и врезалась бортом в другой грузовик, нагруженный такими же ящиками. Чудом не произошел взрыв, который мог бы причинить большую беду…
До Климова Михалева с ночным поездом лично сопровождал Кузнецов. Спокойнее стало на душе у Григория Борисовича, рад был такому исходу и Леонид Супронович, который не на шутку привязался к Любаше…
– Кто приходил-то? – прервала нить размышлений Александра, появившаяся на крыльце. Шмелев с удовольствием смотрел на нее: вторую молодость вдохнула в него эта сильная и щедрая на ласки женщина. После рождения второго сына – его Игорька – Александра не утратила свою былую осанистость. Приятно было видеть, как она идет по поселку с гордо поднятой головой, рослая, широкая в кости, неулыбчивая и суровая на вид для других… Близка ему Александра, но и ей не мог открыться Шмелев.
– Чудак какой-то проездом с поезда, – равнодушно ответил Григорий Борисович. – Интересовался насчет комнаты на лето…
– Небось, хворый… Чего тебе на завтрак-то? Яиц всмятку или горячих блинов со сметаной?
– Раскормила ты меня, Александра, – улыбнулся Шмелев и потрогал чуть выступающий под узким брючным ремнем живот. – Надо будет снова охотой заняться: побродишь денек по лесам-болотам – глядишь, и весь жирок сойдет.
– Ты у меня еще и молодого за пояс заткнешь, – сказала жена.
Шмелеву грех было жаловаться, он еще сохранил свою былую военную выправку, ходил прямо, широко развернув плечи, вот только седины прибавилось и волосах.
Александра выгнала из хлева на лужок бурую, с белыми пятнами корову. Молодая трава зеленела кругом, особенно густой и высокой была у забора. С грядок нацелились в небо сочные стрелки лука. Скоро сенокос, возни с этой коровой не оберешься.
– Давай продадим, а? – уж в который раз заводил разговор Григорий Борисович. – У меня на заводе молока хоть залейся!
Но жена была непреклонна. Она и не мыслила жизни без коровы. В крови у ней это… Корова для нее все: еда, урожай на огороде, деньги.
– Ты что, ее доишь, поишь-кормишь? – уперев руки в крутые бока, снисходительно посмотрела на него жена. – Раз в году выберешься на сенокос, и все? Так что для тебя одно удовольствие… Не хочу я чужого синюшного молока, оно мне даром не надо…
– Бери у меня сливки хоть ведрами.
– Наше молоко все дачники хвалят, а ребятишки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86