Не чета их пузатому отчиму – владельцу пивной в Мюнхене… Поначалу разговор не клеился, но после того, как был накрыт круглый стол с хорошей закуской и выпивкой, все понемногу освоились.
– Мы рады тебя видеть живым-здоровым, – сказал Бруно. – Почему ты не носишь награду фюрера?
– Не перед кем мне форсить. У меня такое впечатление, что мой шеф вообще хочет, чтобы я из дома не выходил… – улыбнулся Ростислав Евгеньевич. – Двадцать лет я прятался в дыре, а теперь, когда наконец свободно вздохнул, снова надо скрываться.
– Ты ведь разведчик, – напомнил Бруно.
– Моя новая должность – советник, – с долей сарказма заметил Карнаков. – И советуются со мной в основном по телефону.
– А наш дом? – перевел разговор на другое Бруно. – Почему ты не живешь в нашем доме?
Гельмут предпочитал больше помалкивать, он наливал из темной бутылки с золоченой этикеткой ликер в маленькую хрустальную рюмку и с удовольствием пил, изредка бросая на отца и старшего брата любопытные взгляды.
– От нашего дома осталась большая воронка, – ответил Карнаков. – Я уж и не знаю, чья бомба в него угодила – немецкая или русская.
– Я помню нашу дачу на берегу Волги, – вступил в разговор Гельмут. – Там на чердаке я прятался от тебя, Бруно. – Он негромко засмеялся.
– Дача цела, – сказал Карнаков. – Ее оборудовали под детский санаторий. Конечно, ничего из наших вещей не сохранилось.
– Съездим туда? – вдруг загорелся Гельмут. – Я помню, как мы катались по озеру на лодке с гувернанткой и мамой… – Он осекся и даже покраснел.
– Я знаю, что Эльза вышла замуж за… владельца пивной, – усмехнулся Ростислав Евгеньевич.
– Мы Отто никогда не называли отцом, – нашел нужным вставить Бруно.
– Какое это имеет значение? – сказал Карнаков и полнее рюмку ко рту. – За встречу… – он с запинкой произнес, – сынки… Кстати, я уже давно, наверное, дед?
– У тебя внук и внучка, – сказал Бруно. И пояснил: – Я женат, у меня двое детей, а наш дорогой Гельмут… Где базируется его авиационный полк, там он и находит очередную подружку.
– А ты все про всех знаешь, – хмуро посмотрел на него брат.
– Что поделаешь, – нарочито вздохнул Бруно, – такая у меня работа.
– У нас, наверное, есть еще братья? – спросил Гельмут, в очередной раз проводив взглядом улыбающуюся служанку.
– Игорь… Пацаненок. Он с матерью в деревне, – не стал особенно распространяться Ростислав Евгеньевич. Как-то неудобно было на эту тему говорить со взрослыми сыновьями. По возрасту Игорек вполне мог быть сыном Бруно, а ему – внуком.
– Ты доволен нынешней работой? – поинтересовался Бруно.
– Нет, – откровенна ответил Карнаков. – Не об этом я мечтал…
– О чем же?
– Лучше вы мне скажите, как вам удалось разыскать меня, – уклонился от прямого ответа Ростислав Евгеньевич. – Это ведь не так-то просто в военное время!
– Ты полагаешь, в мирное было бы проще? – рассмеялся Бруно.
– Вилли Бломберг даже не пикнул, когда Бруно сказал ему, что забирает меня с собой, – заметил Гельмут. – Абвер… Наверное, у нашего Бруно большие возможности. – Он покосился на брата: – Может, устроишь поездочку в Париж? Или в Женеву?
– Ладно, попрошу адмирала Канариса, чтобы он зачислил тебя в свой штат личным пилотом… – в тон ему ответил Бруно.
– Я предпочитаю от всех разведок держаться подальше, – опрокинув в себя рюмку, сказал Гельмут.
– И все-таки не только ведь повидать меня вы приехали сюда? – спросил Ростислав Евгеньевич.
– О делах потом! – сказал Бруно, наливая себе вино. В отличие от брата он пил немного. – А сейчас давайте еще раз выпьем за нашу встречу! Только подумайте, после стольких лет разлуки мы снова все вместе, и не где-нибудь, а в городе, в котором родились! Фантастика!
– Я тоже об этом подумал, – улыбнулся Карнаков.
Утром, прихватив с собой закуски и бутылки, поехали на «мерседесе» за город, на дачу.
В одинаково покрашенных зеленоватой краской холодных комнатах стояли маленькие столики и стулья, стены были разрисованы разными зверюшками, и лишь снаружи дом немного напомнил им бывшую дачу. Его со всех сторон обступили фанерные грузовики, обледеневшие детские горки, какие-то деревянные крепости. Голые деревья негромко постукивали мерзлыми ветвями, у раструбов водосточных труб намерзли глыбы желтоватого льда. Далеко за забором чернел на белой дороге «мерседес», – к самой даче было не проехать. Они первыми в этом году проложили, свернув с шоссе, след на снежной целине. Гельмут и Бруно вспоминали детские годы, какие-то маленькие приключения на этой даче, оба старательно не произносили слово «мама», а Ростислав Евгеньевич мучительно думал: отвезти их в Селищево, где живет Александра с Игорем?
В особняке Александра пробыла недели две и упросила Карнакова, чтобы отвез ее в деревню, где он еще осенью присмотрел большую усадьбу с дворовыми постройками. В просторные комнаты бывшего барского дома Ростислав Евгеньевич привез старинную мебель, которую лично подобрал ему в заброшенных домах бывшего областного центра помощник бургомистра.
Ростислав Евгеньевич, поеживаясь в своем теплом пальто, сидел на полосатой зебре-качалке и смотрел на озеро. Купальни давно не было, вместо нее – беседка, а дальше клади, утонувшие в снегу. Тусклый камыш почти сливался с кустами на другом берегу, кое-где посередине ветер вылизал замерзшее озеро до стального блеска. Полузасыпанная снегом голубая лодка лежала на боку, от нее в березовую рощу тянулась цепочка звериных следов. Ближайшие к озеру березы срублены, высоко торчат безобразные пни. Нужно будет весной отрядить сюда рабочих, чтобы разобрали все эти перегородки в доме, очистили участок от детского хлама и привели дачу в порядок. Хорошо бы сюда небольшой катер или, на худой конец, моторку, – озеро простирается в длину на несколько километров, раньше в нем водились лещи, судаки, караси. Помнится, на зорьке Ростислав Евгеньевич с Вихровым становились в камыши, как раз напротив купальни, и вытягивали на удочку килограммовых лещей…
Высоко прошли в небе советские бомбардировщики, немного погодя затявкали зенитки. Мысли Карнакова приняли другое направление: вот он заботится о даче, а фронт снова приблизился к городу! Вон уже советские самолеты летают над самой головой! Он отогнал мрачные мысли: Бруно вчера говорил, что фюрер готовит летом новое сокрушительное наступление, которое окончательно сметет с лица земли Красную Армию. Советские войска сильно ослаблены, у них потерь не счесть. Надо, конечно, признать, что молниеносная война не удалась, но все равно победа останется за фюрером…
Ночью в особняке и Бруно, и Гельмут, придя в сентиментальное настроение, стали называть его отцом. Карнакову было приятно, однако его собственные отцовские чувства дремали. Он по старинке величал их Борисом и Гришей. Они смеялись и с немецким акцентом нараспев повторяли свои русские имена. За год до начала войны Ростислав Евгеньевич всерьез занялся изучением немецкого языка – в этом ему оказал неоценимую помощь Чибисов, точнее, Николай Никандрович Бешмелев, его радист. Уж такой осторожный был и так опростоволосился в Андреевке! И ведь буквально за несколько часов до прихода немцев схватили его отступающие красноармейцы. Нервы не выдержали?
– Было бы дико, отец, если бы ты погиб от моей бомбы, – говорил Гельмут, держа в одной руке бутылку, а в другой бутерброд с колбасой. – Но, как видишь, бог не допустил такой несправедливости.
– Ты становишься нудным, Гельмут, – с неудовольствием посмотрел на брата Бруно. – Я позаботился о том, чтобы отца не было на станции, когда ты со своими асами кидал бомбы на лес. Базу то вы так и не разбомбили.
Карнаков не стал говорить, что Кузьма Маслов в самый последний момент испугался и послал ракету в сторону полигона.
– Базу ухитрились эвакуировать за несколько дней, – примирительно заметил он.
Гельмут приложился к бутылке, выпил остатки и, размахнувшись, швырнул ее в снег.
– У меня есть одно давнишнее желание, – улыбаясь, доверительно заговорил он. – Хочу сделать «мертвую петлю» на «юнкерсе».
– С бомбами? – посмотрел на него Бруно.
– Я поспорил на «американку» с командиром третьей эскадрильи Вильгельмом Нейгаузеном…
– Разве на тяжелом бомбардировщике это возможно? – поинтересовался Карнаков.
– Я хочу утереть нос Вильгельму – он на такое не способен, – засмеялся Гельмут. – И выиграть пари.
– А кто выигрыш получит? – усмехнулся брат. – Это будет «мертвая петля» и для тебя самого.
– Я сделаю «мертвую петлю», – бахвалился Гельмут. – Конечно, отбомбившись…
– Выбрось ты эту дурь из головы, – посоветовал Бруно. – Пойди лучше прогуляйся вокруг озера.
– У вас и от меня секреты? – кисло улыбнулся Гельмут и, жуя бутерброд, вразвалку зашагал к машине.
– Как надерется, так болтает про эту дурацкую «мертвую петлю»…
– Он сделает ее, вот увидишь, – сказал Карнаков. – И спаси его бог.
– Тебе не хочется побывать в столице третьего рейха? – помолчав, спросил Бруно.
Кожаное пальто было распахнуто, виднелся рыжеватый мех подстежки. Взгляд светлых глаз умный, цепкий. Неужели по наследству передается даже профессия? Думал ли он когда-нибудь, что первенец станет военным? И не просто военным, а разведчиком. И он, и Эльза хотели, чтобы их сыновья были адвокатами или промышленниками, как их родичи по немецкой линии. Отец Эльзы, барон Бохов, владел двумя заводами, было у него большое имение в провинции.
– Ты меня приглашаешь? – с усмешкой посмотрел на сына Карнаков.
– Не совсем… Я говорю с тобой от имени руководства абвера. – Худощавое, узкое лицо Бруно стало серьезным, глаза совершенно трезвые, будто он и не пил. – Мне поручили сообщить тебе, что ты направляешься в разведшколу…
– Не староват ли я, Боря, ходить в школу? – усмехнулся Ростислав Евгеньевич.
– Ты пройдешь индивидуальное обучение у лучших асов разведки, – продолжал Бруно. – Не мне тебе говорить, что разведка далеко ушла вперед по сравнению о тем временем, когда ты работал в полицейском управлении… Конечно, отец, знание России, местной обстановки, людей не заменит никакая школа. И рано тебе думать об отставке. Тебя ждет интересная работа. Надеюсь, ты понимаешь, что будешь не простым разведчиком?
– Я все понимаю, – устало вздохнул Карнаков. В его возрасте вчерашнее давало о себе знать, ломило в затылке, противно подсасывало в правом боку. – Но как бы то ни было, меня снова забросят в тыл к большевикам. Я не говорю об опасности… Но жить-то когда-нибудь надо! Сколько лет я просуществовал тише воды. А много ли мне осталось-то? Годы идут…
– У тебя молодая жена, – улыбнулся Бруно. – Не стоит, отец, прибедняться.
– А если я откажусь?
– Ты не откажешься. Это невозможно.
– Как ты думаешь, – помолчав, спросил Карнаков, – когда война закончится? Что-то о параде в Москве ваше радио больше не заикается.
– Наше радио, наше… – мягко поправил Бруно. – Теперь у нас все общее – и победы, и поражения.
– Поражения? – внимательно посмотрел на него Карнаков.
– Мы с тобой разведчики и должны все предвидеть, – твердо выдержал его взгляд Бруно. – Разведчик находится как бы вне времени и пространства. Политические катаклизмы мало отражаются на жизни разведчика, заброшенного на чужую территорию. Он делает свое большое дело, даже когда совсем ничего не делает и год, и два, и десять…
– Можно подумать, что разведчику господь бог отвел две жизни, – усмехнулся Ростислав Евгеньевич.
– Не две, а несколько, иногда разведчики проживают несколько жизней, отец. – Последнее слово Бруно как-то значительно выделил. – И придется признаться, что идея послать тебя в нашу разведшколу принадлежит мне.
Карнаков вскинул глаза на сына.
– Да-да, именно. Рудольф Бергер рекомендовал прикомандировать тебя к ГФП – тайной полевой полиции. Надеюсь, ты знаешь, что это такое? Охрана тыла, борьба с партизанами и советским партийным активом, карательные экспедиции, отбор населения для работы в рейхе… Там бы пригодились твои знания. Разве Бергер не говорил с тобой об этом?
Карнаков припомнил, что такой разговор был незадолго до приезда Бруно.
– Поблагодари абвер, – продолжал Бруно, – что тебя не отдали в PCXА, к Гейдриху. По этому поводу мой шеф хлопотал за тебя лично.
– Как я понял, ты избавил меня от грязной работы? – пытливо взглянул на сына Ростислав Евгеньевич.
– Ты правильно понял, отец, – ответил Бруно. – Я знаю, что это за «работа». А ты ведь дворянин. И потом… – Бруно умолк и стал закуривать.
– Что потом? – спросил Карнаков.
– Ты слышал про концентрационные лагеря? Я побывал в одном… Хождение по кругам ада, созданного гением Данте, это просто увеселительная прогулка по сравнению с тем, что я там увидел… Не каждый человек способен выдержать зрелище, когда на глазах в течение трех-четырех минут в страшных мучениях умирают сотни людей. Впрочем, – он швырнул сигарету пол ноги, резко притоптал ее каблуком, – враги Германии должны быть уничтожены. Но пусть лучше этим занимаются другие…
– Я тебя понял, Бруно, – помолчав, сказал Карнаков. – Спасибо. Когда надо ехать?
– Скоро, – улыбнулся тот. – Кстати, Гельмут доставит нас на самолете в Берлин. Он тоже заслужил небольшой отпуск… На это у меня имеется специальное разрешение.
– Ты действительно всесилен!
– Просто я умею ладить с начальством, – рассмеялся Бруно.

3

Шагая по обледенелой дороге к комендатуре, Андрей Иванович ломал голову, зачем его потребовал к себе Бергер. Абросимов понимал, что разнюхай тот что-либо про его связь с партизанами, и его привели бы к Бергеру под дулом автомата. На всякий случай сказал Вадику, торчащему у окна с книжкой, чтобы сообщил Якову Ильичу: дескать, деда зачем-то к себе комендант затребовал. Внук отложил книжку, взглянул светлыми глазами:
– Дедушка, ты не ходи.
– Тебя послать вместо себя, что ли? – хмыкнул в бороду Андрей Иванович.
– Надень новый пиджак, – посоветовала Ефимья Андреевна.
– В новом ты меня, мать, похоронишь, ежели чего… – пошутил Андрей Иванович, однако жена даже в лице изменилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86