Как и во время прошлых операций, она позвала на помощь Кэролайн – чтобы отслеживать основные показатели состояния организма Тома. Кристину она приставила подавать инструменты. Алекс стоял на маленьком стуле рядом с матерью и делал то, что она ему велела. К ее удивлению, он оказался способен зажимать вену, пока она прижигала ее. С помощью шприца он отсасывал кровь и выдавливал ее в ведро. Время от времени Джейни передавала ему маленькие куски отрезанной плоти, и он с благоговением складывал их на подносе – для последующего захоронения – без видимых признаков отвращения на лице.
Операция должна была продлиться часа два или даже больше, и в какой-то момент Джейни решила дать краткий отдых рукам, чтобы их не свел спазм. Она оглядела лабораторию; с ведром крови, подносом с кусками плоти и помощниками, делающими свое дело голыми руками, комната сильно напоминала средневековую операционную. Когда все было кончено – на удивление успешно по их невысоким стандартам, – Джейни проследила за тем, чтобы все тщательно отскребли руки.
«Полцарства за что-нибудь антибактериальное», – думала она, наказывая членам своей «хирургической команды» не пропустить ни единой трещинки на руках, поскоблить под каждым ногтем, мыть и полоскать, мыть и полоскать, а потом повторять все сначала. Позже, когда все отправились отдыхать, Джейни уселась на краю постели, которую в обычных обстоятельствах делила с Томом, рассеянно скользя по полу взглядом, пока он не остановился на комоде. Под ним стояли ботинки Тома. Джейни поднялась, отнесла один в шкаф и засунула его за коробку с летней одеждой.
В первые дни после ампутации никто, казалось, не имел представления, что делать, и мог разве что слоняться по территории в тщетных попытках отогнать непреходящую тревогу. Кристина, наверно, единственная не утратила свойственной ей целеустремленности – она немедленно с головой погрузилась в разработку группы кортикостероидов, которые, по ее убеждению, спасли бы ногу Тома, если были бы применены вовремя.
Сердце у Джейни разрывалось, когда она видела, как переживает Кристина. Дочь Тома винила себя в том, что не сумела сделать эту работу раньше. Джейни не жалела слов, чтобы как-то облегчить боль и раскаяние девушки.
– Их надо было ввести не позже чем через несколько минут после того, как Том получил травму, – говорила она, – только тогда не произошло бы воспаления. Пожалуйста, перестань казниться! Прежние времена приучили всех нас к тому, что медицина способна творить чудеса; теперь эти чудеса гораздо менее впечатляющие, только и всего.
– Черт побери, я сама чудо! – со слезами на глазах воскликнула девушка. – И Алекс!
– Да, но другого рода, – ответила Джейни.
Кристина, конечно, сейчас снова вернется в лабораторию; это было ее пристанище.
* * *
Кристина уселась за лабораторный стол. Слезы стекали с кончика носа и капали в чашку Петри. Она высморкалась, поставила чашку в раковину, взяла другую и снова опустилась на свое место. Тут раздался негромкий стук в дверь.
На пороге с подносом в руках стоял Эван Дунбар.
– Надеюсь, я не помешал тебе. Мне подумалось, может, ты захочешь перекусить.
Кристина смахнула со щек слезы.
– Вообще-то я не голодна. Но нет, ты не помешал мне. Входи.
– Ага.
Он поставил поднос на стол.
– Раз ты не будешь есть, тогда, если не возражаешь…
– Нет, конечно. Пожалуйста, поешь сам. Я… я просто не очень голодна.
Эван сел на стул и принялся за суп и хлеб, принесенные для Кристины.
– Вкусно. Уверена, что не хочешь?
– Может, попозже.
– Что ты делаешь?
Она с огорченным видом вытерла руки о фартук.
– Пытаюсь разработать стероиды, предотвращающие воспаление.
– Одно время мой друг Джефф принимал их, после той истории с Уилбуром Дюраном. – И потом, как если бы это могло утешить Кристину, Эван добавил: – Он говорил, они ужасно на него действовали.
– Но они могли спасти папину ногу.
– Ты правда веришь в это?
Кристина молча отвернулась.
Эван тоже почтительно помолчал, а потом сказал, очень тихо:
– Вообще-то это должно было произойти со мной, знаешь ли. Мы с Джеффом были немного похожи, всегда ходили вместе, и Дюран думал, что захватил меня.
У Кристины сделался задумчивый вид, брови сошлись к переносице. Потом в глазах вспыхнул свет – она вспомнила, что Эван рассказывал ей о Джеффе.
– Как, наверно, ужасно с этим жить, – тихо проговорила она.
Эван поставил на стол миску с супом.
– Я каждый день думаю об этом. В некоторые дни больше, в другие меньше. Но она всегда здесь, эта ужасная мысль: на его месте должен был оказаться я. – Он повесил голову. – Я рад, что этого не произошло, и в то же время ужасно стыжусь этих своих чувств.
– Это не твоя вина, Эван. В смысле… ну, судя по тому, что я читала, он же был настоящий монстр…
– Знаю. И все-таки меня всегда грызло чувство вины. И сейчас тоже не отпускает.
– Мне правда очень жаль.
– А мне жаль, что такое случилось с твоим отцом. Господи, какой-то орел! И твой брат был всему свидетелем. Он еще слишком мал, чтобы видеть такие вещи, а потом бежать в темноте через лес…
– Да. Но, думаю, с ним все будет в порядке. Он черпает силы у своей… у Джейни.
– Когда Джефф умер, мать очень помогла мне. Не знаю, что бы я делал, если бы не она.
Кристина заговорила не сразу. Сначала она сделала глубокий вдох и посмотрела в глаза Эвану.
– Джейни на самом деле не мать Алексу.
Эван ошеломленно помолчал.
– Его усыновили?
– Типа того. И меня тоже, в том же смысле. По-моему, сейчас момент не хуже любого другого, чтобы рассказать тебе об этом. Только сначала пообещай мне одну вещь.
– Какую?
– Пообещай, что не разлюбишь меня из-за того, что я расскажу.
– Почему я должен разлюбить тебя из-за того, что тебя удочерили?
– Просто пообещай, и все.
– Ладно. Обещаю. – Эван придвинулся ближе и взял ее за руку. – Я очень люблю тебя, Кристина. Только что-то по-настоящему ужасное может вынудить меня разлюбить тебя.
– Я тоже люблю тебя, Эван. – Она сжала его руку. – Но просто помни, ты обещал.
Глава 21
Няню вызвали обряжать Изабеллу, и Кэт осталась в своей спальне одна, когда Бенуа открыл дверь в ее апартаменты. Голова ее была занята обдумыванием последних деталей бегства, и она не услышала, как он крадется по ковру.
Он стоял в дверном проеме спальни и смотрел, как она сняла белое одеяние, которое должно было помочь ей обрести свободу; она удивленно обернулась, лишь услышав его смех.
На ней было лишь нижнее белье. Дорожные рейтузы – которые, конечно, вызвали бы подозрение – все еще лежали на постели. Кэт быстро схватила белое одеяние аббатисы и прикрылась им.
– Нет, – заговорил Бенуа, – положи его. Полуодетая ты мне нравишься больше. – Он подошел к ней, провел рукой по ее волосам, засунул за ухо выбившуюся прядь волос. – Я предвкушаю удовольствие созерцать тебя в таком виде каждый день – после того, как мы поженимся. А может, и не раз в день.
Все ее инстинкты вопили: «Ударь его!» Однако она невероятным усилием воли сумела сдержаться.
– Я мужчина ненасытный, как ты вскоре обнаружишь. И не в смысле еды.
Она молча опустила взгляд, все еще прижимая к себе одеяние.
– Думаю, сейчас самое время попробовать тебя на вкус, – прошептал Бенуа ей на ухо.
Он отнял у Кэт белое одеяние, бросил его на постель, по счастью прикрыв рейтузы, и притянул ее к себе. Почувствовав мерзкий запах его дыхания, она отвернулась. Он взял ее за подбородок и силой развернул лицом к себе. Она закрыла глаза и замерла, пытаясь не вдыхать вонючий воздух.
– В конце концов, совсем скоро мы поженимся, – проворковал он и одним резким рывком развязал шнурок ее лифа.
Желание убить его с каждым мгновением нарастало. Все существо Кэт безмолвно возопило, когда он спустил рубашку с ее плеча. Кинжал был совсем рядом, под рейтузами.
Она представила, как делает это – хватает кинжал, стремительно бросается на мерзавца и перерезает ему горло. Достаточно нескольких секунд.
Однако вся она будет в крови, и пройдет совсем немного времени, прежде чем его хватятся. Может, он вдобавок кому-нибудь рассказал, что отправился к ней с визитом? Если да, то ее апартаменты станут первым местом, где де Куси будет искать своего кузена.
Он высвободил одну из ее грудей, и в прохладном воздухе сосок встал торчком.
– Ах! – Он коснулся его ртом. – Ты не против! Это радует.
Слезы заструились по щекам Кэт, когда мерзкая туша Бенуа навалилась на нее. Она молила Бога, чтобы все окончилось побыстрее и чтобы она не забеременела, поскольку, случись такое, собственными руками выцарапала бы это дитя из своей утробы.

«Мой дорогой,
сегодня последний день апреля. К этому времени, если все пошло хорошо, ты уже неподалеку от замка Виндзор и вскоре встретишься со своей дочерью. Сердце воспаряет при мысли, какую радость ты испытаешь, когда это счастливое событие произойдет.
Неужели мы знакомы всего несколько недель? У меня такое чувство, будто мы вместе гораздо дольше. Может, ты всегда был где-то неподалеку, дожидаясь, пока Господь и судьба сведут нас и ты научишь меня быть счастливой. Каждый день я молюсь о том, чтобы настало спокойное время, когда мы с тобой сможем быть вместе, не опасаясь лишиться жизни. Ребенок, зреющий в моем животе, этот плод любви, свяжет нас нерасторжимой связью.
А теперь к более мирскому предмету, хотя мне он таким не кажется, когда я им занимаюсь: работа успешно продвигается. Сегодня утром мы с месье де Шальяком подправили главу о расстройстве пищеварения – пока в его памяти, по собственному опыту, еще свежи воспоминания о том, как эта болезнь протекает. Он настоял на своем участии в работе, хотя по-прежнему много времени проводит в постели. Но чего еще можно ожидать от него? Он часто говорит о тебе, всегда с похвалой. „Филомена, – говорит он, – еврей там или не еврей, но во всей Европе нет человека достойнее его“. Одно несомненно: его восхищение тобой никогда не угаснет.
Равно как и мое. Я еще не говорила ему о своем состоянии, но не сомневаюсь, месье де Шальяк исполнится радости, когда узнает, какое счастливое событие вскоре должно произойти».
* * *
В последний раз, когда Алехандро проходил через эти ныне запретные для него ворота, он двигался в противоположном направлении, в английскую глубинку, где его ждали свобода и процветание, заработанные служением королю во время трудной зимы. Тогда он горделиво проскакал под аркой из мечей, устремившись к новой жизни: владелец собственного поместья, с надеждой обрести семью, счастье и – может, это было важнее всего – использовать открывающиеся перед ним бесконечные возможности нового познания. Эти мечты рассеялись, точно туманное облако, по прихоти злой принцессы. В канун сегодняшних майских праздников, когда о ее браке с человеком, разбившим мечты Кэт, станет известно всему миру, она будет царицей бала. С каким наслаждением Алехандро вонзил бы нож в грудь и того, и другой! Однако он понимал, что в итоге сам погибнет и, скорее всего, такой мучительной смертью, о которой не осмеливался даже думать. Король наверняка предоставит своим палачам полную свободу действий и отошлет Алехандро к Создателю по частям.
Итак, оставалось удовлетвориться тем, чтобы рисовать картины мести в своем воображении. Тем более сегодня ночью его ждет самая сладкая месть – он незамеченным проскользнет внутрь, а потом растворится во тьме вместе с той, кого они считают своей драгоценной добычей.
Массивная каменная ярка неясно вырисовывалась над головой, когда он проходил под поднятой опускной решеткой. Впереди возвышалась центральная башня, по случаю празднества украшенная штандартами. Во внутреннем дворе горели факелы, хотя было еще не совсем темно. Через ворота вливался нескончаемый поток гостей в костюмах, поражающих своим великолепием и разнообразием; Алехандро мгновенно затерялся в море фей и бабочек, медведей и других животных, великанов и шутов. Люди теснили его со всех сторон; он протолкался к стене и на мгновение прислонился к ней, чувствуя, как сильно бьется сердце.
Некоторое время он просто смотрел, как самые высокородные граждане Англии предъявляли свои приглашения, после чего их отводили в главный зал центральной башни.
«Дай бог, милый Чосер, – подумал он, – чтобы ты смог припрятать для меня драгоценную бумагу!»
Держась около стены, он двигался по окружности внутреннего двора, пока не увидел знакомое здание, а за ним маленькую часовню, в которой когда-то подверг карантину солдата Мэттьюза и беднягу портного Изабеллы.
Остановившись перед часовней, он замер; воспоминания нахлынули на него. Перед внутренним взором возникло тело портного, навалившееся на кипу набросков Изабеллы, и ужас в глазах Мэттьюза, когда он понял, что его товарищ по заключению болен чумой. Взгляд Алехандро переместился к тому месту, где упало пронзенное стрелами тело молодого солдата.
В ушах снова зазвучали свист летящих к цели стрел и потрескивание погребального костра. Запах горящей человеческой плоти, наверно, никогда не изгладится из его памяти, а стыд за то, что он обрек на бессмысленную гибель славного, храброго человека, вечно будет отягощать душу.
– Сэр…
Алехандро быстро надвинул на лицо маску, повернулся и увидел стоящего в десяти шагах позади солдата, примерно возраста Мэттьюза в те давние времена. Пугающее, почти сверхъестественное сходство этих двух людей завораживало – как и Мэттьюз, солдат был высокий, крепкого, здорового сложения; человек в расцвете молодости и силы.
Солдат сделал несколько шагов к Алехандро.
– Вы, наверно, заблудились, сэр. – Он взмахнул рукой в сторону центральной башни. – Празднество будет вон там.
– Нет, – быстро ответил Алехандро. – Я намеренно пришел сюда. – Его взгляд переместился на ящик для подаяний, из-за которого торчал краешек пергамента цвета слоновой кости. – Просто хочу сделать пожертвование в честь свадьбы принцессы.
– А-а… Понятно. Что же, это ваше право. Уверен, король будет вам признателен. А потом, пожалуйста, идите вон туда, к входу в главный зал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63