Она посмотрела на свиток, но не взяла его.
– Советую прочесть, – сказал король.
В конце концов она подчинилась и развернула свиток, стараясь, чтобы руки не дрожали. По мере того как она пробегала взглядом по странице, глаза у нее раскрывались все шире. Прочтя послание Папы, она выронила свиток, и он упал на пол.
Король улыбнулся.
– Твой маленький мятеж ничего, по существу, не меняет. Отныне ты моя законная дочь, о чем свидетельствует эта папская булла. Провозгласив помолвку Изабеллы, мы объявим и о твоей, с графом Бенуа, кузеном барона де Куси, с которым ты уже знакома.
Гнев клокотал в душе Кэт, и только мысль о сыне помогала ей сдержаться.
Король, казалось, ничего не замечал.
– Он владеет землями в Бретани, и его лояльность очень важна для меня. Семья де Ре слишком влиятельна в этом регионе и имеет гораздо больше земельных наделов, чем мне хотелось бы, но они отказываются вступать в союз со мной. – Он улыбнулся без тени юмора. – Ну, я заключу союз с их соперником. И ты в этом союзе сыграешь свою роль – в интересах нашей семьи. – Он подошел ближе и зашептал ей прямо в ухо: – Ты будешь улыбаться графу Бенуа и вести себя, как подобает леди. Ты примешь его, как английская принцесса должна принять мужа, выбранного для нее отцом. На маскараде ты получишь поздравления, подарки и будешь стоять рядом со своим нареченным, улыбаясь, как счастливая невеста. И когда вы, девушки, закончите танцевать вокруг майского дерева, ты будешь танцевать с ним. Я очень долго улаживал все это, не только со святым отцом, но и с моей супругой, королевой, и ты будешь вести себя, как положено.
– Неплохо бы спросить невесту, прежде чем затевать все эти хлопоты.
– Зачем? То, что она думает, не имеет ни малейшего значения. Это дипломатический брак, а невеста, – король прикоснулся пальцем к щеке Кэт, – не дипломат. Ее мысли по этому поводу к делу не относятся. – Он помолчал, давая ей возможность проникнуться этой мыслью. – Со временем, если ты будешь доброй женой, новый муж признает твоего сына и он сможет жить с вами. Нужно постараться, чтобы именно так и произошло, ведь он тоже отпрыск королевского рода, и его будущее…
Кэт с трудом сдерживалась, чтобы не сказать: «Вы никогда его не увидите». Наконец ее терпение лопнуло, и она выпалила:
– А что будет, если невеста откажет жениху?
Король нахмурился; он не любил, когда его прерывали.
– Тогда у нее больше не будет сына. – Он посмотрел ей в глаза. – Я понятно выразился?
– Вполне.
Не спрашивая позволения, Кэт встала. Важно не подать вида, что ей известно – король по-прежнему в неведении относительно местонахождения Гильома.
Король остался сидеть, но не сводил с нее взгляда.
– Хорошо. Но не спеши уходить. Теперь, когда мы достигли взаимопонимания, самое время невесте познакомиться с женихом.
Он позвонил в колокольчик; Кэт замерла, опустив голову в безмолвном ужасе. Она услышала звук открываемой двери, шаги, но не могла заставить себя повернуть голову. Король сказал, обращаясь к гостю:
– Встаньте!
Кэт плотно зажмурила глаза.
– Граф Бенуа, – продолжал Эдуард, – позвольте представить вам мою дочь, Кэтрин Плантагенет.
* * *
Остановившись в скромной гостинице, Алехандро дожидался судна, на котором мог бы отплыть в качестве пассажира. На протяжении нескольких дней у него ничего не получалось; все корабли везли исключительно припасы для английской армии. Он с тревогой спрашивал себя: а что, если военный конфликт между Францией и Англией обострится до такой степени, что для гражданских лиц путь в Англию окажется закрыт? В таком случае его миссия обречена. В конце концов, в полном отчаянии, он спросил хозяина гостиницы, почему в порту не заметно никакого движения.
– Это все из-за Страстной недели. Вы что, так долго путешествовали, что не помните – завтра Великая пятница?
– Ах да, я и позабыл!
Он всегда твердил себе, что в общении с другими людьми нужно свято соблюдать наиболее известные христианские праздники, чтобы не навести никого на мысль о своем еврейском происхождении. Поднявшись на следующее утро, он отказался от завтрака и постился, как все остальные. И когда ближе к полудню хозяин гостиницы и вся его семья присоединились к процессии, тянущейся по узким улицам Кале к церкви, Алехандро сделал то же самое. Все вокруг со слезами на глазах бормотали молитвы, но он помалкивал, стараясь просто затеряться в толпе.
Наконец вереница молящихся достигла небольшой площади; там уже собрались сотни людей. Чувствовалось, что они возбуждены, озлоблены и их гнев направлен на что-то в центре площади, но поначалу Алехандро не мог разглядеть, что это. Протолкавшись сквозь толпу – как можно вежливее, чтобы не привлекать к себе внимания, – он оказался наконец у открытой площадки в центре.
Там он увидел такое, отчего его чуть не вывернуло наизнанку. Троих мужчин гвоздями приколотили к крестам; на них были лишь белые набедренные повязки и терновые венки на головах. Кровь стекала с их ладоней, ног и лбов.
Бродя по Кале в ожидании судна, он уже видел на площади эти кресты, но посчитал их просто символами христианства, а уж никак не орудиями пыток и казни.
Все вокруг него крестились и прижимали сложенные руки к груди; чтобы не выделяться, Алехандро сделал то же самое. Спустя какое-то время настроение толпы начало меняться от горестных стенаний к возмущению. Плач и вздохи уступили место гневным выкрикам. В конце концов вперед вышел мужчина и потряс кулаком перед лицом человека на центральном кресте.
– Христопродавец! Умри же, как наш Спаситель, преданный тобой!
Алехандро пробежал взглядом по трем пригвожденным к крестам людям. Все они были смуглые и бородатые. На земле у их ног лежали отрезанные локоны длинных волос. Можно не сомневаться, что, подними они набедренные повязки, выяснилось бы, что всем троим в свое время делали обрезание.
Мужчина, только что выкрикнувший обвинения, швырнул камень и попал в грудь человека на центральном кресте; тот с гримасой боли вскинул голову и тут же снова уронил ее. Полетели новые камни.
С сердцем, преисполненным боли и горечи, Алехандро повернулся и выбрался из толпы, стараясь проскользнуть как можно незаметнее. Он не мог, как когда-то, послать стрелу в сердце страдальца, чтобы прекратить его мучения. И ни один солдат не выйдет вперед с мечом милосердия, не вонзит его в грудь несчастного на кресте. Этим евреям предстояло умирать медленной, мучительной смертью, в одиночестве и ужасе.
* * *
Увидев выражение лица Кэт, Бенуа понял, что по доброй воле она никогда не покорится ему.
Он низко поклонился, демонстрируя сильно поредевшие, сальные черные волосы. Она закрыла глаза, дожидаясь, пока он снова выпрямится.
– Мадемуазель… – Его похотливый взгляд скользнул по ней сверху донизу. – Я безмерно восхищен вашей красотой.
«Но и вполовину не так, как мне омерзительно твое безобразие», – подумала она.
Но тем не менее присела, еле заметно, хотя не произнесла ни слова и не смотрела ему в глаза.
Король делал вид, что ничего не замечает.
– Впервые как счастливая пара вы появитесь вместе на маскараде. Напомни мне, – продолжал он, обращаясь к Кэт, – какой костюм ты выбрала? Он непременно должен подчеркивать твою красоту. Не сомневаюсь, твой жених, да и все его поклонники будут в восторге, увидев тебя в роскошном наряде.
В конце концов Кэт повернулась к Бенуа, хотя ее слова были обращены к королю.
– Невозможно вообразить, что у него есть поклонники. – Она встала. – Это все, ваше величество? Я чувствую слабость из-за всех этих треволнений и хотела бы удалиться к себе.
– Да, я тебя больше не задерживаю.
Она повернулась и вышла, внешне спокойная, оставив своего жениха в замешательстве, а короля со странным чувством неловкости.
* * *
Святые праздники подошли к концу, и жизнь в Кале начала возвращаться в нормальное русло. Алехандро удалось-таки найти капитана, согласившегося перевезти его – за немыслимую цену. Утром в день отплытия на пристани собралось много людей, поскольку во время праздников суда не ходили. Алехандро стоял на причале и смотрел на серое море. С океана тянуло холодом, и он вздрагивал, хотя, возможно, от страха, порожденного пониманием того, что лежит по ту сторону этих суровых вод. Он уже дважды плыл этим путем, и в обоих случаях путешествие нельзя было назвать приятным. Не будет оно таким и на этот раз – судя по тому, как выглядит небо.
Судно было приличного размера, и на причале собралась небольшая толпа. Конюхи заводили коней по широкой доске, переброшенной с причала на борт корабля. Среди них был и конь Алехандро; незнакомый человек тащил его за поводья, а он упирался и вставал на дыбы. Постепенно, однако, весь багаж переправили на борт, а вслед за тем и пассажиров. Сначала, естественно, тех, кто побогаче, потом простых, но прилично одетых и, наконец, бедняков, среди которых был и Алехандро.
В какой-то момент его внимание привлекла одна фигура – невысокая женщина в причудливой красной шляпке, взошедшая на борт среди людей со средствами.
Он тряхнул головой, не веря своим глазам: это была Эмили Купер.
«Не может быть!»
Однако она слегка повернула голову, и он хорошо разглядел ее лицо. Несомненно, это та женщина, которую он знал по Авиньону; ошибки быть не могло. Он быстро спрятался за опорный столб.
Однако кое-что в ее облике определенно изменилось. Она всегда была полная, цветущая, даже во время смертельной болезни мужа, сейчас же выглядела бледной, дрожала и постоянно куталась в шаль. И модная красная шляпка с пером, в которой она щеголяла, лишь подчеркивала нездоровую бледность. Женщина с трудом тащила маленькую сумку, не давая ее палубному матросу, предложившему свою помощь; на этой сумке лежало сложенное в несколько раз одеяло, то самое, которым когда-то был накрыт умирающий муж. Стоило Алехандро увидеть его, и в сердце зародилось дурное предчувствие.
У нее откуда-то появились средства, чтобы вернуться в Англию. А между тем в этой семье никогда не было денег, даже до того, как заболел муж. И никаких ценностей, чтобы продать их, у нее тоже не было…
Женщина вежливо кивнула английскому солдату, и тот улыбнулся в ответ, как если бы они были знакомы. Ужасное понимание снизошло на Алехандро.
«Она выдала меня».
Алехандро развернулся бы и подождал следующего корабля, вот только его конь уже находился на борту. Когда настала его очередь подниматься по сходням, он поглубже надвинул шляпу. Судно покачивалось вверх и вниз на швартовах. Алехандро быстро сунул стюарду свое разрешение на плавание и постарался затеряться среди пассажиров. Эмили Купер стояла шагах в тридцати от него, глядя на море. Алехандро поднял капюшон и замер, не сводя с нее взгляда. Наконец канаты отвязали, и судно отчалило.
Весь день он внимательно наблюдал за ней; она оставалась на одном месте, прислонившись спиной к перилам деревянной лестницы, ведущей на кормовую палубу. С каждым часом она бледнела все больше и к закату, не выдержав, села. Моряки, которых на корабле было немало, весь день бегали по лестнице вверх и вниз, но никто из них не обращал на нее внимания; их, естественно, ничуть не удивляло, что кто-то из пассажиров плохо переносит плавание.
Однако они не знали того, что заметил Алехандро, – она чувствовала себя плохо еще до того, как поднялась на борт, задолго до того, как свирепые волны Ла-Манша подхватили корабль и принялись раскачивать его. Когда Алехандро понял, что она нездорова, поверхность моря была ровная, точно стекло.
Узнала бы она его – без бороды, в европейской одежде вместо той, в которой он ходил среди своих? Возможно. Однако, если он правильно оценивает ее нынешнее состояние, вряд ли голова у нее работает хорошо.
В сознании зазвучал голос старика, рассказывающего о чумном корабле в первое пришествие «черной смерти», целую жизнь назад, во время путешествия Алехандро из Испании в Авиньон.
«Он месяц простоял в гавани, прежде чем люди осмелились ступить на борт».
Он должен рискнуть тем, что она может его узнать. Нынешняя вторая волна чумы не отличалась той свирепостью, что первая, но и она собирала свою жатву. Если корабль прибудет в Лондон с чумным пассажиром, их загонят в устье Темзы и не выпустят оттуда, пока все на борту не умрут и опасность распространения болезни не исчезнет. На это уйдет по крайней мере несколько недель.
Он не может столько ждать.
Кренясь под давлением сильного ветра, Алехандро медленно двинулся вдоль поручней, с того места, где стоял на носу корабля, в сторону кормы, откуда ему лучше будет видно Эмили Купер. Он находился на расстоянии около пятнадцати футов от нее, когда она подняла безжизненный взгляд и посмотрела прямо на него.
Он замер. Через несколько мгновений она снова уронила голову на грудь. Он подошел чуть ближе; никакой реакции.
Он еще продвинулся вперед; сейчас их разделяло не больше пяти футов.
На протяжении часа, пока солнце опускалось за горизонт, он стоял, безмолвный и неподвижный, над Эмили Купер. Ее состояние быстро ухудшалось; тех резервов организма, которые позволяли ее мужу так долго сопротивляться болезни, у нее явно не было. Она начала кашлять и неудержимо дрожала. Совсем скоро кто-нибудь мог заметить, что тут нечто большее, чем морская болезнь. Алехандро подошел к женщине вплотную и быстро оглянулся, проверяя, не смотрит ли кто-нибудь в их направлении.
Ветер усилился, и теперь судно швыряло по волнам еще яростнее. Остальные пассажиры сгрудились на носу корабля и, толкаясь и суетясь, образовали нечто вроде круга. Привстав на цыпочки, Алехандро увидел, что в центре его стоит священник в коричневой рясе, вскинув руки как бы жестом благословения.
Воспользовавшись моментом, когда внимание остальных пассажиров было отвлечено, Алехандро наклонился к Эмили Купер и рукой приподнял ее подбородок. Она, похоже, не отдавала себе отчета в том, что он делает. На ее шее бугрились темные бубоны.
Ветер дул все сильнее. Стараясь сопротивляться давлению ветра и сетуя на внезапно разразившийся шторм, люди в круге на носу цеплялись друг за друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63