Он умер, я похоронил его и сам стал заботиться о муле, как и должен добрый христианин. По-моему, это справедливо. Друг и сам захотел бы, чтобы мул был у меня.
– Очень великодушно с твоей стороны, – усмехнулся рыцарь, – и с его тоже. Но может, ты заразился от своего друга, поскольку едешь на его муле.
– Ох, нет, сэр, нет! Я… Я не заразный. Смотрите! – Он оттянул ворот, демонстрируя ужасно дряблую шею, на которой, однако, бубонов не было. – Последние дни за моим другом ухаживали Христовы братья… Они забрали его к себе, чтобы он умер со словами утешения.
– Но… если он заразился чумой, тогда и братья тоже должны умереть!
Все взгляды обратились к Кэт, которая выпалила эти слова, не сумев сдержать беспокойства. Человек поднял на нее взгляд.
– Прошу прощения, миледи, но на все воля Божья, и тут уж ничего не поделаешь.
Воцарилось гробовое молчание; всем приходилось слышать рассказы о монастырях, где монахи запирались внутри, надеясь, что чума не проникнет к ним, но вместо этого становились ее жертвами.
– Все это глупая болтовня! – сказал в конце концов Шандос. – С какой стати я должен верить тебе?
Человек перекрестился и вскинул руку.
– Клянусь, сэр, как истинно верующий христианин.
Шандос рассмеялся, однако его смех быстро угас.
– Ладно, можешь проехать. В честь свадьбы нашей принцессы.
Он посмотрел в сторону Изабеллы и уважительно поклонился ей. Принцесса выпрямилась в седле, почувствовав, что все взгляды устремлены на нее. Нищий, следуя примеру Шандоса, поклонился в пояс и неразборчиво пробормотал слова благодарности.
– Однако прежде подойди ко мне, – приказал Шандос.
С явной неохотой человек пришпорил пятками мула и оказался рядом с рыцарем. Не успел никто и слова вымолвить, как Шандос выхватил нож и сделал два аккуратных надреза на щеке человека, в форме наконечника стрелы. Потекла кровь, и, пытаясь остановить ее, человек прижал к щеке ладонь. Потом он отдернул руку, с ужасом посмотрел на нее и перевел взгляд на Шандоса.
– По этим меткам я узнаю тебя, если когда-нибудь снова встречу во владениях его величества, – сказал Шандос. – А теперь убирайся, пока я не передумал.
Бедняга неистово заколотил пятками бока мула, тот рванул с места и исчез в густом лесу, который так манил к себе Кэт. Чувствуя, как сердце переполняет зависть, она проследила за ним взглядом. Когда человек скрылся за деревьями, она посмотрела на Шандоса, сидящего на коне с бесстрастным выражением лица.
«И это мой единственный союзник кроме Чосера», – подумала она, глядя, как он разворачивает коня.
* * *
Когда с едой было покончено, монахини поднялись из-за стола первыми и начали уносить пустые тарелки.
– Ну, Гильом, неплохо, правда?
– Да, дедушка.
Мальчик потер глаза.
– Наверное, ты очень устал. День был долгий.
– Да, дедушка, – снова прозвучало в ответ.
– Что-то ты со всем соглашаешься.
– Да…
Мальчик замолчал, улыбнувшись тому, что повторяет одно и то же.
– Давай-ка поищем местечко, где преклонить голову.
Они встали и покинули зал вслед за остальными. Во главе процессии шел монах. Он нес в высоко поднятой руке факел, и в его свете Алехандро заметил в одном из узких темных коридоров аббатства идущую навстречу монахиню. Обеими руками она несла чашу с горячей водой, над которой поднимался пар, а под мышкой сжимала кусок белой ткани, возможно, полотенце, с торчащим из него кружевом.
Она тяжело протопала мимо, ни на кого не глядя, и в конце концов остановилась у какой-то двери и постучала. Послышался приглушенный ответ. Одной рукой придерживая чашу у бедра, другой монахиня открыла дверь и шмыгнула в ярко освещенную комнату. Алехандро услышал, как она сказала:
– Вот ваш кипяток, мадемуазель.
Алехандро резко остановился; они с мальчиком шли последними, так что никто этого не заметил. Гильом тоже остановился, но Алехандро похлопал его по плечу со словами:
– Иди дальше, малыш, я вскоре догоню тебя.
Гильом послушался, хотя с явной неохотой, и все время оглядывался на дедушку. Алехандро замер, прислушиваясь к разговору за дверью. Две женщины – одна монашка, которую он видел, и другая, неизвестная, с чистым, приятным голосом, – обсуждали всякие женские проблемы. Он подумал, что, может, более молодой голос принадлежит послушнице, которая готовится вступить в орден.
«Как странно, – мелькнула мысль, – что они приносят свою юную жизнь в жертву служению, а ведь могли бы рожать и растить детей!»
Он услышал звук льющейся воды; видимо, молодая женщина мылась. Эта мысль была ему приятна, и он улыбнулся.
Он прислушивался еще какое-то время, но без толку. Наконец вода перестала литься, и он подумал, что сейчас самое время потихоньку удалиться, поскольку монахиня, закончив свои дела, в любой момент может выйти и наткнуться на него.
Однако звук женских голосов действовал странно успокаивающе.
«Еще немного, – сказал он себе. – И если она откроет дверь, я сделаю вид, что просто прохожу мимо».
– Вот ваше полотенце, мадемуазель, – сказала монахиня.
– Спасибо. – Последовала пауза, во время которой молодая женщина, скорее всего, вытиралась. – Кружево просто замечательное. Очень похоже на дорожку на столе.
На цыпочках уходя прочь, Алехандро твердо знал, что еще до восхода солнца будет ждать у этой двери – чтобы посмотреть, кто оттуда выйдет.
* * *
Гильом еще крепко спал, когда утром Алехандро поднялся со своего тюфяка, в темноте нашел одежду, оделся и бесшумно вышел, не разбудив никого. Кем бы ни была женщина в той комнате, рассудил он, она тоже поднимется рано, если ей есть что скрывать. Он прошептал молитву, чтобы не наткнуться ни на кого в этот час, и быстро пошел по коридорам и переходам.
В какой-то момент по дороге им завладело ощущение неловкости из-за того, что он вчера подслушивал. В конце концов, какое ему дело до того, что какой-то леди захотелось помыться? Это здоровое желание, которое он всячески приветствовал, в особенности когда дело касалось неопрятных французов. Испытывая потребность успокоить совесть, он говорил себе, что, возможно, назревает какой-то заговор, что в поведении охранников ощущается некое двуличие и что ради благополучного завершения их путешествия необходимо поставить в известность обо всем этом де Шальяка. Если Алехандро и впрямь обнаружит что-то предосудительное, он найдет способ еще до начала очередного дня пути отозвать своего бывшего наставника в сторону и сообщить ему о том, что разведал.
Внутри послышались звуки движения. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем дверь начала открываться. Отойдя на несколько шагов, Алехандро прижался спиной к холодной стене и замер, во все глаза глядя, как в коридоре появился… тот самый невысокий худощавый солдат!
– Боже милостивый! – воскликнул Алехандро. – Вы… женщина!
Она с удивительной силой схватила его за руку, втащила в комнату, закрыла дверь и повернулась к нему.
– А вы, сэр, еврей, – заявила она на безупречном французском.
На мгновение он утратил дар речи.
– Откуда вам это известно?
– Как вы разгадали, что я женщина?
– Я… Я шпионил за вами вчера вечером, приложив ухо к двери, когда вы мылись. И слышал ваш разговор с монахиней.
– Не понимаю… зачем вам это понадобилось?
– Я думал, что вы…
Он не мог заставить себя произнести «английский шпион», так велико было облегчение обнаружить, что, судя по ее речи, это не так.
– Дорожка на столе, – продолжал он. – Ваше восхищение кружевами пробудило во мне подозрение. Я подумал, вы просто из тех мужчин, которые любят все изящное… знаю, их немало… но это как-то не вязалось с вашим обликом.
– Вы очень сообразительны. Впредь буду осторожнее выражать свое восхищение.
Он сделал шаг вперед.
– Я хотел бы получить объяснение насчет того, что вы говорили обо мне.
– Отец Ги рассказал мне.
Пристально всматриваясь в ее лицо, он пытался понять, о ком речь. В сердце зародилось сильнейшее беспокойство; может, какой-то охранник знает, кто он такой, и рассказал об этом одному из братьев? Конечно, английский король готов заплатить приличную сумму за эти сведения.
– Я так понимаю, вы имеете в виду кого-то из здешних братьев, – сказал Алехандро. – Но как он мог…
– Нет. Отец Ги. Ваш учитель.
– Отец Ги? – Алехандро замолчал, в полном ошеломлении. – Вы же не имеете в виду Ги де Шальяка?
– Именно его я и имею в виду.
– Но он не священник. Мне это совершенно точно известно.
– Сейчас нет, но когда-то был им. Как иначе, по-вашему, между ним и святым отцом могли возникнуть такие близкие отношения?
Алехандро помолчал, переваривая эту поразительную информацию.
– А разве не потому, что он лучший лекарь Европы?
Женщина негромко рассмеялась; смех у нее был музыкальный, удивительно мелодичный.
– Он сказал бы, что это высокое положение по праву принадлежит вам.
Волна гордости окатила Алехандро, однако сейчас было не время забивать себе голову пустяками.
– Он ошибся бы, и, кроме того, в данный момент меня занимает совсем другое. Клянусь душой матери, я никогда даже не предполагал, что он был священником. За все время, что я его знаю, он ни разу не упоминал об этом. – Алехандро подошел ближе. – Как и о том, что с нами путешествует женщина. Говорят, это плохая примета. А раз так и раз наша поездка еще не окончена, позвольте мне, по крайней мере, узнать, откуда исходит опасность.
Он протянул руку и дернул за шнурок, которым крепилась на ее голове фуражка. Женщина не предприняла попытки остановить его. Фуражка свалилась, и волосы рассыпались по плечам; с раздосадованным видом женщина откинула их за спину.
– Я потратила столько времени, запихивая волосы под фуражку! Теперь придется делать все сызнова.
– Зачем, если вы разоблачены? Появитесь в своем естественном виде, как прекрасная женщина, кем вы и являетесь.
При этих словах она слегка отпрянула и сказала, уже без прежнего оттенка вызова:
– Вы меня разоблачили, да, но другие солдаты – так я думаю и надеюсь – по-прежнему не догадываются о моей истинной природе. У меня есть веские основания продолжать этот маскарад, и пусть все так и останется – ради нашей общей безопасности.
Алехандро сделал шаг назад, скрестил руки на груди и с легкой улыбкой на губах смотрел, как женщина с трудом заталкивает светлые локоны под фуражку.
– Я вас не выдам, – сказал он, когда она покончила с этим. – Меня зовут, хотя, возможно, вы это уже знаете, Алехандро Санчес. – Он слегка поклонился. – Счастлив познакомиться, хотя, наверно, время для официального представления уже упущено.
– Филомена де Фелиция. И спасибо за то, что вы не склонны болтать. – Теперь она снова выглядела как солдат. – На время этого путешествия я Филипп. И я, и отец Ги будем очень благодарны, если вы станете называть меня этим именем.
– Как пожелаете, – ответил он.
Однако это будет нелегко – учитывая, что он видел Филомену такой, какая она на самом деле.
* * *
Перед отправлением он сумел улучить момент и поговорить с Ги де Шальяком.
Заняв позицию подальше от него, чтобы никто не мог заподозрить, что они беседуют, Алехандро сказал:
– Я познакомился с Филиппом.
Де Шальяк резко повернул к нему голову.
– В высшей степени интересно, – продолжал Алехандро. – Этот солдат обладает множеством талантов. Точнее говоря, у него множество лиц.
– Так оно и есть, – негромко ответил де Шальяк, – но мы обсудим это в Париже. Смотрите, никому ни слова. Это очень важно, хотя вы не понимаете почему и не поймете, пока не узнаете больше. Сейчас вы должны просто довериться мне.
– Я уже не в первый раз слышу эти слова.
– И пока от этого лишь выигрывали, не забывайте.
– Не забуду, отец Ги.
Де Шальяк бросил на Алехандро негодующий взгляд, развернул коня и поскакал вперед. Алехандро тоже сел на коня и подтянул наверх Гильома. Мимо них один за другим скакали папские солдаты.
– Доброго дня, Филипп, – сказал он, когда девушка поравнялась с ним.
– И вам того же, Алехандро.
* * *
Около полудня они остановились на берегу реки – напоить коней. Алехандро спустил Гильома на землю, чтобы мальчик побегал и размял ноги, и подвел коня к Филомене. Поблизости никого не было.
– Если обстоятельства позволят, можем мы встретиться сегодня вечером? – спросил он и добавил: – Чтобы поговорить, конечно.
Их отражения в воде пошли рябью, когда кони припали к воде. Филомена не отвечала, но выражения неодобрения на ее лице он не увидел.
– Если вы не считаете, что это неосмотрительно.
Она еще немного помолчала.
– Я не против поговорить. Конечно, есть вещи, которые я предпочитаю не обсуждать, но кто откажется от хорошей компании? – Некоторое время они смотрели, как маленькие волны тревожат спокойную гладь озера. – Учтите, солдаты станут болтать, увидев нас вместе. Они считают меня странным и могут подумать то же о вас.
Он едва не рассмеялся.
– Только представьте, что они подумали бы, если бы узнали то, что знаю я.
– Не сомневаюсь, они сочли бы меня подходящей добычей для утоления своего вожделения, – отрезала она без намека на юмор.
Честный, прямой ответ Филомены расстроил Алехандро.
– Ну, не сомневаюсь, они сочли бы меня подходящей добычей для утоления своей ненависти, если бы узнали то, что уже знаете вы, – ответил он. – Я буду очень осторожен, ради нас обоих.
Остальные начали вновь садиться на коней. Алехандро подозвал Гильома. Отходя от Филомены и ведя коня в поводу, он обернулся:
– Итак, до вечера.
* * *
Капитан английских стражников сунул кошелек в руку вдовы. Она не стала рассыпаться в благодарностях, просто взвесила в руке полотняный мешочек, пытаясь оценить, сколько там денег. Явно гораздо больше тридцати сребреников, когда-то давно полученных за другое предательство. Теперь она определенно сможет перебраться в Англию и с удобствами устроиться там.
«Он в спешке покинул Авиньон и взял с собой мальчика. Да, мальчик золотоволосый, с голубыми глазами. Не знаю, куда они поехали, но это произошло всего несколько дней назад».
Она сунула кошелек в карман фартука и направилась в общественные конюшни.
– Я хочу выехать со следующей группой, которая отплывает в Кале, – сказала она конюху, сунула ему монету и объяснила, как ее найти, когда придет время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63