впрочем, все быстро исчезло, как наваждение, тем более что новый майа успел найти на столе гребень и теперь невозмутимо расчесывал густые пряди волос.
– Это Гортхауэр так с тобой поступил? За что?
– За все хорошее. Личные дела.
Тирзэ понимающе кивнул, прекращая расспросы.
– Послушай, – вдруг спросил Аллор, – а у тебя нет… чего-нибудь черного – из одежды? Я очень уважаю Намо, да и Тьма успела надоесть – как мне казалось, но… Я, наверное, слишком долго был там: неуютно как-то, непривычно, что ли.
Тирзэ задумался. Потом тряхнул головой, видимо, приняв какое-то решение.
– Подожди, я сейчас, – и нырнул в соседнюю комнату, откуда вскоре вернулся, бережно неся темный сверток. Встряхнул черную ткань – это был плащ, длинный и широкий, с пурпурно-фиолетовой подкладкой. Черная, как ночное небо, материя на ощупь напоминала одновременно и бархат, и шелк, была легкой и в то же время плотной, складки мягко струились. Майа накинул плащ на плечи Аллору – ткань почти касалась земли, хотя он был высок, – и застегнул изящную серебряную застежку в виде ящерицы с небольшими крылышками, с глазами из золотистого, с искрой, камня.
Аллор осторожно закутался в плащ, вопросительно взглянул на Тирзэ:
– Откуда это? Твое?
– Теперь – твое. Носи – тебе, наверное, нужнее. Это его плащ.
– Его? – Аллор понял, о ком речь. – Но… мне?
– А кому? Мне, что ли? Где? Здесь? – Тирзэ стоял, опустив голову.
Аллор положил ему руку на плечо:
– А собственно, откуда он – у тебя?
– Мелькор подарил когда-то.
– Ты был у него? Так этому плащу…
– Тебя еще на свете не было. Люди только пробудились.
– А что ты там делал?
– Я с ним познакомился, еще когда он в первый раз в плену был. Здесь, в Залах Мандоса. Намо к нему заходил, ну и я… подслушивал… – Тирзэ вздохнул. – А потом я отпросился к нему, в Средиземье. Там было так интересно… Красиво. И народ славный. И я все думал – может, Валар просто не видели этого, просто какое-то непонимание…
– И если всем все объяснить, то настанет мир и всеобщее ликование…
– А почему – нет?! – взвился Тирзэ. – Теперь-то я понимаю, что если на самом деле каждый только и думает, как власть удержать или чтобы по голове не получить, то эти мир и взаимопонимание никому даром не нужны! Некоторым вообще скучно, когда никого не режут… – Майа расхаживал по комнате, размахивая руками от волнения.
– И ты все же попытался?
– Попытался… С Таникветиль открывается прекрасный вид… вот только падать неприятно – даже для майа… – Тирзэ поморщился.
Глаза Аллора стали ледяными. Майа продолжал – как будто выговаривался за многие годы:
– Сказали: врагу продался, сволочь!.. А ведь я действительно Свет тоже любил…
– А Намо…
– А что – Намо? Что он против всех сделать мог?
– Но ты ведь был посланником… Впрочем, о чем это я? С вражескими пособниками ни к чему церемониться…
– Вот именно. Меня судили как отступника. А Намо… сидел как окаменелый… До сих пор себе простить не может – я-то простил…
– И с тех пор ты здесь?
– Да. А куда я отсюда? Как очнулся, плащом этим накрытый, думал – убегу. Туда. А потом представил виноватую физиономию Мелькора… А у Намо такие глаза были… Он мне, конечно, сказал, что я его могу своим Валой не считать, что он трус и ничтожество, раз не смог меня защитить, и что поможет мне бежать из Валинора… А я остался. Не смог его бросить. Вот и «живу» потихоньку. – Тирзэ усмехнулся. – Чертоги Мандоса велики, кто меня среди призраков искать будет? Так что… общаюсь, новости разные узнаю, с Намо и Вайрэ сидим, беседуем – иногда. Пишу вот, рисовать порой берусь… Ты ко мне заглядывай – даже если выйдешь отсюда…
Аллор взял со стола один из рисунков:
– У тебя хорошая рука.
– Спасибо. А ты в этом смыслишь, я вижу…
– Почему ты так думаешь?
– Ну ты смотришь как-то правильно…
– При жизни меня называли арбитром изящества. И вообще я люблю… любил рисовать… Может, у тебя литок найдется? И для письма что-то…
Тирзэ протянул ему лист бумаги, кисть и баночку с тушью.
В первом наброске майа узнал себя, потом возникли драконы, странные деревья, сплетающиеся в танце фигуры… Еще один быстрый росчерк, явно в задумчивости – на бумаге появилось девичье лицо с большими приподнятыми к вискам глазами, слегка вздернутым носом и насмешливой улыбкой. Пышные кудрявые волосы обрамляли его.
– Слушай, это лицо мне знакомо. Кто это?
– Так… некто…
Тирзэ наморщил лоб, что-то вспоминая.
– Но я видел ее. Здесь. В Залах Людей.
Аллор резко повернулся к нему, оторвавшись от листа. Капля туши сорвалась с кисти, одев плечи нарисованной девушки черным плащом.
Тирзэ вздрогнул от неожиданной реакции.
– Где? – прошептал Аллор.
– В Залах Людей. Давно… около трех тысяч лет назад. Да, это она.
– Три тысячи… И? Рассказывай все, подробно! – Майа стиснул кисть Тирзэ с неожиданной для хрупких на вид пальцев силой.
– Отпусти, больно, ты что?! – Пальцы разжались, Тирзэ высвободил руку. – Что с тобой?
– Рассказывай, – повторил Аллор.
– Она появилась в Залах Людей. Я сначала подумал, что это мальчишка, подросток. Одежда пыльная, рваная. Окликнул – обернулся, вижу – девчонка. Хмурая. – Это, говорит, чертоги Мандоса? – Да, отвечаю. – Можно гут присесть? – Отчего же нет?
Она села, прислонившись к стене, и прикрыла глаза. Странным мне это показалось. Я вышел: она явно была не в духе. Ладно. Захожу через день-два – люди обычно уходят дальше, а она сидит. Только в дальний от выхода угол перебралась. Тут я не выдержал. Почему ты еще здесь? – спрашиваю.
– А что, нельзя?
– Тебе придется уйти. Люди здесь не задерживаются.
– Обычно. Но… может быть, все-таки можно?
– Не сможешь, – говорю. – Ты и так долго удерживаешься. Людей как бы уносит течением – туда, на Пути.
– Я не могу сейчас уйти на Пути.
– Невозможно.
– А как же Берен?
– Он бы вынужден был уйти. Приди Лютиэнь днем позже – и все.
– Днем… – И голову опустила. – Нет, мне долго придется ждать… Может, до конца Времен…
– Что у тебя стряслось? – спрашиваю. Хотел по голове погладить – вздрогнула, отодвинулась.
– Ничего, – говорит, – особенного. Просто ждать мне долго придется – оттуда быстро не возвращаются…
– Откуда? Ты хоть расскажи.
– Из преисподней, – отвечает, а глаза застывшие.
Тирзэ взглянул на Аллора. При последних словах его пальцы сжали подлокотник так, что тот хрустнул.
– Так она знает… знала…
– Послушай, Аллор, объясни, кто она?
– Девушка, которую я полюбил и которая полюбила меня, – вот кто.
– Она продолжала любить тебя, даже когда ты стал призраком?
– Когда мы познакомились, я им был уже давно. Брови Тирзэ поползли вверх.
– Это не из-за нее ты с Гортхауэром разругался? Аллор неопределенно кивнул:
– Значит, она видела. Конечно, душа ведь не сразу покидает тело. А дальше – что?
– Она не могла оставаться дольше – ее сносило все дальше к выходу. У нее уже не было сил задерживаться в этих залах. Я ничем не мог ей помочь. Намо… тоже… Как можно удержать в руках воздух или свет?..
Она спросила:
– Как ты думаешь, на Путях есть обочина?
– Обочина? – удивился я.
– Ну да – сидя на обочине, видишь всех проходящих. И я никому не помешаю. Когда он вырвется, – а когда-нибудь это произойдет, – мы уйдем вместе…
Она встала и решительно пошла к проходу. Перед тем как шагнуть за порог, – я мельком видел клубящуюся серо-белесую пустоту, а за ней, не знаю, что-то, – она обернулась:
– Прощай, Тирзэ, спасибо за компанию.
Я вдруг понял, что даже не спросил, как ее зовут.
– Меня зовут Эльдин, – сказала она, словно прочитав мои мысли, – передай ему, что я жду – ТАМ, – и сделала шаг…
Наверное, ей казалось, что она называла имя, и неоднократно. Значит, это ты…
Тирзэ замолчал. Аллор встал, обнял его за плечи:
– Спасибо тебе.
– За что? Я же ничего не сделал…
– Ты запомнил. Теперь я уверен, что эти тысячелетия она не провела… в иных местах. А что касается ожидания… Говорят, на Путях забывают… Хорошо бы.
– Ты до сих пор ее любишь…
– Да, как это ни странно. Наверное, развоплощение и преисподняя – идеальные средства от склероза.
– Может, все же сумеешь уйти… Хотя жалко будет – только познакомились…
– Не горюй, скоро это у меня не выйдет.
– Возможно, у тебя впереди – вечность…
– Вечность – это очень долго.
– Знаешь, я почему-то верю, что у вас получится. Не у тебя, так у нее – она девчонка с характером.
– Да уж, – улыбнулся Аллор.

* * *

Эльдин… странное имя. В Арноре, построенном потомками Верных, квенозвучащие имена были в моде. Проблема заключалась в том, что языком этим никто давно уже не пользовался и имена часто подбирались по звуку. Вот и получилось: красиво, как звон капели, льдинкой на языке: эль-дин… Когда, проболтав с ним всю ночь, она, вспомнив, представилась, он долго смеялся: «Не обижайся, но тебя назвать „звездным молчанием“… Впрочем, наверное, все же „звездная искра“». И улыбнулся.
Она вообще была немного странной. Так говорили. Читать выучилась рано, и после этого хлопот с ней не было – только в библиотеку пустить. Проблемы начались позже – даже не тогда, когда, вместо того чтобы играть с девчонками в дочки-матери, она убегала с приятелями в лес и возвращалась поцарапанная, в пропахшем костром платье, или когда на день рождения попросила в подарок меч. Просто через несколько лет товарищи по играм стали иначе смотреть на нее, а подружки начали шептаться по углам о взрослом – ей неинтересном. Отношения мужчин и женщин не были для нее тайной и, может быть, поэтому не вызывали у нее горячего интереса, да и объект приложения теории как-то не вырисовывался. Парни оставались для нее приятелями, интересными – по возможности – собеседниками; к их немалому огорчению, ибо она «пользовалась спросом», как это иногда называли: маленького роста, но стройная, с пышной шапкой кудрявых темно-рыжих волос, не признающих благопристойных причесок, что подобают девушке из хорошей семьи. На тонком лице блестели большие светло-зеленые глаза, и его не портило ни то, что рот был чуть великоват, ни россыпь почти незаметных веснушек – наоборот, это сообщало некое дополнительное очарование: таков был приговор общественного вкуса. Отчет в этом она себе вполне отдавала, но практических выводов не делала: в книжках все было интересней. К тому же хоть и понятно было, что многое там – вымысел, но неужели – все? Она не видела иных существ, хотя никто в Арноре не отрицал существования тех же эльфов, например. И ходили слухи, множились легенды об ужасных черных всадниках, призраках Тьмы, сгустках ночи, не ведавших жалости похитителях и убийцах, бывших некогда великими воинами. Грозно вырастал Мордор, Тьма была вполне реальной – слухи сплетались с рассказами очевидцев. Но разве это могло помешать своевольной девчонке бродить в окрестных рощах и вересковых пустошах?
– Кому я нужна? – риторически вопрошала она испуганную ее очередным возвращением за полночь мать.
Что может быть красивей сумерек, когда все кажется смутным и таинственным? Казалось, вглядишься внимательней, успеешь поймать тень, мелькнувшую на краю взгляда, – и иной, странный, придуманный или угаданный мир оживет, обретет реальность, откроются его призрачные ворота, а там… Что – там, можно было фантазировать сколько угодно, она была уверена в одном: скучно не будет. Смеяться над ее фантазиями не решались – язычок Эльдин, длинный и острый, ничего хорошего не сулил насмешникам. Последнее слово она умудрялась оставить за собой, а смельчаки, надеявшиеся, что для них насмешливый блеск ее глаз сменится на томное влюбленное мерцание, скоро понимали безнадежность затеи. Особо непонятливым окончательно разъясняли положение вещей острые кулаки, умудрявшиеся метко попадать в чувствительные места. А среди замшелых валунов, причудливо искривленных северных деревьев было несравнимо интересней – размышления никто не прерывал, сказки и легенды оживали в воображении без помех.
И когда повеяло странным холодом и в сумерках перед ней возникла высокая фигура, казавшаяся вырезанным из ночи сгустком тьмы, она забыла испугаться: уж очень это было занятно – ожившая легенда. То, что представитель сказочного мира был явной нежитью, причем недоброй, ее не смущало…

* * *

Только когда небо стало еле заметно светлеть, до нее внезапно дошло, что они проболтали всю ночь – и было о чем. То есть о чем придется – перескакивая с темы на тему, с невольными паузами – исключительно чтобы отсмеяться. Он оказался ироничен и ехиден – до цинизма, священных тем для него не существовало. Впрочем, знал он немало – хорошо, что ее знаний хватало, чтобы отслеживать ссылки на источники. Говорить с ним оказалось исключительно легко, и как-то очень быстро она перестала обращать внимание на мертвый, глухой голос и неживое свечение глаз из-под черного капюшона, откуда оный голос доносился.
Посему спросить о месте и времени следующей встречи показалось ей вполне естественным. Впрочем, ее собеседник поинтересовался тем же самым…
– …Чтобы назвать тебя звездным молчанием, нужен был парадоксальный ум… извини, впрочем.
– А тебя-то как звать?
– Аллор.
– Хм… тоже мне, мечта, – продемонстрировала она познания в высоком наречии.
– Один-один, – ухмыльнулся он.
Ей было интересно. Ей было весело. У нее появилась тайна – вполне реальная. Видимо, утром ее взгляд был загадочен, ибо подружка Лаура, девушка в делах любви искушенная, спросила: кто он? – и сделала понимающее лицо.
Эльдин расхохоталась – ее ночное времяпрепровождение со вздохами при луне не имело ничего общего. Это просто интересный собеседник – и все.

* * *

Ей было интересно. Картины истории, незнакомые места вставали перед глазами, как живые, – рассказывал он мастерски.
Помог перевести на квениа сочиненную ею песенку – высоким наречием призрак владел свободно.
Попросила показать известные ей по книгам приемы владения мечом – изящно продемонстрировал, поставил кисть… Могильным холодом повеяло сквозь перчатку – но… ее почему-то бросило в жар…

* * *

…В тот вечер он как будто разучился облекать мысли в отточенную, изысканную форму – какие-то обрывки фраз, сбивчиво – про свои жестокость, равнодушие и трусость, про пустоту, про… Прощай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75