.. – Горечь душила Варду – неужели Он ничего не способен понять? Или не желает? Она вспомнила последние события, полупрозрачное лицо Манвэ, искаженное болью, пурпурно-ленивую струйку, стекающую из прокушенной губы под золотое колье… Острая жалость и возмущение накатили горячей волной, тяжело стало дышать…
– Так и ты сомневаешься в справедливости и величии Замысла и не желаешь вразумить своего повредившегося разумом супруга?!
– Пощади его, Эру! – собрав остатки надежды, взмолилась Варда. – Если полагаешь его безумным, за что караешь так?
– Безумцу место в Садах Лориэиа, а буйному безумцу вроде его братца – в Залах Мандоса! Если не вразумляют его увещания Мои – да будет оп заключен туда, и кара, постигшая в свое время Отступника, да постигнет его. Ты же, если в тебе еще горит сияние Извечного Пламени, стань орудием возмездия в руке Моей и отрекись от гибельных дел его, дабы не поглотила тебя Тьма вместе с мятежниками! И пребудешь Королевой Мира, свободного от зла, величием и славой превзойдя нерадивого супруга твоего, – Я разрешу тебя от брачных уз, да не омрачится больше душа твоя…
У Варды перехватило дыхание от негодования – ей отречься от любимого, без которого самое ее существование теряет смысл? «Я не буду сопротивляться любому приговору, который тебе придется вынести, – в Валиноре будет Королева…» – Воистину, ее супруг хорошо понимал Эру… Неважно, как Единый представляет себе исполнение подобного, – при том, что сказали Ульмо, Тулкас и Ирмо, – дело не в этом. Предлагать такое – ей? Все время молчавшей о том, что видела, объявившей Мелькора лжецом, только бы супруг ее не сошел с данного Единым пути и остался цел и невредим?! Она отреклась от себя ради любви, но… дальше-то – куда?
Ровно и спокойно она ответила:
– Я не собираюсь отрекаться от Манвэ – я его люблю таким, какой он есть, но свободным – еще больше. Я лгала ради него, я предала Мелькора – ради спокойствия его совести, и эти жертвы оказались напрасными. Больше так не будет.
Ее ослепила вспышка яркого света, и ярость была в обращенном к ней голосе:
– Одумайся! Ты ведешь себя, как смертная женщина, чьи чувства затмевают разум. Ты готова разрушить все в угоду своим капризам – и приведешь Арду к гибели.
– Арду к гибели приведет ложь.
– То есть? Ты что, отказываешься выполнить Мое повеление?
– Я отказываюсь отрекаться от Манвэ и не собираюсь больше объявлять Мелькора лжецом – и тогда никто не назовет решение Манвэ несправедливым.
– Ты посмеешь подтвердить вражеские измышления?!
– Если об этом зайдет речь, я расскажу, как все было, и расскажу то, что видела.
– Предательница! Ты посмеешь рассказать? Что же, расскажи! – и будешь презираема всеми как лгунья, и в первую очередь – твоим драгоценным супругом – ты ведь знаешь, он не любит ложь, хотя сам изолгался до предела. Посмотрим, что он тебе скажет, когда ты ему сообщишь в безумии своем, что Мелькор говорил правду, – а то, что он все же лжет, ты уже неспособна понять, видя перед глазами те же мороки… Манвэ отвернется от тебя, но ни его, ни тебя это уже не спасет от гибели! Знай же, какая кара ждет упорствующих в заблуждениях!
Яростный смерч обрушился на Валиэ, оглушив и пригнув к полу. Боль, отголосок которой она ощутила в кошмаре, увиденном в садах Лориэна, впилась в голову, словно раскалывая ее изнутри.
Варде показалось, что все ее существо растворяется, сгорает в жгучем жидком огне, зрение гасло…
Мелькор и Манвэ, с тревогой вглядывавшиеся в ее сосредоточенное лицо, кинулись к ней.
Последним усилием, безнадежной вспышкой умирающей сущности она воззвала – к тому, от чего так долго отрекалась, слова словно ледяными осколками сполохов возникли в мозгу: «ЭА! К тебе взываю! К тебе иду – прими – ЭА!!!»
Она упала на пол, скорчившись, стиснув голову руками. Манвэ подхватил ее, сжав в объятиях, – дыхания не было, голова безвольно откинулась, звездные глаза померкли.
– Нет!!! – Острое, пронзительное отчаяние затопило Манвэ, ярость, безумная, сметающая подобия мыслей, вытеснила все, словно и не было ничего, ни воли, ни разума, ни чувств – лишь холодная, бешеная, как ледяной заклятый клинок, злоба, способная разрушить мир. Ставшая почти привычной боль, обвив тело, как огненная плеть, соскользнула, растворившись в клокочущем диком неистовстве.
Мощной волной Мелькора отбросило к стене, на мгновение оглушив, а в следующий же миг, открыв глаза, он увидел синий в черноту смерч, взвившийся над обликом Манвэ.
Всепожирающая черная воронка, метнувшись в замкнутом пространстве, рванулась наружу – затрещали ставни, и окно вместе с куском стены вылетело с грохотом, подняв облако каменно-стеклянной крошки.
Стихия, вырвавшаяся из узды… Штормовые ветра, грозившие гибелью кораблям, показались бы мягким бризом рядом с неукротимым ураганом, обрушившимся с оглушительным воем на Блаженные земли. С сотворения своего, вскипавшего вулканами и вздыбленного рождающимися горами, не видела Арда подобного. Воздушная волна захлестнула побережье, сметая все на своем пути…
Ревущий смерч завис над океаном, словно изготовившись к прыжку, втянул в себя бездну воды и рванулся вверх, в высшие слои воздуха. В свирепых, мощных, отливающих вороненой сталью росчерках метались, змеясь подобно трещинам, молнии и смутно мерцали, будто готовые сорваться с небосвода, звезды.
Ульмо и Ирмо вместе с майар ворвались в комнату, с каким-то благоговейным страхом взирая на выбитое окно и в клочья разнесенную обстановку. Мелькор, держась за уцелевшую стену, стряхнул с себя осколки стекла и, шатаясь, подошел к неподвижным обликам, скрученным судорогой. Эонвэ и Златоокий ринулись к ним и в ужасе отшатнулись – тела были безжизненны, как мраморные статуи. Златоокий закрыл лицо руками, Эонвэ обнял его за плечи, широко раскрытыми глазами глядя в почерневшее небо.
Рев бури стихал, удаляясь, ураган словно выпил большую часть воздуха и большинство звуков вместе с ним. Гроза растекалась в небе Валинора, черным плащом затянув небо.
Валар растерянно переглянулись. Стихия, лишенная управления, ничем и никем не сдерживаемая, внушала страх. И что в ней могло оставаться от Повелителя Арды?
– Надо что-то сделать, – сдавленно прошептал Ирмо.
– Как-то дозваться, вернуть, – пробормотал Ульмо. – Это же гибель…
– Ярость вплоть до нежелания быть, – проговорил Мелькор. – Его сейчас ничто не удержит. Я знаю, как это…
– Надо помочь им вернуться! – срывающимся голосом воскликнул Ирмо.
– Можно попытаться – но это его битва. Вот это, наверное, и называется – выйти из себя, – невесело усмехнулся Черный Вала.
Ульмо развел руками:
– А я вот почти все время пребываю в стихийном облике – и никаких бурь…
– Накопилось, – мрачно заявил Ирмо, – сорвался… Надо все же дотянуться до них.
Мастер Грез коснулся холодной, как лед, руки Манвэ, Мелькор положил голову Варды к себе на колени, Ульмо присоединился к ним. Майар столпились в дверях, готовые помочь – если смогут.

* * *

Бешеный ураган, в котором почти угасли остатки того, что было – Айну Манвэ, Повелителем Ветров, с диким упорством сверлил небо – единственная мысль была словом – «Варда», и она не давала сознанию окончательно раствориться в безумном полете. Он звал ее, пытаясь уловить хоть тень присутствия, яростно взрывая воздушные слои, надеясь уловить хотя бы след. Небо расползалось рваными клочьями, вокруг сгущалась мгла, а черно-синяя стальная стрела смерча неслась вперед. Ничто обступило, как мутно-тяжелые стены, – сжимая, толкая обратно, но это лишь прибавило злости, бездумная, дикая стихия рвалась дальше, и лишь в сердце клокочущей бури бился, как нить пульса, призыв: «Варда!»
Еще один свирепый, беспощадный к себе и к окружающему пространству рывок – и словно лопнула клейкая, прочная паутина, разлезлась, как гнилая ветошь, повеяло неясной прохладой, и из клочьев удушливо-серой мглы проступила Тьма. Безграничная Тьма, тихая, как лесное озеро, и в ней был свет, не смешивающийся с ней и не изгоняющий ее, – бесчисленные искры сверкали, маня. Он был ослеплен и оглушен, буря, которой он стал, стихала, и сквозь вой ветра начали проступать контуры музыки – удивительно гармоничной, глубокой и – знакомой. Влекущей и мощной, нежной и сильной, – ему показалось, что она наполняет его, он сам превращается в эту музыку, и надо сделать лишь шаг. Эти россыпи неведомых звезд – что это? Звезды… небо… Варда! Неужели он чуть не забыл?! Растерянно озираясь, смятенный и подавленный самодостаточной, гордой красотой, он звал, пытаясь дотянуться, услышать, найти.
– Варда! Звездочка моя… – Показалось, что не найти ее среди бесчисленных светил, что стала она одним из них, ибо это ей пристало. И какая из искр носит имя Элберет, и помнит ли она время, когда была Королевой Амана…
«Неужели так – уходят? Она смогла? Оставила… Что ей наговорил Эру?! – Бессильная злость перехватила горло. – Все разнесу, но ее найду. А когда до Тебя, Единый, доберусь!!!..»
– Варда! – В этот отчаянный зов он вложил весь остаток сил, осколки яростной мощи смерча.
– Манвэ? – еле слышно, как шелест тонких серебряных пластин, донесся до него отклик. Или ему лишь чудится – здесь, где не смешиваются Свет и Тьма, наверное, может быть все…
– Манвэ? – Слабый, почти невнятный шепот – даже слух Айну еле различал его в перезвоне звездных вихрей. – Манвэ, где ты? – Теперь ему ясно слышались растерянность и тревога, и голос был – ее, он не мог ошибиться.
– Варда! Где ты?
– Не знаю… Я почти ничего не вижу. Мне страшно… Пусто…
– Я найду, только не уходи, не умолкай. И не бойся ничего.
Он смутно уловил ее присутствие – где-то на грани бездонной светотьмы и клубящегося Ничто. Двигаться было трудно, его покидали последние силы. Хотелось сказать ей что-то очень нежное, ласковое, успокоить, но слова стыли в горле, бархатная вечность смотрела бессчетными глазами, проникая в глубь заплутавшей, потрясенной души, и все в нем замирало под этим отрешенным и ясным взглядом…
– Манвэ… Я чувствую твое присутствие, просто – нет сил дотянуться до тебя…
В это мгновение он скорее ощутил, чем увидел ее – легкий мерцающий клочок тумана, и в нем – смутные очертания, скорее отблеск жеста или движения.
– Манвэ… – тихо-тихо, – не оставляй меня, пожалуйста…
– Что ты! Что с тобой, я же пришел, ты видишь меня?
– Вихрь, отблески молний – это ты? Это ты, я знаю… – Туман качнулся в его сторону.
Он сделал еще одно движение, и сине-стальные штрихи сплелись с мерцающими нитями. На мгновение им показалось, что ничего вокруг нет и их самих нет – только серебряная игла пронзившего насквозь болезненного счастья…

* * *

Сколько прошло времени, они не знали, – да и было ли там время? Ненужный вопрос. Они очнулись вновь – и молчали. Им показалось, что даже музыка смолкла – только звенящая тишина.
– Манвэ… – прошептала Варда. – Ты видишь?
– Варда. – Голос не повиновался ему. – Это – Эа? Он выговорил это слово, бывшее музыкой и цветом, прикосновением и полетом, и замолчал, не в силах добавить еще хоть что-то. Как он жил, не зная… ничего не зная, – как он был слеп… Все, что он помнил, и видел, и знал – Чертоги Творца и Арда, – было крошечной бусинкой в безбрежном пространстве, и он всю жизнь провел в ее сияющей скорлупе… Как больно…
– Милый, любимый, прости, прости, пожалуйста, я лишь хотела… – Горячий, срывающийся шепот донесся до него словно издалека. – Нет, не говори ничего, я знаю, ты не простишь, я лгала тебе – всю жизнь, еще до Песни, ты верил мне, а я не могла сказать, я боялась… Прости, прошу тебя, я не могу без тебя… – Голос ее сорвался, задрожав.
– Ты – видела? И это то, о чем говорил Мелькор? «Я не хочу для тебя украшений Мелькора. Это мой дом и…» – вспомнился их полугодичной давности разговор.
– Как я мог не видеть этого? – растерянно прошептал Манвэ. – За что Он ослепил меня?
«Слишком много ты видишь… Да не увидишь ничего, кроме Тьмы…» – Зрячие окровавленные глазницы, в которых еще мгновение назад светились звезды… Какая боль – и какая жалкая игрушка по сравнению с ней клятый обруч…
– Прости… Умоляю – я не хотела! Я тоже верила, что это иллюзия, наваждения, что отсюда идет лишь зло, я же верила Ему, верила, тогда – верила… – Варда безудержно разрыдалась. – Я не хотела, чтобы ты сомневался – раз нельзя это видеть… Я не могла себе представить, что можно пойти против Эру… Я… хотела уберечь тебя, Он сказал, что ты погибнешь… А теперь… Любимый, прости, умоляю, можешь презирать меня…
Манвэ молчал, оглушенный, раздавленный обрушившимся на него знанием, в горле встал ком, липкий и холодный.
– Не простишь? Я ненавистна тебе? – Она попыталась отстраниться, даже облик стал чуть отчетливей.
– Нет, что ты, о чем ты? – Он удержал ее, но слова давались с трудом. – Я же люблю тебя… Я понимаю, я должен был слепо вершить Его волю… Без сомнений… Зачем инструменту видеть что-то лишнее? – горько добавил он. – Да меня и сотворили-то только потому, что Мелькор видел слишком много и не то, что следует… А я почти такой же, как и он, только правильный. Послушный, понимающий… – Его голос задрожал от ярости, превратившись.в свистящий шепот. – Только не пойму, почему ты предпочла копию – оригиналу? Неужели… нет, прости, скажи, что это не так…
– Нет, клянусь, это не из страха, я всегда любила тебя, сколько себя помню, Мелькор еще и не ссорился с Единым, ты – это ты, всегда… Зачем ты о себе так говоришь? Поверь мне, прошу тебя, у меня никого ближе нет и не было…
Манвэ прильнул к ней, попытался обнять.
– Я верю тебе, успокойся. Наверное, просто мы очень устали… Послушай, может, мы сможем уйти – как люди? И Звездные пути не разлучат нас. Только ты и я – и Эа…
– Ты, я и Эа, – повторила вслед за ним Варда. – Я тоже устала. Если ты простил меня, я пойду за тобой куда угодно. Но сможем ли мы уйти? Ведь мы связаны с Ардой…
– Может, нам найдут замену? Нет, откуда… Неужели не уйти и никогда не увидеть, что там, в этих бесконечных полях…
– А если попробовать? – Она потянулась вперед, им показалось, музыка зазвучала ярче и отчетливей, темно-звездная даль манила и притягивала…
Он сделал движение и ощутил, как отчаянно натянулась, пульсируя, нить, проходящая сквозь него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75