Высказать же такое вслух страшному в гневе Владыке – а в том, что его гнев может быть скор и страшен, ни у кого сомнений не возникало, – кто посмеет? Вершитель Высшей Воли издал Указ – лучше принять его. Тише… Молчание всегда было знаком согласия – а в звенящей тишине было слышно, как шуршит прибрежная галька.
Участники ночного бдения на Ильмарин внимательно вглядывались в лицо Манвэ, напряженно ожидая неизбежного удара – такое не могло пройти безнаказанно, обруч реагировал даже на дерзкие слова… Реакция не заставит себя долго ждать, но как это будет? Что это будет? Что сделает Единый с тем, кто до сих пор беспрекословно выполнял малейшие его пожелания, даже угадывая намеки? Варда внутренне сжалась, готовая в любую минуту кинуться на помощь, плохо представляя, с чем придется иметь дело. Но так или иначе, начатое следовало завершить.
– Да будет так, – спокойно произнесла Королева, одарив собрание царственно-звездным взглядом и ослепительной улыбкой.
– Да будет так! – решительно проговорил Намо. Его примеру последовали Ниэнна, Вайрэ и Ирмо с Эстэ.
– Да будет так! – словно бросаясь, решившись, в ледяную воду, выпалил Ауле и ощутил сразу же на себе беспокойный взгляд Курумо.
– Да будет так! – веско сказал Тулкас, спиной ощущая натянутые до предела нервы сотворенных. Почувствовал, как те слегка расслабились.
– Да будет так, – поспешно, словно боясь отстать (Владыка все запоминает, еще припомнит, кто согласиться с его указом помешкал), присоединялись остальные.
Ульмо, еще раз пристально взглянув на Манвэ, произнес свое «Да будет…», и вновь воцарилась тишина. Взгляды собравшихся, от настороженных до радостных, обратились к Мелькору.
Тот наклонил голову, потом повернулся в сторону Манвэ.
– Благодарю тебя, брат, – без тени обычной иронии произнес он.
– Благодарю вас за присутствие и объявляю Круг завершенным. Все могут быть свободны.
Народ поспешно начал расходиться, по какому-то смутному предчувствию полагая лучшим покинуть Маханаксар, и поскорее.
Ульмо приблизился к престолу Манвэ. Тот спокойно посмотрел ему в глаза.
– Ты уверен? – проговорил Повелитель Вод.
– Как всегда, – ровно ответил Повелитель Ветров.
– Ну что же, если так… – Ульмо взглянул на Мелькора, стоящего рядом. – Я надеюсь и верю, что ты знаешь, что делаешь.
Манвэ кивнул. Помолчав, сказал:
– Если хочешь, приходи в Ильмарин – хоть сейчас Или лучше к вечеру. Побеседуем – хорошо?
– Обязательно приду. – Развернувшись плавным и сильным, как волна, движением, Ульмо направился в сторону моря.
Манвэ решительно встал. Пора было идти. Трудно сказать, что задумал Единый, а публика, спустившись с холма, не спешила расходиться, поглядывая в их с Вардой сторону и косясь на Мелькора.
Орлы уже с легким нетерпением переминались с лапы па лапу, и «ильмаринцы» направились к ним. Мелькор, сочтя это наконец-то уместным, распахнул свои крылья, чуть не задохнувшись от почти забытого чувства близкого полета. Ветер мягко коснулся их, и Вала понял, что сможет взлететь. Манвэ направился к своему орлу. Варда дотронулась до его руки:
– Как ты?
– Пока все хорошо. Но надо выбираться отсюда.
– Ты прав, все-таки как-то неспокойно. Если что, я рядом. – Она поцеловала его в висок, он пожал ей руку и вскочил на спину птицы.
Аллор подошел поближе.
– Можно мы тоже зайдем? – поинтересовался он. Манвэ кивнул, улыбнувшись краем губ:
– Заходите. До встречи в Ильмарпн.
Он погладил орла и вместе со своим ближайшим окружением, включающим сейчас и Мелькора с Гортхауэром, взмыл в воздух.
Внезапно ему показалось, что свет раскололся на острые слепящие лезвия, а солнце, сжавшись в огненную иглу, пронзило глаза, ослепив безумной болью. Словно серые стальные щупальца впились в тело, скрутив и смяв, как бумажную фигурку, и он полетел вниз, не в силах удержаться, безвольно соскользнув с орлиной спины…
«Тебя предупреждали…» – слова, прозвучавшие в голове, раскаленным клеймом выжигали остатки меркнущего сознания…
Хотя все и следили с неослабным вниманием за Владыкой, все произошло неожиданно – и страшно. Летевшие совсем рядом Варда и Мелькор успели заметить, как Манвэ каким-то ломким, беспомощным жестом поднес руку к глазам, по телу прошла судорога, и, бессильно откинувшись навзничь, он начал падать, бесшумно, как лист, сорвавшийся с ветки.
Орел, сделав крутой разворот, попытался поймать Владыку, остальные тоже ринулись к нему, пытаясь задержать падение. Мелькор резко бросился вниз, но успел лишь подставить крыло. Безвольное тело было почти невесомым, но удар оказался ощутим. Перед глазами заплясали колючие искорки, а голова противно закружилась. Собрав силы, он бросился к Манвэ, чье падение черное крыло смягчило лишь отчасти.
Варда и майар тоже уже соскочили со своих птиц, а со стороны холма бежали недомайар, Ульмо и Феантури с Тулкасом.
Повелитель Арды лежал, запрокинув голову. Корона, свалившаяся при падении, валялась неподалеку, разметавшиеся темно-золотые пряди наполовину скрыли бледное до прозрачности лицо с истончившимися чертами. Широко, чуть ли не на пол-лица распахнутые глаза казались черными из-за огромных зрачков, подобных провалам в пустоту.
Мелькор осторожно отвел волосы с лица Манвэ и положил ладонь на лоб, пытаясь дозваться…
Тот, кто был Повелителем Арды, смутно видел нечто, бывшее его обликом не одну эпоху, – тряпичная кукла, клочок мятого небесного шелка… Облик… Еще он был Повелителем Ветров, Создающим Музыку и Слагающим Песни… Кем он еще был? Безумная, пронзающая все тело боль, стиснувшая ледяными клещами виски, не давала сосредоточиться… Кем он был? Королем Мира, благословенным (кажется, его так и звали, какой бред!) вершителем Замысла… Строптивая память, не желающая распадаться окончательно в стальных тисках, хлестнула, как плетью: «…исполнителем!.. Инструментом…» – прошлое, выстроившись в цепочку ярких, пронзительных картин, вырвалось из ледяного безвременья и беззвучия, сознание боролось, не желая исчезать. Он вспомнил – поединок, пробуждение, Круг – это было, было только что… Снова оглушительная вспышка… И мягкий, сочувственный голос, прохладной водой омывающий воспаленно-бесслезные глаза и запекшиеся, словно обугленные, губы:
– Бедный мой мальчик… Тебе больно?
«Молчать, не отвечать ничего… Не забывать ничего…»
– Ну что же ты? – Теплое, искреннее недоумение….Абсолютная власть, зажатый в железном кулаке Валинор…
– Что ты делаешь? Зачем все это – прямо как маленький… Что с тобой – ты разучился различать добро и зло?
…Пустой взгляд Ауле с затаившимся на дне зрачков ужасом…
Не пошевелиться – холодные стальные прутья впиваются в грудь, пронзают насквозь, выскабливая – чуждое, недолжное.
– Ты же всегда понимал Меня… Ты же знаешь, что Мелькор принес в Арду зло; зачем ты выпустил его?
– Все было по правилам… – Каким неимоверным усилием дается каждое слово, словно колюче-раскаленным песком обжигая горло…
– Зря ты упорствуешь. Подумай о тех, кто с тобой… Страшные, яркие видения. Липкий, парализующий ужас – то, что осталось от него, корчилось, сжавшись в комок дрожащих нервов.
– Ты хочешь гибели Арды? Ну что же ты молчишь? Возлюбленный Мной более других – и теперь выступаешь против Меня? Разве Мой Замысел не прекрасен? Что случилось?
Боль почти отпустила, точнее, дошла до сверхвысокой, тонко вибрирующей ноты, свиваясь в клубы образов, мерцание вспышек цвета на грани чувствительности. Пошевелиться Вала по-прежнему не мог, скрученный удушливым туманом.
– Ну объясни же наконец, в чем дело?!
– Разговаривать – так? – Манвэ невольно усмехнулся.
– Ты сам виноват – не надо было дерзить. Почему ты перестал Меня слушаться? Ты не веришь Мне?
…Верить… Эонвэ, не верящий своему сотворившему уже две эпохи по меньшей мере, страх, жирными, клейкими клочьями сажи облепивший Блаженные земли, кровь на снегах Таникветиль, волна над Нуменором, провалы вместо глаз, летящий вниз золотой вихрь и взорвавшиеся кровавым болезненным смерчем алые капли мгновение спустя… Курумо, которому не придумать наказания хуже жизни…
Во что верить?
Кому верить?
Острые, тонкие лучи пронзили голову, нащупывая сгустки мыслей. Когда читают – тебя, это всегда так больно?.. Впрочем… что же, читай!
Безумная, бредовая мысль: вдруг – поймет? Они ведь понимали друг друга… Или и тогда это лишь казалось?
Какое участие в голосе:
– Бедный, бедный… как же тебе досталось от вражьей лжи…
– При чем тут он? – Сознание размывается, плывет, все затягивается туманной кисеей…
– Я верю, ты справишься с ним и с его наваждениями, – ты же сильный, Я знаю, и Мое благословение пребудет с тобой.
– Благословение… Да, я его чувствую… – Ехидство все еще не покинуло Повелителя Айнур…
– Лекарство бывает горьким и лечение болезненным… но ты исцелишься – разрушив вражеские козни…
– Пока я правлю, больше никогда из-за разницы во мнениях не прольется кровь. Никого не сбросят с Таникветиль, никого не лишат памяти…
– Зло проникло в них… И тебя коснулось его дыхание, отравив душу. Сильны враг и насланная им ложь…
– Ложь? – Снова резкая боль, вспыхнувшая раскаленными остриями, – или это языки пламени? Вот они опали, прохладное дуновение разогнало рой жалящих искр…
– Конечно, ложь. Ничего этого не было – только мир и справедливое возмездие…
Кровь на склоне Тагшкветиль бледнела, розовея, как восход. Сейчас взойдет солнце, все заиграет звенящей радугой…
– Все будет хорошо. Бедный Мой мальчик – как ты устал…
Не расслабляться, не поддаваться этому искушению – соскользнуть в нежно-серебристое беспамятство. В забвение… Забыть – все?
– Ты сын Мой возлюбленный, ты всегда был близок ко Мне, Моя воля – твоя воля…
– Но… Круг?
– Все исправится, не беспокойся. Все будет хорошо… Хорошо… Хорошо…
Словно скользишь по гладкому ледяному склону, и дыхание слетает с губ стаей белых мотыльков… Скольжение – почти полет… Полет?! Ты – не летаешь – уже три эпохи! Потому что небо – светлое, чистое, как дыхание юной Арды – не для исполнителей, чьи руки в крови детей – пусть искаженных… Пусть ты и верил, что лишь тонкая грань, незаметный шаг отделяет их от орков, и дивный облик – лишь видимость…

* * *

Перед блистающими тронами в Маханаксар стояли пленники – Перворожденные и Сотворенный, Искаженные и Исказивший. Те, кого не должно быть… Прекрасные облики, а за ними – Тьма. Не может быть иначе, если они столько времени провели во власти Того, Кто Искажает…
Прозвучало обвинение – может, они покаются? Может, самый воздух Блаженных земель уже начал целительную работу в их сердцах?
Но они молчали, и в их глазах не было раскаяния. Страх – был, живой, естественный – но не тот, убивающий мысль, перемалывающий душу…
– Мы выбрали… – произнес высокий эльф, обнимая прижавшуюся к нему подругу, и в его взгляде было – решение. Как и у остальных – они были единым целым, неразрывно спаянным одной верой…
Они мгновение смотрели в глаза друг другу – Владыка Арды и пораженные Злом эльфы, и Владыка прочел в горячечном сумбуре их мыслей: жить иначе они не смогут – и не будут. Изменения слишком сильны… И стоящие в Круге поняли – им не жить.
Прозвучал приговор, и упал на колени, каясь во всех грехах разом, тот, кто сделал их несовместимыми с Замыслом, изначально обрекая на гибель. Отчаянно надеясь спасти, не понимая, что изменил их необратимо и жизнь – иная – им не нужна.
Лучше пусть убьет их – сам, наиболее безболезненным для них образом – это последнее, что могут дать Мятежнику Могущества Арды…
Нет. Прав тот эльф, говоривший о выборе, умолявший теперь своего Учителя встать с колен и прекратить бесполезное унижение. Ничего нельзя сделать…
Окончательный приговор они выслушали, смеясь; вполне понятно – слезы излишни. Выйдя когда-нибудь из Мандоса, они забудут этот кошмар, начиная новую жизнь, – осталось лишь перейти эту грань, за которой искалеченные души обретут исцеление. Души, прекрасные даже сейчас. Что же, если Мелькор не в состоянии помочь им сделать этот шаг…
В глубине сознания раздалось тихо, но отчетливо: «Дай им еще одну возможность раскаяться и отречься – они не должны умереть быстро; может, боль и близость смерти отрезвят их и они успеют спастись – не проходя Залы?»
Темнели фигуры на склоне Таникветиль, ветер шевелил волосы… Он видел их глаза, слышал их мысли, сплетающиеся в одну: «Мы не сможем жить – так…»
Он потянулся к ним, пытаясь понять, боль хлестнула, не давая сосредоточиться, но главное он уловил – выбор. Окончательный. В последний раз их взгляды встретились – и понимание искрой скользнуло меж раззолоченным троном и белоснежным склоном высочайшей горы Арды. Они не могут жить – и не будут.
Кажется, о чем-то просила Ниэнна, что-то сказал Мелькор… Он не слышал. Его мысль дотянулась до кружащих в небе орлов, его сотворенных, его свидетелей:
«Убить. Быстро. Сразу».
И крылатые тени ринулись к замершим на склоне фигурам… Они умирали – почти мгновенно, и неестественным глянцем алела на снегу кровь сонных артерий.
«Спасибо…» – донеслось до него вместе с почти затуманенным взглядом. И в то же мгновение взвился стеклянно-огненный смерч над Мелькором, раскололся кровавыми каплями, и жизнь покинула тех, до кого не успели долететь орлы.
Огромные птицы долго чистили клювы, погружая их в алмазную пыль и дробя лед…
«Зачем ты убил их? К вечеру они бы раскаялись… Твое нетерпение…»
«Прости, Отец, я виноват… Я не смог – они не покаялись бы, и… им было слишком больно…»
«Тогда все же покаяние было возможно… Ладно, что уж теперь… Впредь будь терпеливей».
«Накажи меня, Отец…»
«Я.прощаю тебя – но впредь будь тверже, дабы не пострадала Арда от твоих чрезмерных мягкости и впечатлительности…»
Он вышел на площадку – самую высокую во дворце, готовясь взлететь и нестись – бешено, не разбирая дороги, и пусть ветер сметет этот день…
Воздух привычно подхватил его и… – он понял все. Резко. Окончательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75