– Хорошая у тебя ученица, Манвэ.

Глава 23

Златоокий, негромко что-то напевавший с тех пор, как Ауле очнулся, подошел к Манвэ и протянул ему лютню:
– Спой что-нибудь, а? Пожалуйста…
Манвэ нахмурился. Впрочем, конечно, откуда Златоокому знать?
– Ты извини за нахальство, – проговорил майа, по-своему истолковав выражение лица сотворившего. – Просто ты – хозяин, и вообще… «стоит показать кое-кому, что не так уж легко втоптать тебя в грязь», – дочитал мысль Златоокого Манвэ.
Конечно, майа прав, но ведь зарекся Владыка петь, не мог больше – с тех пор как скользнула с леденящей высоты золотая звенящая капля… Сказать, что ли, прямо – может, отстанет? Вон, Мелькор опять же рядом…
– Я не пою, извини. Пусть лучше Мелькор споет.
– Почему?
– Не поется.
– С каких это пор вдруг? – не унимался майа.
– С давних, Златоокий, с давних…
– Это после… – Менестрель наконец понял, сдвинул тонкие брови, потом тряхнул головой, отчего медово-золотые волосы облаком окутали помрачневшее лицо, и проговорил: – Я тебя непоющим не представляю и представления свои менять не собираюсь. Это что же получается, ты и Песни, и песен лишился, и так и надо?! И теперь молчать будешь, а некоторые – радоваться?
– Златоокий! – рыкнул Манвэ.
– Молчу-молчу! – смиренно пискнул майа. – Но все же спой, пожалуйста, – для меня… – серьезно добавил он. – Я прошу…
Отказать Златоокому Манвэ не мог – как откажешь собственной Песне? Майа прав: он жив, и песня снова должна звучать.
Вала взял протянутую лютню – даже настраивать не пришлось. Никто из присутствующих не шевельнулся, но воцарилась тишина.
Он провел по струнам – осторожно, почти неловко. Резко кольнуло в висок: «не сможешь!» Должен – для сотворенных, для близких, для себя. Для Эру, наконец!
Еще движение, еще касание – и музыка возникла, начав быть. Она заполнила залу, неспешно затопляя ее, неотвратимо и осторожно переплетая слова и звуки. Подхваченные течением слова сливались в песню, они оседали на губах, выпадая из воздуха, словно лишь ожидая, когда их споют, солнечными зайчиками щекотали горло, требуя, чтобы их выпустили. Они танцевали на язычках пламени свечей и бликами ныряли на дно кубков. Вот шевельнулся воздух, колыхнув занавеси, взъерошив волосы и погладив лица.
Мелькор, зажмурившись, вытянул руки, и в них мягко легла соткавшаяся из воздуха мандолина. Пальцы на мгновение замерли над струнами, потом соприкоснулись и словно слились с ними, эхом вторя мелодии Манвэ. Дробясь о стены, эхо отдавалось множеством созвучий, вплетаясь в основную музыку и развивая, оттеняя и подчеркивая ее. Ноты перекликались, отражаясь друг в друге, распускаясь причудливыми соцветиями.
А потом слова незаметно исчезли, растаяв, впитавшись в стены, и был только голос, болезненно прекрасный, почти обретающий видимость, плавящий пространство и расплетающий тугие кольца времени…
Песня, непостижимая и близкая, струнно-упругая и хрустально-ломкая… Она начала быть, расплескивая бытие на внимающих. Песня… Те, кого называли теперь Могуществами Арды, связанные с предпетым ими миром и привязанные к нему неисчислимыми нитями, дышали с ним одним дыханием, и выдох становился звуком и цветом. Вновь заискрились в переполненном жизнью воздухе пылинки, оседая на невесомых рукавах еле видимых танцоров. Струились, как водоросли в ручье, мягкие волосы, неуловимо поблескивали глаза и улыбки, сменяли друг друга угловато-гибкие и порывисто-плавные движения… Алсулайнэ, духи ветра, пели танец – или танцевали песню. Песню их стихии, Песню Творения, Песню, снова вернувшуюся к Поющему… И танец стал Темой…
Мелькор подхватил музыку вновь, и его мелодия присоединилась к Теме, прорастая сквозь него, сквозь нервы и вены, вскипая в крови артерий. Диалог разрастался, вплетаясь в тяжелую ткань незаметно опустившегося занавеса сумерек, и хотя в теме Черного Валы мерцали отголоски той, давней Песни, диссонанса не было – просто Тьма и Свет свивали новый, живой, прихотливо-изменчивый, как и подобает живому, орнамент. Находившиеся в зале забыли, где они и что происходит, погружаясь в погребенные под слоями памяти счастливые дни-без-времени, подобные линиям нотного стана, когда они, Айнур, нотами танцевали на этих дорогах…
Зазвенел серебряно, искрясь сиянием далеких звезд, голос Варды, нитью перевивая темно-светлые линии; затканными солнечными паутинками листьями осыпался на элегантно-строгий узор напевный шепот Ирмо; заблестели, самоцветно играя на изгибах фигур, речитативные песнопения Ауле, вспыхивая сквозь увенчанную жемчужным кружевом берилловую синь накатившей валом мелодии Ульмо, и торжествующе-победным звоном, подобным отдаленному гулу бронзовых колоколов, взмыл над обретшей мощь Песней Айнур, Айнулиндалэ, смех Тулкаса.
Песня изливалась, просачиваясь сквозь стены и выплескиваясь в окна, орошая дождем Блаженные земли. Она ткала облако силы, окутывающей Валинор, возвращая силы поющим. Они словно купались в ее волнах, смывающих усталость и боль, горечь и разочарование, дающих покой и уверенность.
Майар тихо подпевали, подставляя ладони и лица под этот ласковый, невиданный дождь. Величественная сила Песни не подавляла, а бережно укутывала их.
И вот Песня, обретя полные единство и гармонию, дошла до самой высокой, пронзительно-прекрасной ноты и стала мягко оседать хранящим покровом на землю, затихая и растворяясь в бархатно-прозрачном воздухе, высвечивая необыкновенно ясные звезды.
Наконец она стихла, растаяв в кристаллах снежного тумана, и разлилась теплая тишина.
Валар сидели неподвижно, погруженные в случившееся, все еще будучи музыкой, майар грезили с открытыми глазами – многократные воспоминания и упоминания стали явью.
Даже с ехидной физиономии Аллора смыло привычно-ироничную усмешку – он сидел, обхватив плечи прильнувшей к нему Эльдин, вглядываясь в навеянные Песней видения.
– Вот это музыка… – задумчиво прошептал он, когда последний отзвук Песни растаял. – Такое не нарисуешь рукой, только глазами…
Эльдин мечтательно зажмурилась.
– Понравилось? – широко улыбнулся им Златоокий. – Красота такая – хоть за лютню не берись. Они иногда так в Лориэне пели – еще до того, как Ормал и Иллуин поставили. Тогда свет по всему Альмарэн лился. А все вокруг впитывало его и потом долго отражало… Я такого больше нигде и никогда не видел, даже в Эндорэ…
– Хорошо все же, что они наконец-то спелись, – пробормотала Эльдин. – Послушаешь, и кажется, что страх отступает, небо выше становится…
– Ну раз уж в свое время подобного пения хватало, чтобы творить этот мир, так сейчас должно хватить хотя бы на то, чтобы сделать его чуточку приятнее, – рассмеялся Манвэ.
– Как-то неожиданно это вышло, прямо само собой, – задумчиво развел руками Мелькор.
– Увлеклись: уж больно тема удачная пошла, – не по-королевски озорно улыбнулась Варда.
– Я не нагородил лишнего? – смущенно поинтересовался Тулкас.
Ирмо замахал на него руками.
– Если бы это было не в тему, песня бы расстроилась, – авторитетно заявил Ульмо.
– Однако засиделись мы… Скоро народ в Лориэне соберется, так что пора выходить. Выступление окончено, господа. – Манвэ картинно поклонился.
– Ты еще с шапкой по кругу пройдись, – хмыкнула Варда.
– С короной… – добавил Ирмо.
– Да, кстати, надо ее прихватить с собой – все-таки я пока еще Король. – Манвэ поднял с пола корону и, помедлив, надел.
– Интересно, Эру слышал Песню? – проговорил Ульмо.
– Так мог бы наконец поверить, что мы можем поладить! – воскликнул Тулкас.
– В Песне невозможно лгать, это же из глубины сути идет, так не притворишься… – прошептал Ирмо. – Неужели Ему непопятно, Он же видит!
– Может, все же понял и примет? – с надеждой посмотрел на сотворившего Эонвэ.
– Да не похоже. Мне, во всяком случае, Он этого не сообщит, даже если и проникся.
– Ну неужели Он такой… – Эльдин не договорила, разведя руками. – Он же все-таки Творец!
– А Нуменорэ? – процедил Аллор. – Тоже в свое время не совпали с должным…
– Ну вы-то хоть не суйтесь! – зашипел Манвэ. – Ты и так уже влез основательно, не трогает Он тебя, и слава Эа!
– Видно, слишком мелок я, недостоин высочайшего внимания, – прищурился майа. – Ну и ладно, я не в обиде. Впрочем, ежели снизойдет, то выскажусь. Ты ведь мне тоже друг – если тебя это заявление не оскорбляет. Особенно после вчерашнего…
– Да как-то не особенно. Что, если я Владыка, то у меня и друзей быть не должно?
– Никто никому ничего не должен, кроме взаимной любви! – ухмыльнулась Эльдин. – Да что я говорю, ты же мысли походя читаешь!
Владыка покачал головой. Варда лишь усмехнулась, глядя на супруга.
– Все готовы? – поинтересовался он, оглядев присутствующих. Те разом двинулись по направлению к двери. – Тогда вперед, в Лориэн, а там посмотрим.
На сей раз решили обойтись без полета, хотя время и поджимало, – просто не хотелось расставаться. Спустились, словно нарочно болтая о чем попало, по слегка мерцающей в свете звезд лестнице, прошли по непривычно пустым в этот час улицам Валмара.
У входа в Лориэн столкнулись с Намо и Вайрэ. Раскланялись, причем Намо понимающе улыбнулся, а Вайрэ многозначительно покосилась па перекинутый через плечо супруга свернутый гобелен.
– Покажешь сейчас? – спросил Манвэ.
– Пожалуй, вам стоит посмотреть уже сейчас, а ты разберешься, когда и кому показать. – Намо развернул гобелен.
На длинном полотне было выткано почти все, что произошло в Ильмарин после Круга. Почти – потому что не могла Вайрэ видеть, куда занесло сине-стальной смерч. Но и того, что увидела, хватило ей и Намо для того, чтобы составить свое мнение о событиях.
– Ты все расскажешь как есть? То есть как было? – поинтересовался Владыка Судеб у Короля.
– Красочно и с подробностями, – пообещал Манвэ. – А ты можешь показать это для наглядности почтеннейшей публике – но попозже.
Намо улыбнулся, отметив про себя, как изменился Владыка Амана за прошедшие сутки.
На пороге возникла тонкая фигурка Эстэ. Поклонившись, она приветствовала гостей, затем бросилась к Ирмо.
– Наконец-то ты вернулся! – воскликнула она, сжав плечи супруга. – С вами ничего не случилось? – Отыскав взглядом Айо, Эстэ тревожно нахмурилась.
– Все в порядке, не беспокойся. – Ирмо погладил перламутрово-туманные волосы Целительницы. – Остальные уже пришли? – спросил он тише.
– Все в сборе. Волнуются… Такие слухи ходят – жуть! Ну я-то кое-что в Лореллин видела… – Она покачала головой. – Что-то будет, а, Ирмо?
– Не волнуйся, вывернемся как-нибудь… – Повелитель Грез обнял супругу и вступил под серебристо-сумеречные кроны Волшебного Сада вслед за гостями.

* * *

Айнур сидели на гладких валунах или прямо на шелковистой траве и, тихо переговариваясь, ожидали королевскую чету. Слухи, один другого причудливее, носились по Валмару и теперь слетелись под зыбкие своды живого чертога Лориэна.
– А я говорю, что тут дело нечисто: Мелькор Владыку околдовал! – с жаром втолковывал Оромэ слушавшим его Йаванне с Ваной. Валиэр тревожно вздыхали, боязливо оглядываясь по сторонам. – Сами судите: поединок перешел в выяснение отношений, а Манвэ по исходу этого боя Мелькора освободил и исцелил, а потом они друг другу в глаза посмотрели, и Владыке плохо сделалось, я сам видел. А все же Мятежника свободным объявил и тех, кто с ним, – тоже. Да еще вот так, на Круге! И они теперь все время рядом…
– Думаешь, Мелькор власть пытается захватить? – прошептала Йаванна.
– Да уж не иначе. Опять же с чего бы это Манвэ с орла полетел?
Валиэр зябко поежились. Алтарэн и Ити сердито нахмурились, но промолчали.
– Мелькор пытается уверить Владыку в своей дружбе… – раздумчиво покачала головой Вана.
– И весь Валинор потом к рукам приберет, – сдвинула густые брови Йаванна.
– А Варда куда смотрит? – вмешалась в разговор Нэсса.
– Да она когда-то сама была неравнодушна к Мелькору, а как тот в немилость у Эру впал, так к Манвэ ушла, – проговорила Йаванна, – а теперь, может, старое вспомнилось…
– Да она раньше с Манвэ была, Мелькор еще с Единым не ссорился! – воскликнула Нэсса.
– Возможно, она еще раньше что-то почуяла, она же Видящая, – пожала плечами Йаванна.
– А вдруг Эру на Манвэ разгневался? С орлов просто так не падают… – выдохнула Вана.
– И то верно: в Указе-то – ни слова про волю Эру… – прошептал Оромэ.
– Так расколдовал бы Эру его, избавил от наваждения…
– Можно подумать, Манвэ так легко околдовать! – фыркнула Нэсса.
– И что же вы все на Круге молчали, раз такие умные да наблюдательные? – язвительно бросила доселе будто бы и не слушавшая разговор Ниэнна. – Восстали бы все разом против козней Врага и против беззакония, чинимого прельщенным ложью Манвэ! – Скорбящая Валиэ ехидно усмехнулась.
– Против Манвэ повосстаешь! – вскинулся Оромэ. – Он и один может сделать так, что тебе небо с олений хвост покажется, а если они с Мелькором вдруг спелись…
– А если Эру и впрямь на Манвэ гневается? Самое время вдогонку пнуть его, чтоб нос не задирал, а заодно и верность Замыслу показать! – насмешливо протянула Ниэнна.
– Ага, а потом Манвэ-то найдет, как оправдаться, а тем, кто против него выступал, устроит Войну Могуществ…
– Вот и сиди тихо, благоразумный ты мой! – фыркнула Скорбящая.
– Ты-то наверняка больше нашего знаешь, так лучше бы поделилась, чем ехидничать! – сердито сказала Йаванна.
– Я всегда больше других знаю, а проку-то… – мрачно проговорила Ниэнна. – Вот явится Манвэ, тогда и будет разговор. – Она отвернулась, нарочито внимательно разглядывая прихотливый орнамент на листьях ближайшего к ней куста.
Качнулись мохнатые ветки серебристо-хвойных деревьев, и на поляне появились Тулкас с Ауле, за ними величаво вплыл (иначе не скажешь) Ульмо, потом вошли Феантури, и наконец появилась королевская чета. Чуть отстав, вошел и Мелькор в сопровождении Гортхауэра. Последними под полог ветвей проскользнули недомайар и расположились в мшистой нише чуть в стороне.
Собравшиеся приветствовали друг друга подчеркнуто церемонно, и взгляды присутствующих, словно притянутые невидимой нитью, привычно обратились к Владыке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75