Таким обра
зом, понадобилось три дня, чтобы освоить Николая с мыслью об ответственн
ом кабинете. Нам кажется, что та видимая легкость, с какой Николай пошел на
отречение, можно отчасти объяснить тем, что Для него «ответственное мин
истерство» означало фактически конец его правления, конец самодержави
я. Власть, ограниченная парламентской ответственностью министров, не им
ела в его глазах никакой ценности. С этой точки зрения была известная пос
ледовательность, в том, чтобы три дня противиться введению парламентари
зма, и затем в несколько часов отказаться от власти, превращенной в прост
ой символ, простой декорум. Для Николая, этого эпигона русского абсолюти
зма, было органически невозможно перелицеваться в конституционного мо
нарха на западноевропейский образец. Но дело не только в этом.
Отрывки царского дневника, которыми открывается наш сборник, рисуют нам
«психологическую» историю отречения. Человек, упрямо цеплявшийся за аб
солютистскую неприкосновенность своей власти, просто не понимал того, ч
то вокруг него происходило. Строго очерчен был круг обычных представлен
ий, в которых вращалась мысль царя, и когда в них вторгся чудовищно-огромн
ый призрак революции, царь сдал сразу и безвозвратно. Он пережил своеобр
азную реакцию на все, вокруг него происходившее. Как ограничен ни был Ник
олай, все же нужно предположить наличие какого-то острого шока, сразу пар
ализовавшего его умственную деятельность. Отупение, апатия, пассивност
ь овладели им в самые критические дни 1 Ц 2 марта. Глава российского абсол
ютизма пережил свое падение безразличием Обывателя. Он «спал долго и кре
пко» на следующую же ночь после отречения. В Ставке занимался укладкой в
ещей, он сразу же восстановил обычный ритуал своей интимной жизни с ее не
сложными, бесхитростными развлечениями, и уже 7 марта «царь и самодержец
всея Руси», потерявший шесть дней тому назад абсолютную власть над шесто
й частью земной суши, записал в своем дневнике: «Обедал с мама и поиграл с
ней в безик».
Л. Китаев.


Ко второму изданию.

В настоящем издании добавлены: отрывок из книги В. В. Шульгина «Дни», бесед
а герцога Н. Н. Лейхтенбергского с сотрудником «Биржевых Ведомостей» о п
оследних днях пребывания Николая II в ставке, а также впервые публикуемый
в СССР отрывок из книги б. начальника Собщений театра военных действий г
ен. Н. М. Тихменева. Кроме того, приведенные в первом издании в отрывках зап
иси дневников Николая II за период отречения, ныне публикуются в полном ви
де.
Л. К.

КТО СПАСАЛ ЦАРЯ.

О конце Романовской династии у нас в широких массах господствуют не совс
ем верные представления.
Дело рисуется так, что Николай совершенно безропотно подчинился первом
у мановению революции.
Что вышла чуть ли не ошибка, недоразумение, опечатка, фокус, умело подстро
енный Родзянко вкупе с Алексеевым, в результате чего мертвецки пьяный ца
рь подмахнул акт об отречении, как сонный кутила Ц назойливый ресторанн
ый счет.
Что отрекшийся царь после своего исторического шага чуть ли не ковырял в
носу и тупо бормотал: поеду в Ливадию сажать цветочки.
Николай, тряпка, сосулька, покорно ушел, как только его «честью попросили
».
Такие картины, имевшие особо широкое хождение в первые годы революции, н
уждаются в существенных исправлениях.
Для рассказов об анекдотическом ничтожестве покойника-самодержца, пра
вда, есть большие основания.
Нельзя, например, пройти мимо изумительных записей Николая в его личном
дневнике:
«2 марта. Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппар
ату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь ми
нистерство из думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним боретс
я социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отр
ечение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев всем командую
щим. К 2 1/2 часам пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и у
держания армии на фронте и спокойствия нужно сделать этот шаг. Я согласи
лся. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли
Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и пер
еделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелымЦ чувством пере
житого. Кругом измена и трусость, и обман».
Ц Нужно мое отречение. Я согласился…
В самом деле, овечье смирение и безразличие.
Вы думаете, Николай, уступив трехсотлетнюю власть Романовых, пытался при
нять яд, раздирал на себе одежды, проводил мучительные, бессонные ночи?
Вот вам запись на другой день после отречения:
«3 марта. Спал долго и крепко, проснулся далеко за Двинском. День стоял сол
нечный и морозный. Говорил со своими о вчерашнем дне. Читал много о Юлии Це
заре, В 8.20 прибыл в Могилев. Все чины штаба были на платформе. Принял Алексе
ева в вагоне. В 9 1/2 перебрался в дом. Алексеев прищел с последними известиям
и от Родзянко. Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четырех
хвосткой для выбора через 6 месяцев Учредительного Собрания. Бог знает, к
то надоумил его написать такую гадость. В Петрограде беспорядки прекрат
ились, Ц лишь бы так продолжалось дальше».
«7 марта. После чая начал укладывать вещи. Обедал с мама и поиграл с ней в бе
зик».
Ц Спал долго и крепко! Оказывается, Миша отрекся. Оказывается, читал о Це
заре. И, тем не менее, даже читая Цезаря, через пять дней после отречения иг
рал с мамашей в карты. В самом деле, невозмутимость исключительная! Недар
ом кто-то из приближенных определяет отречение Николая:
«Отрекся, как командование эскадроном сдал».
Конечно, полуторастамиллионная страна всегда была для Николая только о
громным, молчаливым, послушным эскадроном, где всегда повиновались всад
ники, и безысходно молчали лошади. Но расставание с властью было для царя
не таким простым, каким оно кажется внешне.
В Николае Романове надо понимать его замкнутость и апатичность характе
ра, не всегда прикрывавшие апатичность ума и воли. Очень часто под бесцве
тными изъявлениями у Романова весьма энергично шевелились чувства, дик
товавшие немаловажные поступки, направленные к сохранению себя и власт
и своего класса.
Дворянство и придворные совершенно зря рисуют своего вождя в последние
минуты его царствования, как унылого кретина, непротивленца, безропотно
сдавшего свой режим по первому требованию революции.
Нельзя сказать, чтобы ближайшие друзья, неразлучные с Николаем, смягчали
события или придавали им какой-нибудь преходящий, незначительный смысл
. Любимец и собутыльник царя, адмирал Нилов говорил и повторял свою обычн
ую фразу:
Ц Все будем висеть на фонарях! У нас такая будет революция, какой еще ниг
де не было!
Николай в февральские дни особенно часто слышал от своего приближенног
о эти совершенно недвусмысленные и, как мы знаем, пророческие слова.
Другие придворные, штабные генералы, наконец, важнейший и авторитетнейш
ий советник императора Ц сама царица, Ц все в один голос подчеркивали г
розное значение надвигавшихся событий и неумолимость народа к династи
и в случае ее падения.
В условиях военных неудач, при определенных признаках разложения армии
на фронте, наконец, после смерти Распутина, в лице которого царская семья
убежденно видела свою существенную опору, Ц при всем этом упавший дух ц
аря должен был бы подсказать ему большие политические уступки.
На самом деле этого не было.
Царь Николай хорошо и твердо запомнил наставления отца и уроки воспитат
еля своего, Победоносцева, умного и выдержанного идеолога самодержавия.

Он понимал и логикой и нутром, что режим может держаться только прежним, е
динственным, испытанным средством: террором, полицейским зажимом, систе
мой неограниченной дворянской диктатуры, не разбавленной никакими пар
ламентскими лимонадами.
Первые же телеграммы в ставку из столицы, говорящие о волнениях в военны
х частях и массах, заставляют верховное командование и совет министров п
однять вопрос об уступках, о компромиссах.
Последний царский премьер князь Голицын посылает паническую депешу о н
еобходимости его, Голицына, отставки, и образования «ответственного», па
рламентского министерства во главе с Родзянко или Львовым.
Командующий петроградским гарнизоном генерал Хабалов, военный министр
Беляев, брат царя Михаил Александрович, Ц все бомбардируют ставку стра
шными известиями, испуганными советами поскорей успокоить уступками р
азбушевавшееся море.
Генерал Алексеев берет на себя представительство всех этих людей и, кром
е того, Родзянко и, кроме того, неведомых ему самому стихий, бушующих в Пет
рограде. Он просит царя согласиться на конституционные поблажки.
Царь тверд и непреклонен.
Нет.
Он не хочет. Он не согласен.
Наседают облеченные властью и доверенные люди. Волны революции уже зали
вают первые ступени трона. Самый близкий человек, жена, ужасается:
«Ты один, не имея за собой армии, пойманный как мышь в западню, Ц что ты мож
ешь сделать?!»
И все-таки, под таким натиском, Николай не идет на уступки. Долго, категори
чески он уклоняется от согласия даже на создание «ответственного минис
терства».
После нового залпа телеграмм генерал Алексеев еще раз идет к Николаю для
решительного разговора.
Выходит оттуда ни с чем, вернее Ц с повышенной температурой. Старик свал
ивается в постель, Ц он ничего не может сделать с упорным своим монархом.

Где же тряпка? Где сосулька? Где слабовольное ничтожество? В перепуганно
й толпе защитников трона мы видим только одного верного себе человека Ц
самого Николая. Он стоек, и меньше всех струсил.
Что же выдвигает царь взамен голицынско-алексеевских компромиссов?
Одну простую, ясную, давно уже испытанную и оправдавшую себя вещь.
Николай снаряжает сильную карательную экспедицию на взбунтовавшуюся с
толицу.
Такие штуки не раз помогали короне. Так однажды Петроград расправился с
революционной Москвой. Может быть, сейчас, тем же способом ставка склони
т к своим ногам взбунтовавшуюся в столице чернь. Может быть!
Шаг не оригинальный. Но исторически понятный и решительный.
Николай Иудович Иванов, старый вояка, выслужившийся из низов, крепкий, на
дежный бородач, с хорошим круглым русским говорком и солидными жестами
Ц вот кто должен стать усмирителем петроградского восстания и военным
диктатором в усмиренной столице. Староват, но коренаст. Неладно скроен, д
а крепко сшит. В толпе жидких штабных генералов Николай не плохо выбрал д
иктатора.
Иванов получает в свое распоряжение по два кавалерийских, по два пехотны
х полка и по пулеметной команде Кольта с каждого фронта. Целый корпус отб
орных войск, вооруженных до зубов, должен вторгнуться в Петроград и стер
еть с лица земли мятежников.
По инструкции, в Петрограде ему должны подчиняться все министры!
Соответственно этому составлен и ответ князю Голицыну на его просьбы о к
онституционных уступках:
«О главном начальнике для Петрограда мною дано повеление начальнику мо
его штаба с указанием немедленно прибыть в столицу. То же и относительно
войск… Относительно перемен в личном составе при данных обстоятельств
ах считаю их недопустимыми. Николай».
Вся ставка на смерть перепугана таким оборотом дела. Опять убеждают царя
смягчиться. Он непреклонен. И в своем положении Ц прав! Если уж гадать за
дним числом о том, что могло бы спасти положение для монархии, то, конечно,
это мог быть только шаг, сделанный самим царем: разгром революционного П
етрограда.
Отдав свои распоряжения, Николай трогается в путь. Он хочет пробраться в
Царское Село, к жене и больным детям. На станции Малая Вишера, уже почти у с
толицы, ехать дальше оказывается невозможным. Тосно и Любань уже заняты
революционными войсками. Царский поезд возвращается, чтобы достигнуть
цели кружным путем через Бологое, и застревает в Пскове. Царь ждет извест
ий, он надеется на корпус Иванова.
Но за время почти суточного блуждания поезда события разворачиваются у
жасающим темпом. В Пскове, в штабе Северного фронта, у генерала Рузского, Н
иколай застает уже готовую петлю для себя.
Рузский, частью спасовав перед неумолимостью революционной стихии, час
тью уже имея кое-какие виды при новом строе объявляет, перед разговором с
царем, его придворным:
Ц Надо сдаться на милость победителя!
Генерал Воейков, изнеженный полковник Мордвинов, граф Граббе и другие дв
орцовые салонные собачки в эполетах поражены и удручены.
Как так сдаться! Разве Ц уже?!
«Начались возражения, негодование, споры, требования, наконец, просто пр
осьбы помочь царю в эти минуты и не губить отечества. Говорили все. Генера
л Воейков предложил переговорить лично по прямому проводу с Родзянко, на
что Рузский ответил: «Он не подойдет к аппарату, когда узнает, что вы хоти
те с ним беседовать». Дворцовый комендант сконфузился, замолчал и отошел
в сторону». (Воспоминания генерала Дубенского).
Рузский имеет решительный, решающий разговор по проводу с Родзянко. Оба
собеседника обнаруживают в этом разговоре всю сумму лукавства. Каждый с
тарается лично задобрить и умаслить другого в предвидении возможной св
оей неудачи. Однако же Родзянко дает понять Рузскому действительное пол
ожение вещей.
Рузский начинает твердо соображать, откуда ветер дует. Недаром он позвол
ил себе через две недели так самодовольно рекламировать себя в газетном
интервью:
«Ц Ваше высокопревосходительство, Ц обратился наш корреспондент к ге
нералу Рузскому, Ц мы имеем сведения, что свободная Россия обязана вам п
редотвращением ужасного кровопролития, которое готовил народу низверг
нутый царь. Говорят, что Николай II приехал к вам с целью видеть вас, чтобы вы
послали на восставшую столицу несколько корпусов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41