Шел самый незначительный разговор, прерывавшийся на этот раз только бол
ее продолжительными паузами…
Рядом была буфетная, кругом ходили лакеи, подавая чай, и может быть их прис
утствие и заставляло всех быть такими же «обычными» по наружности, как в
сегда.
Государь сидел спокойный, ровный, поддерживал разговор, и только по его г
лазам, печальным, задумчивым, как-то сосредоточенным, да по нервному движ
ению, когда он доставал папиросу, можно было чувствовать, насколько тяже
ло у него на душе…
Ни одного слова, ни одного намека на то, что всех нас мучило, не было, да, пож
алуй и не могло быть произнесено. Такая обстановка заставляла лишь уходи
ть в себя, несправедливо негодовать на других, «зачем говорят о пустяках
» и мучительно думать: «когда же, наконец, кончится это сидение за чаем».
Оно, наконец, кончилось. Государь встал и удалился к себе в вагон. Проходя
за ним последним по коридору, мимо открытой двери кабинета, куда вошел го
сударь, меня так и потянуло войти туда, но шедший впереди граф Фредерике и
ли Воейков уже вошел раньше с каким-то докладом.
Мы все собрались опять вместе в купэ адмирала Нилова, и В. Н. Воейков был та
кже с нами. Он был, как чувствовалось, не менее нас удручен, но умел лучше на
с скрывать свои волнения и переживания. От него мы, наконец, Узнали, что Ро
дзянко, ночью в переговорах с Рузским, просил отменить присылку войск, та
к как «это бесполезно, вызовет лишнее кровопролитие, а войска все равно п
ротив народа драться не будут и своих, офицеров перебьют». Родзянко утве
рждал, что единственный выход спасти династию Ц это добровольное отреч
ение государя от престола в пользу наследника при регентстве великого к
нязя Михаила Александровича.
Генерал Алексеев также телеграфировал, что и по его мнению создавшаяся о
бстановка не допускает иного решения, и что каждая минута дорога, и он умо
ляет государя, ради любви к родине, принять решение «которое может дать м
ирный и благополучный исход».
Появились, не помню кем принесенные, несчастные телеграммы Брусилова, Эв
ерта, Сахарова и поступившая уже вечером телеграмма адмирала Непенина.

Телеграммы великого князя Николая Николаевича с Кавказа при этом не был
о. Она, кажется, оставалась у его величества, но, как нам кто-то сказал, и вел
икий князь в сильных выражениях умолял государя принять это же решение.

Тогда же впервые прочитали мы и копии телеграмм, переданных еще днем Руз
скому и возвращенных последним Нарышкину.
Вот их текст:
Председателю Государственной Думы. Нет той жертвы, которую я не принес б
ы во имя действительного блага и для спасения родной матушки России. Пос
ему я готов отречься от престола в пользу моего сына, с тем, чтобы оставалс
я при мне до совершеннолетия, при регентстве брата моего великого князя
Михаила Александровича.
Николай». Наштаверх. Ставка.
«Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России я готов отре
чься от престола в пользу моего сына. Прошу всех служить ему верно и нелиц
емерно.
Николай».
Телеграммы эти говорят сами за себя. Каждый, соответственно своему поним
анию и настроению, своему уму и сердцу, сможет сделать из них и собственны
е выводы.
Я лично читал их тогда в каком-то тумане, не понимая многих фраз и все силя
сь отыскать в их словах главную побудительную причину, вызвавшую, по соо
бщению Фре-дерикса, роковое решение. Слова государя «раз войска этого хо
тят» не выходили у меня из головы и, как это ни странно, мне было бы легче на
душе, если бы это желание войск там было ясно и категорически выражено: он
о оправдывало бы в моих глазах, хотя отчасти, и решимость главнокомандую
щих послать такие телеграммы его величеству, а также и решимость государ
я под их впечатлением отказаться от престола.
В подобном же настроении был видимо и генерал Ду-бенский, который находи
лся не в нашем поезде и до которого весть об отречении дошла значительно
позднее, чем до нас. Он появился в нашем вагоне очень растерянный, взволно
ванный и все как-то задумчиво и недоумевающе повторял: «как же это так, вд
руг отречься… не спросить войска, народ… и даже не попытаться поехать к г
вардии… Тут в Пскове говорят за всю страну, а может она и не захочет»…
Эти отрывочные рассуждения Дубенского невольно совпали с беспорядочно
проносившимися и у меня мыслями. Я сам не знал и не понимал, как все это про
изошло.
Нам всем, ошеломленным сообщением графа Фредерикса и озабоченным попыт
ками переменить роковое решение Ц было не до расспросов о подробностях
, его вызвавших.
Что-то скажут эти думские посланцы Ц продолжали тоскливо надеяться все
мы. Неужели и они, как главнокомандующие, будут видеть в отречении единст
венную возможность восстановления порядка. Ведь не все еще потеряно. Тел
еграмму об отречении удалось задержать, и все может еще повернуться в др
угую сторону в зависимости от этих переговоров. Ведь в Петрограде настро
ение меняется, и не даром Рузский так желал, чтобы депутацию провели рань
ше к нему, не допустив ее непосредственно без него до государя, о чем преду
предил и у нас и сделал распоряжение и у себя в штабе и на станции. Он навер
ное, если депутаты имеют другое поручение, сумеет уговорить их присоедин
иться к своим настояниям. Надо во что бы то ни стало не допустить их до пре
дварительного свидания с Рузским, а сейчас же, как приедут, провести их к г
осударю.
В необходимости этого были убеждены все мы, и Воейков, по приказанию граф
а Фредерикса, поручил это мне, как дежурному.
Было уже около семи вечера Ц час, когда, по имевшимся сведениям, должны бы
ли приехать Шульгин и Гучков. Но, выйдя на платформу, я узнал от начальника
станции, что их экстренный поезд где-то задержался в пути и чтр ранее дев
яти часов вечера они вряд ли прибудут. Сделав распоряжение, чтобы мне соо
бщили, когда поезд прибудет на соседнюю станцию, я вернулся в вагон. Было в
ремя обеда, все были уже в столовой, и я поспешил туда То же тяжелое настро
ение и то же раздражение от невольной беспомощности, как и за дневным чае
м, охватило меня. Все продолжало быть, по крайней мере, наружно, как бывало
и в обыкновенные дни…
Опасаясь пропустить прибытие депутатов, я не досидел до конца обеда, а вы
шел на платформу, увидя, что на станцию пришел какой-то поезд. Это был пасс
ажирский поезд, направлявшийся с юга в Петроград. Стало известно, что он з
адержится в Пскове по какой-то причине и отправится далее не ранее, как че
рез час. Поезд был переполнен, и масса народу высыпала на платформу, о любо
пытством рассматривая императорский поезд, стоявший невдалеке. Несмот
ря на то, что толпа пассажиров знала, что находится вблизи царя, она держал
а себя отнюдь не вызывающе, а с обычным почтительным вниманием, как это я у
спел заметить, оставаясь долго на платформе и прогуливаясь среди пассаж
иров в надежде увидать кого-либо из знакомых. О «всеобщей ненависти к дин
астии», о которой с таким убеждением сообщал Родзянко, тут не было и помин
а.
Войдя к себе, я узнал, что профессор Федоров с этим же поездом отправляет с
воего человека с письмом к семье, так как телеграф с Петроградом частных
телеграмм уже не принимал. Это обстоятельство напомнило мне о моих, о кот
орых я тогда забыл. Я воспользовался добрым предложением Сергея Петрови
ча и наскоро набросал записку жене, убеждая ее не волноваться и уведомля
я, что мы задержались ненадолго в Пскове и что, вероятно, скоро увидимся. П
исьмо я просил опустить на вокзале в Гатчине, где жила моя семья. Записку э
ту жена моя так и не получила.
Было уже около девяти часов вечера. Снова показался поезд, на этот раз под
ходивший со стороны Петрограда. Я торопливо вышел ему навстречу, но и он н
е был тот, которого я ждал. Он прибыл из Петрограда с обыкновенными пассаж
ирами, выйдя оттуда утром того же дня. Фельдъегеря из Царского Села в нем н
е было, но ехал на фронт какой-то другой фельдъегерь из. главного штаба. На
его груди, как и на шинелях нескольких офицеров и юнкеров, приехавщих с по
ездом, были нацеплены большие и малые красные банты, у некоторых из ленто
чек от орденов Они все были без оружия. Это меня поразило. Я не удержался и
подошел к юнкерам. Они мне сообщили, что в Петрограде с утра 2-го марта, когд
а они уезжали, стало как будто спокойнее. Стрельбы почти не было слышно, не
сопротивление войск, верных присяге, окончательно сломлрно, и весь Петр
оград в руках бунтующих. Офицер ров стали меньше избивать, но все же толпы
солдат и рабочих набрасываются на них на улице, отнимают оружие, а кто соп
ротивляется, тех убивают. В особенности преследуют юнкеров, защищавшихс
я с особенным упорством, и им, с большим трудом, удалось пробраться на вокз
ал и уехать из этого «проклятого города».
Ц «Это наше начальство для нашей безопасности заставило нацепить эти б
анты и выходить на улицу без оружия», Ц с каким-то гадливым смущением оп
равдывались они. То же самое подтвердил и фельдъегерь и те два-три офицер
а, с которыми мне кратко удалось переговорить. Они тоже не упоминали о нен
ависти населения к царской семье, и по их отрывистым, возбужденным слова
м, все происходившее они считали грандиозным бунтом запасных и фабричны
х, с которым будет теперь очень трудно справиться, «но все же справиться м
ожно».
Поезд недолго стоял и вскоре отправился далее. Я только вернулся к себе в
вагон, как сообщили, что депутатский поезд прибыл на соседний полустанок
и через де-сять-пятнадцать минут ожидается уже в Псков. Было уже почти де
сять часов вечера. Я немного замешкался, и это вызвало нервное нетерпени
е моих товарищей: «что ты там копаешься, торопись, а то Рузский перехватит
».
Я поторопился и вышел на платформу. На ней никого почти не было, она была с
овсем темна и освещалась лишь двумя-тремя далекими тусклыми фонарями. Я
спросил у дежурного по станции, на какой путь ожидается экстренный поезд
, и он указал мне на рельсы, проходившие почти рядом с теми, на которых стоя
л наш поезд, а место остановки почти в нескольких шагах от него.
Прошло несколько минут, когда я увидел приближающиеся огни локомотива. П
оезд шел быстро и состоял не более как из одного-двух вагонов. Он еще не ос
тановился окончательно, как я вошел на заднюю площадку последнего класс
ного вагона, открыл дверь и очутился в обширном темном купэ, слабо освеще
нном лишь мерцавшим огарком свечи. Я с трудом рассмотрел в темноте две ст
оявших У дальней стены фигуры, догадываясь, кто из них должен быть Гучков,
кто Ц Шульгин. Я не знал ни того, ни другого, но почему-то решил, что тот, кто
моложе и стройнее, Должен быть Шульгин и обращаясь к нему сказал: «его вел
ичество вас ожидает и изволит тотчас же принять».
Оба были, видимо, Ц очень подавлены, волновались, руки их дрожали, когда о
ни здоровались со мною, и оба имели Че столько усталый, сколько растерянн
ый вид. Они были °Ченъ смущены и просили дать им возможность привести себ
я в порядок после пути, но я им ответил, что это не удобно, и мы сейчас же нап
равились к выходу.
Ц «Что делается в Петрограде?» Ц спросил я их.
Ответил Шульгин. Гучков все время молчал и, как в вагоне, так и идя до импер
аторского поезда, держал голову низко опущенною.
Ц «В Петрограде творится что-то невообразимое» Ц говорил, волнуясь, Шу
льгин. «Мы находимся всецело в их руках и нас наверно арестуют, когда мы ве
рнемся».
«Хороши же вы, народные избранники, облеченные все. общим доверием», как с
ейчас помню, нехорошо шевельну, лось в душе при этих словах. «Не прошло и д
вух дней, как вам приходится уже дрожать перед этим народом»; хорош и сам «
народ», так относящийся к своим избранникам.
Я вышел первым из вагона и увидел на отдаленное конце платформы какого-т
о офицера, вероятно, из штаб;; Рузского, спешно направлявшегося в нашу стор
ону. Он увидел нашу группу и тотчас же повернул назад.
Ц «Что же вы теперь думаете делать, с каким поручением приехали, на что н
адеетесь?» Ц спросил я, волнуясь шедшего рядом Шульгина. Он с какою-то, см
утившею меня не то неопределенностью, не то безнадежностью от собственн
ого бессилия, и как то тоскливо и смущенно понизит голос, почти шопотом, ск
азал: «знаете, мы надеемся только на то, что, быть может, государь нам помож
ет»…
Ц «В чем поможет?» Ц вырвалось у меня, но получии ответа я не успел. Мы уже
стояли на площадке вагона столовой и Гучков и Шульгин уже нервно снимал
и свои шубы. Их сейчас же провел скороход в салон, где назна чен был прием и
где находился уже граф Фредерике. Бедный старик, волнуясь за свою семью, с
просил, здороваясь Гучкова, что делается в Петрограде и тот «успокоил» eг
о самым жестоким образом: «в Петрограде стало спокойнее граф, но ваш дом н
а Почтамтской совершенно разгромлен, а что сталось с вашей семьей Ц неи
звестно».
Вместе с графом Фредериксом, в салоне находился и Нарышкин, которому, как
начальнику военно-походной канцелярии, было поручено присутствовать п
ри приеме и записывать все происходящее во избежание могущих потом посл
едовать разных выдумок и неточностей.
Нарышкин еще ранее, до приезда депутатов, предложили мне разделить с ним
эту обязанность, но мысль присутствовать при таком приеме лишь молчалив
ым свидетелем пока залась мне почему-то настолько невыносимой, что я тог
да под каким-то предлогом отказался от этого поручения. Теперь я об этом о
тказе сожалел, но было поздно.
В коридоре вагона государя, куда я прошел, я встретил генерала Воейкова. О
н доложил его величеству о прибытии депутатов и, через некоторое время, в
кавказской казачьей форме, спокойный и ровный, г осу|дарь, прошел своей об
ычной неторопливой походкой в соседний вагон, и двери салона закрылись.

Я несколько минут оставался в коридоре у кабинета государя, разговарива
я с Воейковым и пришедшими туда же Долгоруковым, графом Граббе и герцого
м Лейхтенберг-ским, делясь с ними впечатлениями о мимолетном общении с «
депутатами».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41