У Мордвинов
а особенно хорошо показано, как гибнущий класс в минуты кризиса теряет в
сякое чувство реальности, как он погружается в мир иллюзий и тонет в хаос
е всевозможных призраков. Чего стоют его юридические размышление по пов
оду «опекунства», по поводу «правомерности» самого акта отречения. В пос
ледний момент утратив опору в армии и опору в стране, монархисты пытаютс
я опереться на текст «основных законов». А вот, например, Мордвинов узнае
т о намерении отрекшегося царя проститься с войсками. Он радуется в «тай
никах своей души». Он надеется на то, что «появление государя среди войск
или даже слова его прощального приказа могут произвести такое сильное в
печатление на хорошую солдатскую и офицерскую массу, что она сумеет убед
ить своего вождя и царя отказаться от рокового для всей страны решения»
Таким образом, Мордвинов мог самым серьезным образом предполагать, что т
рагическая сцена разлуки Наполеона со старой гвардией повторится при п
рощании Николая с той самой армией, которая в течение трех почти лет терп
ела неслыханные поражения, во имя борьбы за глубоко ей чуждые, глубоко ан
ти-народные интересы. Но люди типа Мордвинова ошибались не только в арми
и. Почему-то их всех обуяла в эти дни тяга в родовые поместья. Мы видели, что
сам Николай хотел улепетнуть «В деревню, к тетке, В глушь, в Саратов»…
вернее, в Костромскую губернию. «Лицом к деревне» также собирался поверн
уться и злосчастный дворцовый комендант Воейков. Почему-то он рассчитыв
ал на полную безопасность именно в своем Пензенском имении. Точно так же
и Мордвинова потянуло в буколическую обстановку дворянской усадьбы. У н
его было чисто случайное препятствие к осуществлению этого желания Ц н
едавний пожар его деревенского дома. Неужели-же у этих последышей росси
йского дворянства не хватало примитивного чутья для того, чтобы предуга
дать ту обстановку непримиримой классовой борьбы, какая должна была сло
житься в деревне на следующий же день после революционного переворота. А
казалось, именно в этой среде должен был быть, наконец, богатый историчес
кий опыт, восходивший от недавно пережитого 1905 года к далеким дням Пугаче
вщины.
Мемуары Мордвинова отличаются необычайной обнаженностью классовой пс
ихологии. С каким великолепным, чисто шляхетским презрением, описывает о
н депутатов Думы, явившихся конвоировать царский поезд. «Фигуры их, не то
зажиточных мастеровых, не то захудалых провинциальных чиновников вызы
вали во мне, обыкновенно никогда не обращавшем никакого внимания на внеш
ность, какое-то гадливое отвращение». Эту запоздалую волну отвращения к
разночинцам, к парвеню, Мордвинов переживал, очевидно, с почти физическо
й напряженностью.
Рассказ ген. Рузского воспроизводится у нас в двух версиях, в двух вариан
тах и читатель имеет возможность воочию убедиться в том перевороте, како
й победоносная революция совершила в уме и в психике генерала Рузского.
Первый рассказ это репортерская запись, относящаяся еще к тем дням, когд
а сам Рузский должно быть не вынимал из петлицы красной розетки. Соверше
нно искренно чувствуя себя «героем революции», Рузский категорически з
аверил репортера: «Я убедил его отречься от престола». Другой вариант, эт
о запись 1918 года, имеющая целью доказать как раз противное. А именно: что Ру
зский не оказал никакого давления на царя и вообще, во всех событиях игра
л подчиненную, второстепенную роль. Отметим один характерный штрих. Перв
ую беседу с царем Рузский имел в ночь с 1-го на 2-е марта. Согласно первому, ре
портерскому, варианту «царь, пригласив к себе Рузского, прямо заявил ему:
«я решил пойти на уступки и дать им ответственное министерство». «Я знал,
Ц продолжает Рузский, Ц что этот компромисс запоздал и цели не достигн
ет, но высказывать свое мнение, не имея решительно никаких директив от Ис
полнительного Комитета, не решался». Запомним это; у Рузского составилос
ь мнение о невозможности компромисса, мнение, которое он, правда, не решил
ся высказать. По второму варианту царь в ночь с 1-го на 2-е марта отнюдь еще н
е решился на ответственное министерство. Наоборот, Рузскому приходилос
ь еще его убеждать. Он стал с жаром доказывать государю необходимость об
разования ответственного перед страной министерства. Конечно, тут нет и
намека на то, что Рузский мог в этом ночном разговоре считать ответствен
ный кабинет запоздалым компромиссом. Таким образом, весь одиум возлагае
тся всецело на Родзянко. Рузский, дескать, высказал «твердое желание изб
ежать отречения», но Родзянко поставил его в такое положение, что он не мо
г сколько-нибудь активно защищать свою точку зрения. Решающий разговор
Рузского с царем имел место днем 2-го марта. При этом разговоре присутство
вали генералы Данилов и Саввич. «Они должны были, гласит репортерская за
пись, поддержать меня в моем настойчивом совете царю, ради блага России и
победы над врагом, отречься от престола». Таким образом выходит, что Рузс
кий не только сам убеждал царя отречься, но и привел еще с той же целью Дан
илова и Саввича. Конечно, второй вариант рисует совершенно иную картину.
Царю пришло решение помимо всяких советов, всяких убеждений. Наоборот, д
о самого приезда депутатов, Рузский не терял надежды на то, что отречения
можно избежать. Мы имеем, однако, свидетельские показания ген. Саввича, ре
шительно опровергающие версию второго варианта. Нет сомнения в том, что
Рузский действовал в полном контакте с думскими верхами и настаивал на н
еобходимости немедленного отречения. По рассказу Саввича, Рузский «обр
исовал обстановку, сказав, что для спасения России, династии сейчас выхо
д один: отречение его от престола в пользу наследника». И Саввич, и Данилов
поддерживали Рузского и именно этим дружным коллективным выступление
м определилось окончательное решение царя.
Оставаясь в рамках первого отдела нашего сборника, отметим рассказы Шул
ьгина, Гучкова, Лукомского. Шульгин в статье, в газете «Речь», и Гучков в по
казаниях, данных Чрезвычайной Следственной Комиссии, дают сухой, проток
ольный очерк событий. Такой же сжатый очерк находим у Лукомского. Ген. Лук
омский, впоследствии один из организаторов нашей южной контрреволюции,
отмечает роль сыгранную в подготовке отречения телеграммами командующ
их фронтами. Нам думается, что он довольно правильно отметил тот психоло
гический эффект, какой произвело на «самодержца всея Руси» эта внезапна
я фронда высшего военного командования. Наконец, отрывок из воспоминани
й проф. Ю. В. Ломоносова рассказывает о судьбе самого документа, т. Ц е. акт
а отречения. В то время, как Рузский настаивал на отречении, во имя спасени
я династии, рабочие железнодорожных мастерских собирались уничтожить
акт, потому что им было мало отречения царя. Сам документ был перехвачен н
а вокзале у Гучкова и доставлен в министерство путей сообщения.
Что касается второго отдела сборника, то главную его часть составляют те
леграммы и разговоры по прямому проводу, т. Ц е. документальный материал
, напечатанный в виде приложения к «Воспоминаниям» ген. Лукомского, в III то
ме заграничного «Архива Русской Революции». Часть этих документов восп
роизведена также в Ш-ей книге черносотенного журнала «Русская Летопись
». «Приводимые Луком-ским телеграммы и переговоры по проводам заслужива
ют доверия Ц пишет во второй книге своего «Семнадцатого года» А. Г. Шляпн
иков Ц мы попытались проверить их по имеющимся архивным материалам, но
срейи документов Ставки ни подлинников, ни копий не оказалось. Выяснилос
ь, что многие материалы за время от 20 Ц 25 февраля и по 5 Ц 10 марта 1917 года во вс
ех штабах и армейских управлениях из дел умышленно взяты еще во времена
господства генералов. Однако, по номерам, которыми помечены телеграммы С
тавки, а также по косвенным данным можно определить их достоверность. Пр
иводимые ген. Лукомским телеграммы своими номерами и фактическим содер
жанием вполне соответствуют действительности того времени»
А. Г. Шляпников. «Семн
адцатый год». Гиэ, 1925 г., т. I, стр. 4.
. Мы полностью воспроизводим документацию Лукомского, отрывки кот
орой были перепечатаны в виде приложения к цитированной выше книге Шляп
никова. Ц Кроме этого мы приводим самый текст манифеста, черновой проек
т, набросанный рукой Шульгина, и протокол отречения, ведшийся ген. Нарышк
иным. Нарышкинский протокол извлечен нами из статьи покойного проф. Стор
ожева «Февральская революция 1917 года» напечатанный в сборнике «Научные
известия» за 1922 год. Ц О том, что Нарышкин вел протокол отречения, или точн
ее беседы царя с думскими представителями Шульгиным и Гучковым, свидете
льствуют различно почти все наши источники. Так Гучков говорит: «Ген. Нар
ышкин вынул записную книжку и стал записывать так, что, по-видимому, там и
меется точный протокол». Мордвинов прямо указывает на то, что Нарышкину,
как начальнику военно-походной канцелярии было поручено «присутствов
ать при приеме и записывать все происходящее».
Во всей эпопее отречения, несмотря на обилие свидетельских показаний, ри
сующих чисто прагматическую последовательность событий, остается неос
вещенным, не разъясненным до конца один пункт. Это психология главного д
ействующего лица Ц отрекающегося императора. Разбирая воспоминания Д
убенского и Мордвинова, мы постарались выделить из них элементы личной х
арактеристики Николая Н-го. И Дубенский и Мордвинов остановились в недо
умении перед тем пассивным фатализмом, перед тем безразличием, с каким Н
иколай относился к людям и событиям этих последних дней своего царствов
ания. Нужно признать, что такое отношение установилось у него не сразу. По
сылая ген. Иванова, царь, конечно, думал об активном, вооруженном подавлен
ии начавшегося в Петрограде восстания. Старик Иванов бесстыдно лгал доп
рашивавшим его членам Чрезвычайной Следственной комиссии, когда утвер
ждал, что его назначение в Петроград должно было, исключительно, содейст
вовать осуществлению ответственного министерства. «27 февраля, Ц показ
ывал Иванов, Ц я пришел к обеду у государя около 8 часов. Генерал Алексеев
вышел с доклада от государя и передал мне, что я назначаюсь в Петроград. Я
несколько удивился, потому что я желал остаться в армии
«Падение царского режима»
, т. V, стр. 313.
. На самом деле, для удивления не было никакого места, потому что еще
в 6 часов вечера Иванов имел беседу с Дубенским и Федоровым. Иванов, по сви
детельству Дубенского, не поколебался ни одной минуты, взять на себя зад
ачу «умиротворения столицы». Так была подготовлена кандидатура Иванов
а в диктаторы. За столом, во время обеда царь сел рядом с Ивановым и они вес
ь обед тихо разговаривали между собой. Мысль о даровании ответственного
министерства тесно переплеталась вечером 27 февраля с проектом отправки
карательной экспедиции. В результате царь распорядился дать председат
елю Совета Министров телеграмму о беспрекословном подчинении всех мин
истров распоряжениям Иванова. Решено было также, что Иванов озаботится с
набжением Петрограда продовольствием и углем. Кроме того, в распоряжени
е Иванова предоставлялись четыре пехотных и четыре кавалерийских полк
а, Георгиевский батальон и пулеметная команда Кольта. Эти пулеметы были
едва ли не самым ярким символом диктаторских полномочий Иванова. Даже «л
иберальный» Алексеев вечером 27 февраля, считал, что остается лишь одно: «с
обрать порядочный отряд где-нибудь, примерно около Царского и наступать
на бушующий Петроград». Таковы же были настроения царя. Разговоры об отв
етственном министерстве днем 27 февраля среди чинов царской свиты были п
реждевременны. Царь просто не хотел связывать себя определенным решени
ем, определенными обязательствами. С утра 27 февраля на него оказывалось о
пределенное давление из Петрограда и из Ставки, тем не менее, когда Алекс
еев попробовал уговорить Николая согласиться на просьбу премьера Голи
цына об увольнении состава Совета Министров, Николай просто не захотел с
ним говорить. Князю Голицыну была послана телеграмма, в которой царь ука
зывал, что при создавшейся обстановке он не допускает возможности произ
водить какие-либо перемены в составе Совета Министров и требовал принят
ия самых решительных мер для подавления революционного движения и бунт
а среди некоторых войсковых частей Петроградского гарнизона. 1) Отправля
я Иванова с пулеметной командой, царь отнюдь не связывал себя обещаниями
реформ. Иванов вечером 27-го говорил Дубенскому, что в Петроград посылает
ся телеграмма об ответственном министерстве, но на самом деле никакой те
леграммы послано не было. Во время ночного своего собеседования, царь ка
к-будто склонился к тому, чтобы «даровать» ответственное министерство,
но никаких конкретных шагов к этому не предпринимал. На прощание Иванов
сказал: «Ваше величество, позвольте напомнить относительно реформ». Цар
ь ответил ему: «Да, да мне об этом только что напоминал ген. Алексеев». 2) Вот
и все.
В течении всего дня 27 февраля царь проводит довольно последовательно по
литику репрессий, политику подавления революции. 28 февраля и большую час
ть дня 1 марта уходят на путешествие. В течение всего этого времени положе
ние непрерывно осложняется. Механизм власти расстроен, армия выходит из
повиновения. 28-го в поезде, царь соглашается назначить главой кабинета Ро
дзянко, сохранив при этом за собой замещение постов министров, военно-мо
рского, иностранных дел и двора и не делая кабинет формально ответственн
ым перед палатами. Только во Пскове, вечером 1 марта, царь соглашается на о
тветственное министрество и после беседы с Рузским с 5 ч. 15 мин. утра 2 марта
разрешает Алексееву обнародовать соответственный манифест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41