Внизу шла обычная перед отъездом суматоха; наверху, в полуосвещенном бол
ьшом зале, перед кабинетом государя было пусто и мрачно. Пришел и генерал
Алексеев, чтобы проститься с его величеством. Он оставался довольно долг
о в кабинете и наконец вышел оттуда. На вид был еще более измучен, чем днем.
Его сильно лихорадило, он совсем осу нулся и говорил апатично, но прощаяс
ь оживился и, как мне показалось, с особенной сердечностью пожелал нам сч
астливого пути, добавив: «напрасно все-таки государь уезжает из Ставки, в
такое время лучше оставаться здесь. Я пытался его отговорить, но его вели
чество очень беспокоится за императрицу и за детей, и я не решился очень у
ж настаивать».
На мой вопрос, не наступило ли улучшение в Петрограде, Алексеев только бе
знадежно махнул рукою: «какое там, еще хуже. Теперь и моряки начинают и в Ц
арском ужо началась стрельба».
«Что же теперь делать?», спросил я волнуясь.
«Я только что говорил государю», отвечал Алексеев «Теперь остается лишь
одно: собрать порядочный отряд где-нибудь примерно около Царского и нас
тупать на бунтующий Петроград. Все распоряжения мною уже сделана но коне
чно, нужно время… пройдет не менее пяти-шести дней, пока все части смогут
собраться. До этого с малыми силами ничего не стоит и предпринимать».
Генерал Алексеев говорил все это таким утомленным голосом, что мне показ
алось, что он лично сам не особенно верит в успешность и надежность предл
оженной меры.
«Ну, дай вам всем бог всего лучшего в вашей поездке», в заключение немного
оживляясь сказал он, «чтобы все кончилось у вас благополучно. На всякий с
лучай впереди рас пойдет Георгиевский батальон с Ивановым, но вряд ли ва
м будет возможность выехать ранее утра, ведь надо время, чтобы уведомить
все пути о вашем маршруте»…
Двери кабинета раскрылись и вышел государь, уже одетый в походную, солда
тского сукна, шинель и папаху. Его величество еще раз простился с генерал
ом Алексеевым, пожав ему руку, сел в автомобиль с графом Фредериксом, я сел
в другой с дворцовым комендантом Воейковым, и мы поехали на вокзал. Было у
же около часа ночи. В. Н. Воейков по дороге, как всегда, был неразговорчив о с
лужебных делах и на мои попытки подробнее узнать, чем вызван такой внеза
пный отъезд, отвечал многозначительным молчанием или уклончиво; с раздр
ажением отзывался о Родзянке и К0 и был убежден, что генерал Иванов сумеет
справиться с бунтующими запасными.
Этим же иллюзиям невольно поддавался и я… Без них было бы слишком тяжело
на душе…
При входе в поезд нас встретил дожидавшийся у вагона генерал-адъютант И
ванов, спокойный, видимо уверенный в себе и в возможности справиться, с бу
нтом и защитить царскую семью. Впоследствии он мне довольно подробно рас
сказывал о своем вынужденном тогда бездействии, К сожалению туманный и н
еопределенный рассказ его не сохранился хорошо в моей памяти. Вспоминаю
только то, что он рассказывал о полученной им 2 марта телеграмме от госуда
ря, предписывавшей ему ничего не предпринимать До возвращения его велич
ества в Царское, а также высказывал искреннее удовлетворение, что его де
йствия «не вызвали пролития ни одной капли русской крови», что было бы по
лным отчаянием для ее величества, которую он посетил немедленно после св
оего беспрепятственного Прибытия в Царское Село.
Генерал Иванов вошел в вагон вместе с государем и оставался долго у его в
еличества, Георгиевский батальон был уже погружен и должен был отправит
ься раньше нас по более ближнему направлению на Витебск Ц Царское Село.

Проходя в свое купэ, я зашел в отделение профессора Федорова, где были и др
угие мои сослуживцы. Из разговоров выяснилось, что наш внезапный отъезд
вызван был: сильным беспокойством государя за императрицу и больных дет
ей, так как Царское Село с утра было уже охвачено волнениями, и пребывание
там было не безопасно. Государыня через графа Бенкендорфа, гофмаршала, с
прашивала у государя по телефону совета, как ей поступить. Ее величество
намеревалась сначала выехать в Могилев или по направлению нашего движе
ния, чтобы соединиться в дороге но после вечерних переговоров графа Фред
ерикса с государем было решено, чтобы вся царская семья, до прибытия гене
рала Иванова, а затем и нас, оставалась в Царском Селе, или, если бы обстоят
ельства этого потребовали, переехала в Гатчинский дворец в 40 верстах от П
етрограда Генерал Лукомский и другие, говоря в своих воспоминаниях об от
ъезде государя из Могилева, останавливаются на одном предположении, «чт
о, находясь в Могилеве го сударь, якобы, не чувствовал твердой опоры в свое
м начальнике штаба генерале Алексееве и надеялся найти более твердую оп
ору в генерале Рузском в Пскове».
Это, конечно, совершенно далеко от действительности. К генералу Рузскому
и его прежнему, до генерала Даш лова, начальнику штаба генералу Бонч-Бруе
вичу его величество, как и мы все, относился с безусловно меньшим доверие
м, чем к своему начальнику штаба, и наше прибыл в Псков явилось вынужденны
м и совершенно непредвиденным при отъезде. Государь, стремясь возможно с
коро соединиться с семьей, вместе с тем стремился быть ближе и к центру уп
равления страною, удаленному от Могилева.
Мы оставались еще долго в купэ у С. П. Федоров взволнованно строя разные до
гадки и предположение о разыгравшихся событиях, и узнав, что поезд отойд
ет раньше шести утра, наконец разошлись по своим отделениям.
28 февраля утром я проснулся, когда поезд был уже в движении. Погода измени
лась, в окно вагона светило солнце и как-то невольно стало спокойнее на ду
ше после мучительной, в полузабытье проведенной ночи.
Размеренная обычная жизнь вступала в свои права, и хоть ненадолго вместе
с надеждой, отгоняла тяжелые мысли от всего того, что совершилось тогда д
алеко еще за пределами моего уютного вагона.
Я быстро оделся и вышел в столовую. Государь был уже там, более бледный, че
м обыкновенно, но спокойно ровный и приветливый, как всегда. Разговор был
очень не оживлен и касался самых обыденных вещей. Мы проезжали замедленн
ым ходом какую-то небольшую станцию, на которой стоял встречный поезд с э
шелоном направлявшегося на фронт пехотного полка. Им, видимо, было уже из
вестно о проходе императорского поезда: часть людей с оркестром стояла в
ыстроенная на платформе, часть выскакивала из теплушек и пристроивалас
ь к остальным, часть густой толпой бежала около наших вагонов, заглядыва
я в окна и сопровождая поезд. Его величество встал из-за стола и подошел к
окну. Звуки гимна и громовое «ура», почти такой же искренней силы, как я сл
ышал на последнем смотру запасных в Петрограде, раздались с платформы пр
и виде государя и невольно наполнили меня вновь чувством надежды и веры
в нашу великую военную семью и благоразумие русского народа. Но это было
только мгновение. Стоявший рядом со мною у окна Нарышкин, отвечая видимо
на свои невеселые мысли, шепнул мне тихо: «кто знает, быть может это послед
нее «ура» государю, которое мы слышим». Мои горячие переживания были обл
иты холодной водою, но надежда все же не остывала и разум ей не противился
. Не хотелось верить, что эти неожиданные тогда радостные переживания, де
йствительно, окажутся последними и что дальше кроме беспросветного мра
ка длинных годов ничего более уж не будет.
Императорский поезд продолжал беспрепятственно двигаться вперед чере
з Оршу Ц Смоленск на Вязьму Ц Лихославль Ц Бологое и Тосну, согласно ма
ршруту, на этот раз не напечатанному на толстом картоне, а лишь наскоро на
писанному на клочке бумаги и лежавшему у меня на столе.
На мелькавших станциях и во время остановок текла обычная мирная жизнь и
не было даже намека на что-либо революционное. Но агентских телеграмм, ка
к бывало раньше, уже не приносили, и мы не знали, что делается в Петрограде.
Генерал Воейков тоже, видимо, не имел сведений и по обычаю шутливо отмалч
ивался. Из разговоров а течение дня с другими моими товарищами и Нарышки
ным я узнал, что была получена утром лишь телеграмма, посланлая вслед пое
зда генералом Алексеевым и уведомлявшая, что восстание разгорается, что
Беляев доносит, что остались верными лишь четыре роты и один эскадрон, и о
н покинул морское министерство, где находился, что необходимо ответстве
нное министерство, что думские деятели, руководимые Родзянко, еще смогут
остановить всеобщий развал и что утрата всякого часа уменьшает надежду
на восстановление порядка.
Телеграмма была на имя государя, и его величество телеграфировал из поез
да Родзянко, назначая его, вместо Князя Голицына, председателем совета м
инистров и предлагая ему выехать для доклада на одну из промежуточных ст
анций навстречу императорскому поезду. От Родзянко был уже получен в то
время около трех часов дня и ответ, что он выезжает нам навстречу.
Тогда же из разговоров выяснилось, что предполагалось предоставить Род
зянко выбор лишь некоторых министров, а министры двора, военный, морской
и иностранных дел должны были назначаться по усмотрению государя импер
атора и все министерство должно было оставаться ответственным не перед
государственной думой, а перед его величеством. В три часа дня мы прибыли
в Вязьму, откуда государь послал государыне телеграмму в Царское Село, у
ведомляя о скором приезде.
Вечером, около девяти часов, после обеда, мы прибыли в Лихославль, где была
назначена остановка. В служебный, задний вагон нашего поезда вошли неск
олько железнодорожных инженеров и два жандармские генерала, только что
прибывшие из Петрограда для встречи и дальнейшего сопровождения импер
аторского поезда по их участку.
Я прошел туда. Генералы рассказывали, что при их отъезда из Петрограда он
и слышали частые и беспорядочные выстрелы и видели взбунтовавшихся сол
дат. Говорили также, что, по слухам, много перебито офицеров. По их словам, р
абочие и народ очень возбуждены, требуют понижения цен на хлеб и на други
е припасы, но что из толпы в течение целого дня не было слышно ни одного ре
зкого слова ни против государя, ни против императрицы и что вообще в толп
е «политика» не играла еще главной роли, хотя несомненно, что волнения вы
званы искусственно разными политическими проходимцами.
Генералы были очень взволнованы, обеспокоены, говорили о тех мерах предо
сторожности, которые они приняли для безопасного проезда государя чере
з Тосну в Царское Село, и надеялись, что все обойдется благополучно. Они же
сообщили, что, находясь уже в вагоне, на вокзале, для следования к нам, они п
еред самым своим отъездом увидели, как большая, беспорядочная толпа рево
люционных солдат начала занимать Николаевский вокзал. Что потом было на
вокзале после их отъезда Ц они не знали, так как не могли по дороге соедин
иться с Петроградом.
Думая с беспокойством о своих, я спросил, что делаете в Гатчине, и в частно
сти в Гатчинском дворце, где жиле моя семья. Приехавшие в один голос успок
оили меня говоря, что в Гатчине совершенно спокойно, но что в Царском хуже
и что было видно, как по дорогам к нему и: Петрограда двигались какие-то ку
чки не то солдат, не то вооруженных рабочих. Они же сообщили, что дума, не см
отря на указ о роспуске, в виду волнений, постановила не расходиться и. что
около таврического дворца толчется много народу, солдат и т. п.
Во время этого разговора в служебный вагон вошел кто-то из местных желез
нодорожных инженеров и, обращаясь ко всем, сказал: «вот, посмотрите, что се
йчас получено». Один из жандармских офицеров взял протянутую телеграмм
у и вполголоса, с трудом разбирая торопливо записанные слова, начал чита
ть. Это была телеграмма, разосланная членом государственной думы Бублик
овым по всем железным дорогам и объявлявшая, что по поручению какого-то к
омитета государственной думы он занял сего числа министерство путей со
общения.
В этой же телеграмме Бубликов объявлял слова приказа Родзянко, обращенн
ые ко всем начальствующим лицам: «Железнодорожники, старая власть, созда
вшая разруху всех отраслей государственного управления, оказалась бес
сильной. Государственная дума взяла в свои руки создание новой власти. О
бращаюсь к вам от имени отечества (или родины, не помню…), от вас теперь зав
исит» и т. д.
Я сначала не понял, в чем было дело, и думал, что это Родзянко, уже получивши
й телеграмму государя, объявляет в громких словах о. своем назначении гл
авою правительства и Бубликов, назначенный, вероятно, министром путей со
общения, сообщает о своем вступлении в должность, и даже спросил: «кто это
Бубликов?», и помню, что мне кто-то ответил: «это один из думских железнодо
рожников Ц всегда стремился играть какую-то роль».
Но видя сначала недоумение, а потом какую-то растерянность остальных и в
оцарившееся затем молчание, я взял телеграмму и перечитал сам. Помню, что
фраза «занял сего числа министерство» меня особенно поразила боевым то
ном генерала, уведомлявшего о занятии важной неприятельской крепости. П
риевшиеся уже давно слова «приказа» Родзянко о власти, создавшей разрух
у, о новой власти, необходимой для спасения родины, на меня произвели гора
здо меньшее впечатление, и только потом, через несколько мгновений, поня
в наконец о каких действиях шла речь, эти слова легли на мое сознание тем г
нетущим чувством, от которого я не могу отделаться и до сих пор…
Впечатление от этой телеграммы на остальных, видимо, сказалось не менее
сильно, но мне было не до обмена впечатлениями. Я ушел к себе в купэ и забил
ся в угол дивана…
Поезд двинулся дальше и дошел до Бологого.
Новая остановка и новые более определенные, но еще более тяжелые вести: п
очти все войска взбунтовались, Николаевский вокзал занят восставшими, и
одному офицеру железнодорожного батальона лишь с трудом, без оружия уда
лось выбраться из Петрограда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41