Хотите чаю или сигарку; устраивайтесь, где удобнее; вот я не могу справит
ься с этой рамкой, все криво висит». Кровь бросилась в голову Рузскому и он
, не садясь и сильно повысив голос, от негодования и волнения, высказал Вое
йкому свое удивление, что тот занят таким вздором в такие серьезные мину
ты и видимо забыл доложить о нем государю, когда он уже час ждет приема. Во
ейков пробовал обидеться и возразить, что вовсе не его обязанность докла
дывать Его Величеству. Тогда Рузский окончательно вышел из себя, и, подхв
атив слово «обязанность», чрезвычайно резко высказал Воейкову, что его п
рямая обязанность заботиться, как дворцовому коменданту, об особе госуд
аря, а настал момент, когда события таковы, что государю может быть придет
ся «сдаться на милость победителей», если люди, обязанные всю жизнь за ца
ря положить и своевременно помогать государю, будут бездействовать, кур
ить сигары и перевешивать картинки. Что еще наговорил при этом Рузский, о
н не мог себе отдать впоследствии отчета, но помнит, что после слов «милос
ть победителей» Воейков побледнел, и они вместе вышли в корридор, а через
несколько мгновений Рузский был у государя.
Было около десяти часов вечера 1 марта.
Н. В. Рузский сидит против стола Его Величества с разложенными на нем карт
ами Северного фронта. Государь был спокоен и внимательно слушал доклад г
енерала, который начал, сказав, что ему известно из настоящих событий тол
ько то, что сообщено за эти три дня из Ставки и от Родзянко. Затем он доложи
л, что ему трудно говорить, доклад выходит за пределы его компетенции и он
опасается, что государь, может быть, не имеет к нему достаточно доверия, та
к как привык слушать мнения генерала Алексеева, с коими, он, Рузский, в важ
ных вопросах часто не сходится и лично в довольно натянутых отношениях;
потому Рузский просил Его Величество иметь в виду, что так как теперь под
лежат решению вопросы не военные, а государственного управления, то он п
оймет, если государю вовсе, может быть, неугодно выслушать его доклад, кот
орый он взялся сделать лишь по желанию Алексеева. Государь прервал генер
ала и предложил ему высказаться со всею откровенностью.
Тогда Рузский стал с жаром доказывать государю необходимость немедлен
ного образования ответственного перед палатами министерства. Государь
возражал спокойно, хладнокровно и с чувством глубокого убеждения. Первы
й и единственный раз в жизни, говорил Н. В. Рузский, я имел, возможность выск
азать государю все, что думал и об отдельных лицах, занимавших ответстве
нные посты за последние годы, и о том, что казалось мне великими ошибками о
бщего управления и деятельности Ставки. Государь со многим соглашался, м
ногое объяснил и оспаривал. Основная мысль государя была, что он для себя
в своих интересах ничего не желает, ни за что не держится, но считает себя
не в праве передать все дело управления Россией в руки людей, которые сег
одня, будучи у власти, могут нанести величайший вред родине, а завтра умою
т руки, «подав с кабинетом в отставку». «Я ответственен перед богом и Росс
ией за все, что случилось и случится» сказал государь «будут ли министры
ответственны перед Думой и Государственным Советом Ц безразлично. Я ни
когда не буду в состоянии, видя, что делается министрами не ко благу Росси
и, с ними соглашаться, утешаясь мыслью, что это не моих рук дело, не моя отве
тственность». Рузский старался доказать Государю, что его мысль ошибочн
а, что следует принять формулу: «государь царствует, а правительство упр
авляет». Государь говорил, что эта формула ему не понятна, что надо было ин
аче быть воспитанным, переродиться и опять оттенил, что он лично не держи
тся за власть, но только не может принять решения против своей совести и, с
ложив с себя ответственность за течение дел перед людьми, не может счита
ть, что он сам не ответственен перед богом. Государь перебирал с необыкно
венной ясностью взгляды всех лиц, которые могли бы управлять Россией в б
лижайшие времена в качестве ответственных перед палатами министров, и в
ысказывал свое убеждение, что общественные деятели, которые несомненно
составят первый же кабинет, все люди, совершенно неопытные в деле управл
ения и, получив бремя власти, не сумеют справиться с своей задачей.
Генерал Рузский возражал, спорил, доказывал и, наконец, после полутора ча
сов получил от государя соизволение на объявление через Родзянко, что го
сударь согласен на ответственное министерство и предлагает ему формир
овать первый кабинет. Рузский добился этого, доказав государю, что он дол
жен пойти на компромисс с своею совестью ради блага России и своего насл
едника.
Рузский вышел из вагона государя дать приказание вызвать к аппарату Род
зянко и телеграфировать в Ставку (№ 15). Ему передали тут телеграмму генера
ла Алексеева с проектом манифеста (№ 12). Рузский вернулся в вагон государя,
и доклад продолжался. В 24 часа Рузский вынес телеграмму государя генерал
у Иванову (№ 14). Государь обсуждал теперь текст манифеста, предложенный Ал
ексеевым, и без изменений согласился на него.
Рузский заметил за те четверть часа, что он выходил из вагона, в государе п
еремену. Государь внимательно выслушал и обсуждал проект манифеста, пер
еспрашивал подробности текста, но по вопросу главному Ц в манифесте Ц
о его последствиях проявлял что-то похожее на безразличие. Рузский почу
вствовал, что может быть государь передумал, и вновь спросил не будет ли о
н действовать против воли государя, сообщив в Ставку и в Петроград о согл
асии его величества на манифест. Государь ответил, что принял решение, иб
о и Рузский и Алексеев, с которым он много на эту тему раньше говорил, одно
го мнения, а ему, государю, известно, что они редко сходятся на чем-либо впо
лне. Государь добавил, что ему это решение очень тяжело, но раз этого требу
ет благо России, он на это, по чувству долга, обязан согласиться. Рузский у
спокоился и решил, что теперь дело Родзянко прекратить революционную вс
пышку.
Разговор опять перешел на фронтовые операционные темы. Но Рузскому опят
ь показалось, что государь не так внимателен, как обычно при докладах. Его
мысли как будто были заняты другим. Рузский приписал это понятному волне
нию от принятого решения и естественному утомлению Ц был уже на исходе
второй час ночи, 2-ое марта. Он откланялся государю, прошел к себе в вагон и
поехал вместе с генералом Даниловым в город, чтобы в два с половиной часа
ночи быть у аппарата для разговора с Родзянко.
Рузский сам чувствовал чрезвычайное утомление и слабость, он почти не сп
ал предыдущую ночь, весь день был на ногах и несколько часов провел у его в
еличества, но его поддерживало сознание исполненного долга и надежда, чт
о теперь все в тылу придет в спокойствие. Всем, кроме революционных парти
й, манифест должен был, по его мнению, дать полное удовлетворение.
Однако, к чувству надежды на благоприятный исход у ген. Рузского примеши
валось и чувство тревоги. Он получил сведения, что посланный на поддержк
у генерала Иванова эшелон задержан перед Лугой гарнизоном этого городк
а; он знал, что гарнизон этот не велик и, кроме автомобильных частей, не сод
ержал других боеспособных элементов и можно было легко с ним справиться
, но надежда прекратить беспорядки мирным путем, не доводя до столкновен
ия между частями армий, надежда, что Временный Комитет Государственной Д
умы действительно сформировался для водворения порядка, привела и госу
даря и Рузского к решению дать выжидательную инструкцию генералу Ивано
ву (№ 14) и вернуть эшелон в Двинский район. Однако, симптом был плохой. Кроме
того, Рузского очень смутило известие, что Родзянко телеграфировал о нев
озможности для него приехать в Псков, не объясняя причин. Это было тоже пл
охо. Тем не менее Рузский ехал в штаб, уверенный, что через день, когда в сто
лицах узнают о манифесте, императорский поезд пойдет в Царское Село, уже
занятое ген. Ивановым, и в несколько дней все успокоится, а происшествие с
бригадой, двинутой в Кугу, объяснится недоразумением. Мнение о магическо
м действии манифеста разделялось, по видимому, и Ставкой, ибо в ночь пришл
а телеграмма, спрашивающая, не следует ли задержать в пути эшелоны, шедши
е с других фронтов.
Таковы были мысли всех военных властей на фронте Ц они не знали, что прои
сходит в Петрограде, насколько Временный Комитет Государственной Думы
бессилен перед захватившим революционным движением, энергичным Совето
м рабочих депутатов, уже ставшим Советом солдатских и рабочих депутатов
. Военные власти в Ставке и в Пскове не знали о роли Совета, не знали, что кро
вь офицеров, жандармов и городовых лилась на улицах Петрограда и боялись
пролития крови в междуусобном столкновении верных и мятежных частей. По
следняя мысль казалась Н. В. Рузскому чудовищной: еще не бывало этого в ист
ории русской армии, а еще ужаснее было то, что это событие могло быть вызва
но им, да еще во время войны. Он сделал все, что говорила ему совесть, чтобы э
того избежать, надеясь легальным путем довести дело до благополучного к
онца.
Разговор Рузского с председателем Государственной Думы начался в три ч
аса тридцать минут ночи на 1-ое марта и продолжался до 7 час. 30 мин. утра. Разг
овор все время постепенно передавался в Ставку.
Разговор этот так важен, что его анализ мог бы составить предмет обширно
го исторического исследования. Ограничимся лишь указанием на непослед
овательность Родзянки в нем и на твердое желание Рузского избежать отре
чения. Происходи этот разговор в другое время, когда Рузский был не так ут
омлен и взволнован, не будь в то же время болен М. В. Алексеев, первый несомн
енно составил бы себе ясное представление о словах Родзянко, а второй не
разослал бы своей циркулярной телеграммы 2-го марта (№ 20).
Но ни в Пскове, ни в Ставке никто не спал уже вторую ночь.
Когда разговор был окончательно передан в Ставку, там сразу решили, что о
тречение Ц единственный исход. Это видно из документа № 19.
Н. В. Рузский, измученный и тоже больной, в исходе девятого часа утра приле
г, велев разбудить его через час, чтобы итти с докладом о своем разговоре к
государю. Он еще надеялся, что манифест сделает свое дело, но в Ставке реш
или иначе и требовали, чтобы Рузский ни минуты не медлил итти к государю
Ц убеждать его отречься, и уже писали циркулярную телеграмму главноком
андующим, предлагая им «просить» согласия государя на отречение.
Между получением в Ставке окончания разговора Рузского с Родзянко и пос
ылкой циркулярной телеграммы прошло 2 час. 45 мин.
Раньше чем перейти к этой телеграмме и к рассказу о том докладе, который Р
узский имел в 10 час. утра 2-го марта, вернемся к злосчастному разговору.
Ген. Рузский спокойно осведомляет председателя Государственной Думы о
прибытии государя и высказывает огорчение, что Родзянко не приехал, жела
ет знать причину этому, прежде чем говорить о событиях минувшего вечера.

Причин неприбытия три, по словам Родзянко Ц 1) взбунтовался эшелон, шедши
й с Северного фронта, и решил не пропускать поезда, 2) Родзянко получил све
дение, что его отъезд может вызвать нежелательные (кому) последствия, 3) не
возможность покинуть разбунтовавшийся Петербург, так как «только ему в
ерят, только его приказания исполняют».
Рузский делает вывод, что Родзянко держит власть в руках и не изменил. С ни
м можно говорить. Он говорит о манифесте, как о акте состоявшемся, и только
спрашивает, согласен ли Родзянко стать во главе первого кабинета. Родзя
нко в ответ интересуется текстом манифеста, но объясняет, что в Пскове не
отдают себе отчета о творящемся в Петербурге (мы знаем, что и Родзянко себ
е в этом отчета не отдавал), и сразу начинает объяснять, что он два с полови
ной года предсказывал революцию, но его не слушали. В результате Ц стуше
вавшееся правительство, братающиеся с народными толпами войска, анархи
я и решение принятое им возглавить революцию и арестовать министров. Все
это, с одной стороны, сопровождается выпадами против государыни, а с друг
ой Ц признанием, что он, «которого все слушают и приказания исполняют», ч
увствует себя на волоске от заточения в Петропавловскую крепость, куда о
н сам отправил министров. Наконец, следует сообщение, что манифест опозд
ал. Ц Он еще не знает, какой манифест, но знает, что манифест не годится.
Н. В. Рузский не замечает противоречий; ему важно провести манифест и успо
коить Родзянко. Он не отвечает на слова Родзянко, но задает вопрос, что зна
чит слово Родзянко Ц «что династический вопрос поставлен ребром».
Родзянко не успокаивается; он упоен разговорами с толпами и гарнизоном,
примкнувшим к Государственной Думе, а его впечатление: «все решили довес
ти войну до конца, но государь должен отречься».
Кто это все? Кто грозно требует отречения? Не те ли, «кто агитирует против
всего умеренного» и победы которых Родзянко боится, несмотря на то, что з
а ним весь гарнизон и весь народ и только ему верят и его слушаются.
Родзянко перечисляет вины правительства; опять делает выпад против гос
ударыни и просит остановить присылку войск с фронта во избежание кровоп
ролития.
Рузский опять старается образумить Родзянко, указывает, что ошибки Ц уж
е в области прошлого, а теперь есть I манифест, т. Ц е. легальный способ пре
кратить смуту и избежать новых ошибок. Он указывает, что внутренний криз
ис надо прекратить возможно скорее и безболезненнее, ибо он уже видит, чт
о армия начинает прислушиваться с тревогой к событиям в тылу (ведь всюду
проникают со вчерашнего дня телеграммы от Временного Комитета и их скры
ть нельзя). Он указывает, что уже войска, отправленные по распоряжению от 27
февраля с генералом Ивановым, получили новые директивы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41