Вот я и пришел с тобой посоветоваться. Ты мужик авторитетный, тебя слушают.
- Ну что ж, поговорим всурьез. - Андрей Иванович скрутил "козью ножку", закурил. - Значит, земля общая, скот вместе собрать, инвентарь... И работать сообща. Так я вас понимаю?
- Ну так.
- Мудрость невелика. Ладно, я пойду в колхоз... Но ты мне сперва организуй хозяйство, построй дворы, мастерские, машины закупи да дело покажи. Видел я в плену у немцев один колхоз. Коллективершафт называется. Да у них не токмо что люди обучены каждый своему делу - коровы и те сами себе водопой устраивают. Подходит к корыту, а там сосок от трубы выставлен. Она надавливает на него - и вода течет. Пей сколько надо. Чуешь? Капли воды лишней не пропадет. Вот это колхоз. Все участвуют на паях. Прибыль - которую часть по себе делят, которую в дело пускают: на строительство или машины покупают. Все идет вкруговую. А мы что сотворим?
- Ну вот, нашел чего в пример ставить - буржуйское хозяйство. Мы по-крестьянски, по-пролетарски, плечо к плечу станем, да друг перед дружкой так пойдем чесать, что будь здоров. Догоним и тех буржуев. Или ты не веришь, что мы супротив них сработаем?
- Веришь не веришь... Не в том дело. Ладно, тебя я знаю. Мужик ты горячий, работать с тобой можно. Но как только я подумаю, что поеду в поле на мосластом мерине Маркела, а на моей кобыле поедет Маркел и будет лупить ее промеж ушей чем попадя, так у меня ажно коленки дрожат.
- Он не токмо что бьет, кусает лошадь, черт зловредный, - сказала Надежда. - Намедни копна возил, мерин притомился, стал. Он его бил, бил ни с места. Тогда он ухватился за холку и зубами его за шею: гав, гав! Ну, чистый кобель. Да нешто можно ему доверять чужую лошадь, когда он свою грызет?
- Опять двадцать пять. Я про колхоз, а они про Маркела да про лошадь. Кто у вас к кому приставлен? Ты к лошади или лошадь к тебе? Ежели хозяин ты, а не лошадь, так и рассуждай по-хозяйски. Что лошадь? Одна сработается, вторая появится. А здесь речь идет о жизни! Объединимся машины появятся. Государство даст. Ни тебе налогов и обложений. Не бойся, что лошадь угонят или корова сдохнет. Все общее, и никаких забот. То есть ходи в поле, работай, старайся за все хозяйство.
- Конечно, у тебя какие заботы? - всего двое детей. А у меня их вон целая орава. Ты мне скажи, будет ваш колхоз выдавать хлеб по едокам?
- Это на общих основаниях... Кто сколько заработает. По справедливости.
- То-то и оно. Советская власть поступила мудро - она каждому народившемуся человеку выделяет пай земли. Все равны перед богом или, как теперь говорят, перед обществом. А вы что хотите сделать? И мою землю восемь едоков, и землю Степана Гредного - два едока, объединить решили. Работать мы с ним будем в одинаковых условиях, да еще на моем тягле. У него нет ни хрена. И платить нам будут примерно одинаково: что я спашу на этой лошади, то и он примерно спашет на ней же. Но Степану со Степанидой на двоих делить заработок, а мне на семерых тот же заработок. Где же у вас справедливость? Значит, вы хотите создать такой колхоз, который будет на пользу бездетным и во вред многодетным. Это не по-советски, это, мужики, не по-ленински.
- Ну, это можно обговорить... Соберутся колхозники и решат.
- Так вы сначала соберитесь и решите. А мы поглядим. Никуда мы не денемся... Вон у меня самого целый колхоз подрастает. Чего им делать в одном хозяйстве? Настанет время - все они к вам пойдут. Так что старайтесь на здоровье, начинайте, - и он обернулся к Симе: - Я все хотел у тебя спросить: в кого это стрелял Кулек там, в избушке возле озера? Ну, когда засада была?
- А-а? Это когда я бросился к нему на помощь? - Сима ухмыльнулся и покачал головой. - Прибегаю к избушке, - а он лежит на бугре в кустах. "В кого стрелял?" - спрашиваю. Он глазами на меня хлоп-хлоп, а глаза-то осоловелые, красные. Раненый, что ли, думаю. "В тебя попали?" - "Нет, говорит, я стрельнул. Черный какой-то, здоровый... Сиганул из дверей прямо у камыши. Я вослед ему пальнул. Поищи там. Может, где валяется". Я бросился в камыши - никого. Вода да кочки. Ну, чего лежишь, говорю. Пошли в избу! А он мне - ты, мол, осторожней. Там прячется кто-то. Только что стучал в избе. Скамейку, наверно, повалил. Кабы кто сидел там, говорю, давно бы нас из окна ухлопал. Пошли! Встал мой Кулек на четвереньки, а на ноги подняться не может. Руками шарит по траве, как будто гривенник потерял. Вон ты, брат, какой воитель! Поднял я его, на ноги поставил, а от него самогонкой, как из пивной бутылки.
- Где он успел нализаться? - спросил Андрей Иванович.
Надежда и Царица засмеялись.
- Нешто за вами уследишь, - сказала Надежда. - Вы на причастии и то успеете нарюниться.
- Вот и я его спрашиваю: где ты нарезался? А он мне: я только, мол, попробовал... крепкая, зараза, как спирт. Вошли мы в избушку, и вся картина прояснилась: в углу стоит в плетенке бутыль с самогоном, а посреди пола валяется копченый окорок с оборванной веревкой. И следы когтей на окороке. "Ты дверь-то, наверное, не затворил?" - спрашиваю. "Не помню, говорит, я окорок не трогал, только из бутылки хлебнул малость и залег". Ну, ясное дело: вошел в избушку кот, с лавки прыгнул на висевший у потолка окорок, веревка оборвалась, кот испугался грохота и выбежал в дверь. А Кулек пальнул спьяну в кота. "Ты в кота, говорю, стрелял-то". А он свое тянет: "Ннеет. Энтот был здоровый и черный... А может, повержилось?"
- А что? Могло и повержиться, - отстраняя выпитое блюдце, сказала Царица. - Ничего хитрого нет.
- А я в тот раз и смотреть ни на кого не хотел, - сказал Андрей Иванович. - Так-то мне тошно сделалось. Сел на кобылу и только крикнул Кадыкову: в лугах буду, ежели на допрос вызывать. Он мне рукой махнул давай, мол.
- Ох-хо-хо, время баламутное, - вздохнула Царица и продолжала свое: Как по такому времени и не вержиться. Вон, намедни ехал дед Пеля из лугов мимо старого бочаговского кладбища. Припозднился... Время клонилось к полночи. И вот тебе на самом бугру за канавой стоят два вола. И вроде бы ярмом связаны. Стоят к нему мордой. Рога здоровенные! Ну как мимо них проедешь? Запорют! Остановил лошадь. Он стоит, и они стоят. Откуда, думает, здесь два быка? Ежели один мирской Демин? А другой откудова? И чего они стоят рядом? Да они и на быков не похожи. У наших рога толстые и короткие, а у энтих длинные, тонкие и ажно кверху загнутые. Ну в точности такие волы стоят, на которых татаре и дончаки к нам на базары арбузы привозят. Но ни арбы, ни упряжки... Стоят, не шевелятся. Да с нами крестная сила! - подумал дед Пеля. "Ну-ка я крест наложу". Окстился! Стоят. Тогда он молитву читать "Живые в помощь": "Господи, заступник мой еси, прибежище мое..." Как дошел до слов: "да не убоишься от страха ночного, от стрелы летящей, во тьме приходящей..." - они и растаяли. Правда, говорит, вроде бы земля тронулась, колебнулась чуток и будто вздох какой послышался. Стеганул, говорит, я лошадь - и до самых Бочагов зубами стучал.
- Да у него и зубов-то, поди, нету, - возразил Андрей Иванович. - Ему уже за сто десять лет, пожалуй, перевалило.
- Что ты, Андрей Иванович! Новые поросли. Как за сто лет перевалило, так белеть во рту стало.
- Это он, поди, десна сжевал до костей, - сказала Надежда.
И все засмеялись.
- А может быть, это клад был? - сказал Ванятка.
- Все может быть, - подтвердил Андрей Иванович. - Там старая Крымка проходит. По той дороге татаре с юга на Владимир ходили. Добра-то поувозили не перечесть. Может, какой мурза или хан второпях, при налете русских и зарыл у дороги клад. Да и позабыл, поди, место. А то и самого мурзу убили и конников его посекли. Все может быть.
- Если клад, то ба-альшой, - оживленно блестя глазами, сказал Ванятка. - На телеге не увезешь.
- Какой клад? Будет вам небылицы городить, - сказал Сима.
- Чего? - недовольно спросил Ванятка. - Ты знаешь, как дядь Егор Курилкин клад откапывал? Ну?
- Не знаю.
- Вот и помалкивай. У Екатерининского моста, под самым Любишином ему вот так же в полночь показался бык. Он его кнутовищем по холке! Бык и рассыпался. Вроде бы что-то блеснуло при луне, как бы углубление на том месте. Лопата при нем оказалась. Пока он в задке лопату искал, пока лошадь остановил, к перилам привязал... Подошел - все ровно. Нет никакого углубления. Он перекрестился, поплевал на ладони и давай копать. Он копает, а под ним что-то позвякивает и земля вроде бы осаживается, со вздохом таким... Все ух да ух! Ну, как вон снег с тесовой крыши по весне оползает. Он уж по шейку зарылся. Вот тебе, едет тройка вороных. Тпру! "Ты чего здесь копаешь? - спрашивает с облучка. - Не сумел взять словом, лопатой не возьмешь!" И так, говорит, замахнулся на меня, вроде бы не кнутом, а саблей. И я, говорит, сознание потерял. Очнулся на рассвете: лежу в овраге под мостом, и где моя телега, где колеса валяются, а лошадь траву щиплет.
- Поди, по пьянке угодил под мост, - усмехнулся Сима.
- Почему? - спросил Андрей Иванович. - Это клад не дался в руки. Могло и хуже кончиться.
- А я вам говорю - слово знать надо, чтобы клад взять, - настаивал Ванятка.
- А нам весной дался в руки один клад, - сказала со смехом Надежда. Расскажи, Андрей, как ты багром зацепил его в колодце?
- Ну тебя!
- Что за клад? - недоверчиво спросил его Ванятка.
- Да-а... - махнул рукой Андрей Иванович. - Шинкарей трясли по весне. Вот Слепой с Вожаком и надумали в колодце богатства свои схоронить. А у меня, как на грех, ведро оторвалось. Опустил я багор, щупаю... Что-то вроде зацепил. Потащу - мешок какой-то. Тяжелый! Чуть над водой приподыму - он плюх опять в воду. Мешковина рвется. Что за чудо? Изловчился я, зацепил за узел. Вытащил. Развязал мешок - а там одни медяки: пятачки да семишники. Ну, ясно, чей клад. После обеда, смотрю, - Вожак бежит с багром. Уж он буркал, буркал возле колодца... до самого вечера. А вечером ко мне приходит: "Андрей Иваныч, ты, говорят, ведро ловил багром?" "Ловил, говорю". - "А ты еще ничего не поймал?" - "Поймал деньги в мешке". - "Это наши деньги". - "А я их в милицию отнес, говорю. Мне сказали, если хозяин найдется, сообщите нам. Так что идем в милицию". Эх, как он задом от меня шибанул в дверь и наутек. "Не наши деньги, кричит, не наши!" Так и пришлось мне самому тащить к ним этот мешок с медяками. Да еще дверь не открывают. Не берут. Вот так клад!
Все дружно рассмеялись, а Царица мотнула головой и сказала:
- Нет, мужики... хотите верьте, хотите нет, а деду Пеле знамение было. Потому как он у нас самый старый на селе, ему и сподобилось. Быть туче каменной и мору великому, говорит дед Пеля. Кабы война не разразилась?
- Упаси бог, - сказала Надежда.
- Говорят, что Чемберлен нам какой-то все время грозит.
- Вота спохватилась, милая, - отозвался Андрей Иванович. - Чемберлен отгрозил свое. Теперь в Англии правит Макдональд.
- А хрен редьки не слаще, - сказал с уверенностью Ванятка.
На кровати в горнице кто-то заворочался и хриплым голосом попросил:
- Пить подайте.
- Вроде больной у вас? - спросил Ванятка.
- Сережа заболел, - Надежда встала, пошла в летнюю избу, загремела кружкой о ведро.
- Дак в больницу надо, - сказал Сима.
- Мы с ним только сеодни из лугов приехали, - сказал Андрей Иванович.
- А что ваша больница! - вступилась Царица. - Трубку деревянную приставят к брюху и слушают. Болезнь не кошка, когтями не царапает, ее не услышишь. Она дух человеческий поражает. Ее изгонять надо. Я вот послала Федьку за водой из-под трех шумов. Наговорю водицы, окроплю Сереженьку - и вся лихоманка пройдет.
- Ну, мне пора... Совсем засиделся, - Сима встал и начал прощаться. Спасибо за угощение! В Сергачеве будете - милости просим к нам.
- Сами заходите почаще! - отозвалась Надежда от кровати. - Когда на базар заедете... Когда и просто по пути.
- Спасибо, спасибо! - Сима вышел.
- Андрей Иванович, что-то мне тут не курится. Вон Сережка больной, сказал Ванятка, подмигивая хозяину. - Давай на вольном воздухе потянем.
- Пойдем, потянем.
Они вышли на подворье, уселись на завалинке, закурили.
- Актив у нас готовится, - вроде бы между прочим начал Ванятка.
- Какой теперь актив? Страда только лишь начинается.
- Будем выдвигать на индивидуальное обложение. Список уже подработан. Вчера мне Зенин показывал. Говорит - согласован в РИКе.
- Сколько человек? - без видимого интереса спросил Андрей Иванович.
- Шестнадцать душ.
- Многовато. Кто именно?
- Шесть лавочников. Молзаводчики. Шерстобитчик Фрол Романов. Колбасник. Калашники. Трактирщик и Скобликов.
- А чего Скобликова обкладывать? За то, что ободья гнет своими руками? За это?
- Ну, ты сам знаешь за что... Все-таки из бывших.
- Н-да, жаль Скобликова.
- Ему все равно этой кутерьмы не миновать. Месяц раньше, месяц позже. Какая разница?
- Помногу обкладывают?
- Кого по пятьсот рублей, а кого и на тыщу.
- Да-а...
- Ну, это еще по-божески. Вон в Тимофеевке Костылина на полторы тыщи обложили. И то, говорят, платит.
- У того лавка богатая... Мастерские.
- Я ведь тебя предупредить пришел...
- О чем? - резко вскинул голову Андрей Иванович.
- Кроме этих обложений, будут излишки начислять по сену. Это пойдет по списку середняков. И такой список тоже составляется.
- Постой, излишки начисляем мы, комсод и сельсовет... Вы не имеете права.
- Зенин говорит - будто бедноте передают такое право.
- По скольку же начисляют сена?
- Кому по тридцать пудов, кому по сорок. А тебе сто пятьдесят пудов записали.
- Кто записал? На каком основании?
- Говорю тебе, пока это прикидывают лишь в узком кругу. Основание нашли. Зинка от вас ушла? Ушла. Вот она и сделает заявление на активе свой пай по сену отдает государству. За твой счет, конечно. И с тебя его вычтут, будь спокоен.
- Да разве ж на ее паю столько накосишь? Это ж четверть всего сена! Они что, обалдели? - взорвался Андрей Иванович.
- Тише, ты не на собрании. В своем они уме или нет, я их не проверял.
- А Якуша был там... на этом самом вашем узком кругу?
- Был.
- Он что, тоже согласен?
- Говорит, раз член семьи за - у него возражений нет.
- Друг называется... Ну, погоди же! Не на того напали.
- Смотри, меня не выдавай. А то сам знаешь - по головке за такое не погладят.
- Ну, ну, давайте, старайтесь... Мать вашу...
- Ты чего на меня-то?
Андрей Иванович обернулся к нему, недовольно запыхтел:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106